л на виселицу, скрюченное уродливое тело протащили мимо. В душе шевельнулась жалость, я отвернулся. Странно – жалость в боевом трансе, вот Свояту прирезал с удовольствием, на гибель наёмников просто плевать, а урода пожалел. Визг прекратился.
Слово снова взял представительный. – Кто вы, и что у вас за дело к нам?
– Люди старшины вашего явились к нам грабить и насильничать! – Вынес я обвинение.
– Допустим. – Не стал он спорить. – Так кто вы? Откуда?
– Из лесу, вестимо! – я начинаю злиться. – И я сию секунду могу тут вас всех поубивать! Какие вам ещё представления, почтенные?
– Вполне достаточно! – Согласился мужик, его соратники важно покивали. – А мы городские старшины, наш общий, вечевой старшина, – он посмотрел на тело со стрелой в башке, – пока не избран, так с позволения прочих старшин, – обернулся к коллегам, те снова закивали, – я, купец Всеслав, буду говорить от имени новоградского пригорода Обвального.
Я состроил скучающую гримасу, дернул Свету за рукав. Она оборотилась от виселицы, – а?
– Держи стражников, – попросил вполголоса. Света подобралась, я приступил к переговорам.
– Всеслав, ты же не заставишь меня повторять всё сначала? Ты ж не тупой?
– Да, ты говоришь, что в какое-то – ты не говоришь, какое именно – лесное поселение явились люди нашего боярина. – Старшина вновь выразительно взглянул на труп. – Кажется, вопрос исчерпан?
– Горожане ходили грабить не единожды, – я обернулся к толпе, возвысил голос, – и вы все об этом хорошо знаете!
– Но… – попытался возразить старшина, я не собирался с ним спорить.
– Я не буду играть в слова с вашими старшинами! – Обращаюсь к народу. – Я заявляю…
Делаю паузу и, набрав воздуха, кричу. – Вы все грабители и насильники! Все до единого! Порукой моим словам мой меч! Кто из вас, мрази, осмелится оспорить меня в кругу по обычаю предков?!
Народ смутился, глухо зароптал, люди не знают, как на такое реагировать – к правде явно не привычны, да и круг, наверно, давненько не проводился.
– Что ты хочешь от нас? – в спину мне бросил Всеслав.
– То есть ты не возражаешь? – я удивлённо обернулся.
– Возражаю, конечно, – он пожал плечами, – но ты же не станешь слушать возражений. Теперь ты грабитель и насильник!
– И очень этим горжусь! – я усмехнулся.
– Гордыня есть грех большой самый. – Заговорил монах. – Ты хочешь, чтобы город признал вину? Я беру эту вину и буду молить у Бога прощения всегда!
– Хорошо, – охотно соглашаюсь, – тогда и виру платить тебе. Всем обездоленным, что придут сюда!
Монах смешался. Из толпы к Всеславу подбежал холуёк, что-то прошептал на ухо. Тот приосанился. – Ты требуешь суда богов? А сам пришёл в мирное селение и машешь мечом! Ты сказал, всякому обездоленному, что придёт сюда? Давай же подождём первого, кто войдёт в эти ворота, – он указал на ворота в тыне. – Пусть он нас рассудит! Ты согласен на такой суд?
– Согласен! – Крикнул я запальчиво. – Я поклянусь, что приму любое его решение, если вы…, – я обернулся к толпе. – Вы все! Поклянётесь принять этот суд!
Видимо, время поджимало, Всеслав, не разводя более антимоний, поднял вверх руку и проорал. – Клянусь принять решение суда богов! Клянусь подчиниться слову первого вошедшего в эти ворота!
Люди на площади нестройно завыли «клянёмся», толпа заколосилась задранными конечностями – прям как на былинном уже партсобрании.
– Клянусь принять суд богов! – крикнули мы со Светланой, я пристально посмотрел на монаха, типа – а ты?
– Мне запрещено клясться Богом, я просто говорю да. – Молвил торжественно миссионер.
Я не удержался. – А если вошедший скажет тебе отречься от Бога?
Рожу монаха перекосило, а я не унялся. – Так какого ж рожна ты сам припёрся сюда и говоришь отрекаться от богов?
Его глаза полыхнули злобой – узнал врага, родненький. Только зря затеял играться со мной в гляделки, монах отшатнулся к стене, глазки закатились, слабо ополз на пол. «Надо бы сонную проверить», – мелькнула мысль, да некстати отвлёкся на шум – толпа заволновалась, «лесные» ворота медленно открывались. Барабанная дробь… та-дам! На сцену выходит, конечно же…
Остромысл! Ну, а кто бы ещё?
Глава 25
Остромысл чуть всё не испортил – ну, надо же было так орать! Нормальный человек так точно не может, опять его колдовские штучки. Заревел, как большой академический медвежий хор. – Оружие наземь! На колени!
Значит, он вошёл, заорал, лесные ополченцы с луками уже забирались на тын, а с мечами и пиками строятся в боевой порядок для предполагаемой атаки на фактически безоружную толпу. Там же дети и женщины, а если паника!? У меня непроизвольно вырвалось. – Да что ж ты так орёшь-то?!
Остромысл замер перед строем бойцом в величественной позе полководца перед отданием решительного приказа, даже дубину свою воздёр… э… вознёс? Задрал, короче, посох и морду сделал зверскую. Городские стражники послушно положили бердыши, присели на колени, часть электората последовала их примеру.
Я кричу Остромыслу. – Дружище, тут все и так ждут твоего слова! Подойди, будь ласков!
Он опустил посох, оглянулся, Радок и Ждан вышли из строя, втроём они, стараясь сохранять достоинство, двинулись к крыльцу. Народ хоть и понял, что представление свернуло не туда, решительно желал всё досмотреть и мешать не собирался – перед колдуном и лесовиками предупредительно расступались.
Я насмешливо разглядывал побледневших старейшин, не отвлёкся даже, когда холопы утащили в покои монаха. Не повезло ему, такое пропустить! Почтенные руководители, казалось, утратили всякую почтенность – бегали глазки, полненький и, наверно, самый молодой нервно хихикал в ладошки, Всеслав беззвучно открывал рот. Наконец, в организме старейшины включился звук. – А… э… но ведь это не то! То есть то, но…
– Не это? – Подсказала Светлана. – То есть не считается?
Подошёл Остромысл с лесовиками. – Что не считается?
– Да мы тут договорились, что первый вошедший в ворота нас рассудит. – Охотно пускаюсь в объяснения. – Поможешь?
– Просто договорились? – Догадался уточнить кудесник.
– Не просто – поклялись! – Звонко воскликнула Света.
– Все клялись? – Он удивлённо обернулся к толпе. Народ безмолвствовал. Кудесник поставил вопрос иначе. – Кто не клялся – бегите в ворота, не тронем!
Тут из покоев на крыльцо вышел давешний монах – сам вышел, живучий гад! Спросил. – Правда, что не убьёте?
Ведун, недобро прищурившись, выдавил из себя. – Правда.
– Не поклялся только я, ибо мне запрещено Богом! Бог мой спасает меня! – Возвестил монах и деловито уточнил, – я могу взять свою лошадь?
Всеслав молча кивнул, мужичок в тулупе метнулся прочь, через две минуты напряжённого безмолвия привёл коня. Монах сноровисто вскочил в седло, обернулся к людям, даже руку поднял.
– Только вякни! – Угрюмо проговорила Света, прицеливаясь. Миссионер тут же нашёлся – просто перекрестился и спокойно тронулся на выход. Такого я себе даже не представлял – почти тысяча в общей сложности голов синхронно повернулись от крыльца к воротам вслед за одиноким чёрным всадником. Остромысл нарушил впечатление вопросом. – Так о чём вы хотели меня спросить?
– Да вот эти молодые люди говорят, что…, – Всеслав попробовал перехватить инициативу, да кто ж ему даст? Резко перебиваю. – Молодые люди в толмачах не нуждаются, почтенный!
Всеслав надменно оскорбился. – Но возражать-то мы сможем?
– Конечно, – я снисходительно улыбнулся, – только что ж вы можете возразить?
Всеслав купился на подначку. – Как это что? Сам город ни в чём не виноват! Отряды посылались решением старшин! Воинством командовал вечевой старшина – он отдавал все приказы! Вы убили боярина! Уже не спросишь, какие он отдавал приказы, и не в нарушение ли приказов ратники э… так поступали.
– Как поступали? – вкрадчиво спросила Света.
– Как поступали! – Отрезал Всеслав. Оглянулся на лесовиков в кольчугах и в шлемах. – Я вижу, у ратников тоже не спросить! Вы взяли все долги кровью!
– Что-нибудь добавишь? – обратился ко мне Остромысл, я покачал головой. Обернулся к Светлане, та бросила скупо. – Нет.
– Гладко глаголешь, старшина. – Заговорил Остромысл. – Только забыл ты о долге высшем, долге перед богами и родом! О долге кровном!
Он выкрикнул последние слова, невесть каким колдовством возникшее эхо понесло их над городом.
– Из-за бесчинств и поборов ваших родичей! Мы долгие лета хоронили детей и стариков, родичей наших. За то по завету предков, по воле богов пришли мы сюда всех предать смерти и место это сделать пусто! Да свершится сиё немедля! – прогремел его голос над замершими в ужасе людьми.
– Если никто не попросит за город сей. – Закончил он деловым тоном. По-моему, бездарно переигрывал, вот и Всеслав обратил ко мне спокойный вопрошающий взгляд.
– Да ладно тебе, – мне неловко, – сам же просил, чтоб поменьше жертв.
От ошарашено разглядывающих взглядов старшин я и вовсе чуть не сгорел со стыда. Ситуацию спасла Светлана, переключила общее внимание на себя. – Всеслав сказал правду. Деревни Радока и Ждана отбились от ваших ратников и взяли кровью…
– И серебром, – не преминул вставить я.
Она удивлённо на меня оглянулась, пожала плечами. – Пусть. Но сюда пришли люди, чьи дома сожгли и самих их уже гнали в холопы! Холопов полагается кормить?
Всеслав схватил её мысль на лету. – Взрослым мужам разорённой деревни от города каждому охотничий наряд, общине воинский наряд для защиты на два десятка пеших ратников…
Я поморщился, но возражать не стал – и так нормально захвачено оружия.
– Так же общине для строительства новых домов инструмент и городские мастера в помощь. На время строительства прокорм всем с города. Жёнам, детям, да старикам, покуда негде им головы преклонить, жительство по городским дворам безо всякой мзды!
Всеслав набрал побольше воздуха и продолжил с особой торжественностью. – Всё это предлагается не в откуп и не в искупление, но лишь в бескорыстную помощь людям нашего языка и обычая, попущением богов терпящим бедствия! Как дружеский жест и призыв – прекратим же кровавые счёты! – Он спустился, наконец, с крыльца, обратился к горожанам. – Подтверждаете решение? Согласны считать долг крови закрытым?