я.
– Решил поинтересоваться, как я себя чувствую? Сейчас? Серьезно?
– Постой! – выкрикнул я, когда сатир развернулся и схватился за дверную ручку.
– Я лишь хотел попрощаться, понимаешь? – с разочарованием и обидой произнес сатир. Я услышал, как голос его дрогнул, но решил промолчать. Слова не шли на ум, и сатир спустя пару минут тишины вышел из комнаты, бесшумно закрыв за собой дверь.
Я провел пятерней по лицу и шумно выдохнул.
Луны лик на небосводе,
Солнца диск, он рядом с ней.
И вода не тушит пламя,
А горит его сильней.
Когда льва убьет ягненок,
А змею ее же яд,
В рай душою грешный вступит,
А невинный прямо в ад.
Я судорожно перебирал слова пророчества, силясь понять. Фея убила быка, освободив свой дар. Мулцибе́р впитал страх и отчаяние проклятых душ, отравляя собственную тем, что может вселять другим. Но ад и рай… неужели они встретились в Забвении, откуда никто не возвращался живым?..
Клерс
Лежа на кровати, я отсчитывал минуты до своего тридцатилетия. Сумраки, окутывающие комнату, больше не пугали – их темнота успокаивала, даровала надежду, которой не суждено воплотиться в жизнь. Подушка приятно холодила кожу, впитывая непрошеные слезы, душившие изнутри. Поджав колени к груди, обхватил копыта руками, всматриваясь в открытое окно, – осенний ветер срывал пожелтевшие листья с ветвей, унося вдаль, оставляя после себя лишь пустоту. Луна освещала своими лучами комнату, скользя по полу и стенам. Где-то вдалеке слышалось уханье сов, что предзнаменовало приближение полночи.
Раз. Два. Три.
Полночь. Я прикрыл глаза, стараясь унять нарастающую панику. Мне уже было тяжело ходить, взбираться на возвышенности и держать что-то подолгу в руках – мышцы ослабли настолько, что большую часть времени предпочитал проводить в постели. Оставшиеся силы потратил на спасение незнакомки в лесу, которая спала в одной постели с Мулцибе́ром за стеной. Я слышал их размеренное дыхание и шорох простыней, и это понемногу успокаивало.
Сатир, как только наступил день его рождения, в одночасье превратился в подобие живого существа – он лежал неподвижно, лишь глаза выдавали признаки жизни. Ходили легенды, что Аид проклял нас за то, что предали его и ушли в услужение другому богу. Существа долгое время были его верными рабами, которых он воссоздал из собственной плоти, заставляя выполнять роль шутов и виноделов. Аид щедро награждал каждого – по истечении тридцати лет он отправлял сатиров на землю, где позволял прожить душе воплощение в смертном теле. Мы могли любить, дышать, не задыхаясь запахами испарений и серы. Но сатиры вскоре поняли, что такая жизнь им больше по нраву, и все чаще отказывались после смерти возвращаться в услужение богу, прервав цикличность. Аид не мог использовать силу на земле, там, где властвует жизнь, и поэтому лишь с ненавистью наблюдал, как его творения покидали родные земли подземного царства и обустраивались среди живых существ.
И бог прогневался. Вобрав всю силу, на которую был способен, он проклял сатиров, обрекая тех на муки – цикличность – перерождение. Сатиры, достигнув тридцати лет, не покидали землю, они становились живыми призраками. Души, которые оказались заперты в клетке парализованного тела. Аид отказался принимать предателей обратно в подземное царство, нарекая, что сатиры могут умереть лишь тогда, когда Смерть позовет их. Но она, казалось, не торопилась прийти по их душу и забрать в Забвение, где истерзанные жизнью существа найдут покой. Сатиры по несколько десятков лет ждали зова и, не раздумывая, шли, как только Смерть появлялась в их снах или наяву. Отцу оставался еще год до распространения болезни, до которой он не успел дожить. Не знаю, то ли благодарить деву с косой, что пришла по его душу раньше, то ли проклинать и надеяться, что она испытает всю горечь потери на собственной шкуре, как когда-то это сделал я.
«Лишь тот, в ком течет кровь Смерти, способен дать вам покой. Но не каждый дарует его из благих намерений. Порой цена за освобождение может быть слишком высока».
Среди сатиров ходила молва, что в краях начал появляться незнакомец, который заключал с существами сделку и обещал долгожданное освобождение. И он не соврал. Как только пергамент был подписан кровью, сатира на следующее утро находили мертвым и обескровленным в собственной кровати – лишь иссушенное тело, сосуд для души, которая вновь вернется на землю спустя несколько лет, как только получит наставление в Забвении, какой урок от перерождения она должна вынести в этот раз. Существа боялись незнакомца, но страх перед несколькими годами агонии в собственном теле пугали куда больше. Мы заключали сделки, в глубине души надеясь, что желание исполнится: кто-то встретит любовь, кто-то станет прислуживать при Высших, но итог был всегда один – смерть.
Но за последние годы все изменилось. Сатиры, казалось, смирились со своей участью и принимали ее с отчаянием и уверенностью, страхом в глазах и решимостью в сердце. И сделки с незнакомцем стали исключением, нежели нормой. Но мы не учли одного – зверь чувствует страх на расстоянии и придет за своей жертвой. Набеги на селение стали все чаще, но в ту ночь, когда погиб отец, что-то дикое, необузданное было во тьме, которая уничтожала каждого на своем пути. От него веяло отчаянием и разочарованием, болью и ненавистью так ощутимо, что от одного воспоминания бросило в дрожь.
Никто не пытался узнать, что за незнакомец заключал сделки, какими темными силами обладал, для чего ему нужны души сатиров, которые испокон веков не представляли собой значимости.
Вздохнув, я почувствовал, как кольнуло сердце, будто в него вставили дюжину иголок. Я пытался сделать вдох, но с губ срывался лишь хрип. Схватившись за грудь, зажмурился от боли и, перекатившись на бок, рухнул с кровати, ударившись головой. В глазах помутнело, тело налилось свинцом, кости будто ломало изнутри, заставляя испытать нестерпимую боль. Сердце билось о ребра, не позволяя сделать полноценного вдоха.
Последнее, что увидел, была вспышка молнии, рассекавшей небосвод.
Глава 15
Скинь оковы сна и начни проживать путь заново.
Предрассветный час скорой встречи
Касандра
Сквозь пелену воспоминаний я вынырнула из сна, услышав раскат грома. Вдохнув полной грудью, подскочила на кровати и тихо всхлипнула, силясь понять, как оказалась в окутанной сумраком чужой комнате. На кровати лежал мужчина, чье прерывистое дыхание и глубокая складка меж бровей делали выражение его лица поистине ужасающим. Точеные черты, от которых веяло опасностью, чуть дрогнули. Прижав к груди одеяло, пыталась в темноте отыскать свою одежду, но все было тщетно. Я склонилась над мужчиной и прислушалась к его дыханию, оперевшись о грудь, через которую трепетало сердце. Внезапно незнакомец обхватил мое тело руками, прижал к себе, коснувшись губами шеи, и прошептал: «Мираж ты или настоящая?»
С силой отшвырнув от себя мужчину, рухнула на кровать и откинула одеяло, затаив дыхание. Его аура сплошь покрыта шрамами и рваными дырами, сквозь которые можно было увидеть лунный свет. Убедившись, что мужчина крепко спит, я порывисто обхватила его за шею, прижавшись своей грудью к его.
– Когда-нибудь я поплачусь за свою доброту.
Выждав несколько минут, отпрянула от мужчины и положила руки на колени, наблюдая за тем, как медленно затягивались раны. Где-то в глубине души зародилось чувство тоски, которое начало изъедать изнутри. Глядя на незнакомца, я испытала непонятные эмоции, которые пугали и восхищали одновременно. Будто узел, сидящий долгое время в душе, медленно начал развязываться. Если первые движения были порывисты и вызвали желание помочь, то сейчас мне хотелось прикоснуться к лицу незнакомца. Я просто хотела этого. Щетина приятно царапала ладонь, размеренное дыхание обжигало жаром кожу. Второй рукой я прислонилась к сердцу мужчины и прикрыла глаза, содрогнувшись, когда почувствовала небольшой разряд тока и боль в висках, от которой охнула. Пошатнувшись, будто скинула с себя морок, и обвязав тело одеялом, осторожно слезла с кровати, стараясь не шуметь. В доме все спали.
Дождь безжалостно хлестал по крыше, молния, сверкнув на небосводе, заставила меня вздрогнуть и прикрыть рот ладонью, чтобы никого не разбудить. Тенью выскользнула из крепости и побежала вглубь леса, силясь найти дорогу обратно в поселение. Но сколько бы ни блуждала, все больше терялась. Ноги утонули в грязи, накинутое на плечи одеяло не спасало от холода и промозглого дождя. Царапала кожу рук об кору деревьев. Я шла дальше, вглубь леса, откуда на меня смотрели, широко распахнув изуродованные рты, призраки, желающие полакомиться моей плотью и магией. Вспомнила, как убила быка, возжелав этого. Я могла бы убить каждого из них, если бы знала, что моих сил хватит. Взмолилась мойрам, чтобы они помогли найти выход из леса, поклявшись, что больше никогда не покину поселение. Каждый шаг давался с трудом, перед глазами все плыло.
– Что ты здесь делаешь в таком виде? Ночью.
Пошатываясь, я обернулась и увидела Йенса, который стоял чуть поодаль и сжимал кулаки. Мы не разговаривали с ним с той ночи. Несмотря на все наши разногласия, я была безумно рада видеть бывшего друга.
– Йенс, – хрипло произнесла и закашлялась.
В его глазах на мгновение мелькнуло беспокойство, сменившееся холодом. Я стояла перед ним обнаженная, едва прикрытая потрепанной тканью, подол которой был весь в грязи. Волосы прилипли к лицу и спине, вызывая неприятную волну мурашек. Вымученно улыбнулась и почувствовала, как тело, перестав слушаться, начало опадать на землю. В последний момент крепкие руки подхватили меня и крепко прижали к теплой груди. Я позволила сну унести меня в свое царство, но перед глазами стояло лицо незнакомца, которое вызывало теплый трепет в душе.
Йенс