Блин, да на деревяшках я их просто отлуплю, а толку? Морских разбойников в доспехах этим не возьмешь. Время уходило на глазах, я с тоской отмечал путь солнышка по небосводу… и вот настал последний рассвет.
Глава 3
Тяжёл отцовский меч мальчишеским рукам,
Но худенькие плечи не согнутся
Под плетью уготованной рабам.
Зовёт сестра, рыдает мать – герой не смеет оглянуться.
Средь тел отца и братьев он лежал,
Из ран ужасных кровью истекая…
Ах, мама, я бы убежал,
Но не живут герои, убегая.
Родимый дом в огне, и пенится прилив
От крови красный в мареве закатном.
– Запомни эти паруса! Ты будешь жить,
Сколь не покроешь долг свой неоплатный!
Твой путь кровав, твоя подруга месть,
Нести погибель твой удел вовеки! –
Ангел смерти нёс благую весть
Тому мальчишке, выбрав человека.
Он избран и без жалости разит
Проворен и послушен меч отцовский,
Но рекам крови пламень не залить
Родного дома, жжёт огонь бесовский.
Безлюден, холоден чертог
Души его опаленной по краю,
Когда шагнул мальчишка за порог,
В ручонках тряских грозный меч сжимая.
Первую ночёвку в посёлке я не запомнил, от впечатлений вообще ни о чём не думалось, а ко второй отнёсся уже серьёзней. Мне часто приходилось слышать об «осознанном сновидении», о методиках абстрагирования от собственного тела… блин, да мне и делать ничего не надо – изначально абстрагирован дальше некуда! С этим, конечно же, нужно бороться, но и грех не использовать. Начал с насущного – с осознания предыдущей жизни Горика, будто лазил по фото-видео архивам.
Сразу получил побочку, по аналогии с воспоминаниями Горислава сознание заносило в собственную прошлую жизнь, и оно принималось осознавать то, что я старательно старался совсем забыть. В принципе, я понимал, что это объективный процесс слияния, жить гостем в собственном теле или делить себя на конфликтующие части – клиника без обжалования.
Главное, я понимал, предельно ясно осознал, что всё скоро закончится. Я ж забывал войну, неудачную любовь, приют, гибель родителей, чтобы эти воспоминания не мешали жить. Но такие уж у меня перспективы, что сейчас это может помешать жить в самую последнюю очередь, так отчего же нет? Какого икса я, собираясь на смерть, убегаю от прошлой жизни?
Горик привычно укладывался, засыпал, и я отстранённо, через восприятие мальчишки-язычника, с его простой и ясной позиции сводил счёты и раздавал долги. Наверное, я рисковал, дурацкая моя особенность в самые важные моменты «думать не о том», но всё-таки угадал верно – немного разобрался в себе и день Х встретил с чистой душой, неотягощённой виной и обидами, смог действовать спокойней, рассудочней.
Первым делом поздравил себя с обретением новой уникальной способности – обычным порядком это потребовало бы несчётных часов самопогружения или привело бы к нервному срыву, а так всё прошло быстро и во сне, не пришлось тупить и терзаться наяву.
В последнее утро проснулся, словно от толчка, от мысли «сегодня». Немного смущало, что мысль эта не вызывала никаких отрицательных эмоций, напротив – с тем же примерно чувством я встретил последний день в приюте. Было страшновато-весело, интересно и просто неприлично радостно.
Попытки настроиться на торжественный, героический лад успехом не увенчались – как со стороны отметил, что нетерпеливо приплясываю на месте, умываясь, собираясь. Вот такая я, оказывается, бесчувственная скотинка. Немного взял себя в руки лишь за завтраком, тому обязывали правила приличия, да и родные лица напомнили кое о чём.
Принял отрешённый, меланхолический вид, отвечал невпопад или совсем не отвечал и добился своего – батя с братьями собрались в кузницу, а меня и звать не стали. Сегодня изнуряющие тренировки в планы не входили, да и простился я уже со всеми… почти.
Мама велела принести воды, а потом отпустила играть. Во дворе забрался по стволу клёна, семейной гордости, на крышу сарая и предался медитации, любуясь солнечными бликами в волнах под лазоревым небом.
Главной задачей тогда я считал не настроиться на бой, а не перегореть – всё больше забирало лихорадочное нетерпение. Я и то едва сумел усидеть на месте, а пацан бы точно не смог ничего не делать и стараться ни о чём не думать, если б ему и в самом деле нечем было бы заняться.
К счастью загодя предусмотрительно стянул в кузнице нож и чурочку – в хомячестве наши с Гориком наклонности удачно сложились и усилились. Руки и мозги получили общую задачу выстрогать что-нибудь полезное, так что до обеда организм меня от медитации не отвлекал… ну, один раз спустился попить квасу и два раза в кусты сбегал. Сидел в тени клёна, строгал деревяшку, любовался небом и морем, не забывая, впрочем, бдительно следить за окрестностями.
Улицы посёлка пустовали, жители занимались обыденными делами, ребятня убежала купаться. По двору, озираясь, прошла Лана, кого-то выглядывала, этот кто-то едва удержался, чтоб не спуститься к ней с крыши. Она ушла, наверное, играть с подружками. Шоркал ножик, жужжали мухи, сонно ляскали пастями псы – так и запомнились мне мгновения ожидания.
Тени съёжились, стало ощутимо припекать, Горика позвала с крыльца мама. Я критически оценил, что у него получилось выстрогать, в целом одобрил. Шустро спрятал деревяшку за пазуху, ножик сунул в рукав, подвязал тесёмкой. Почти без задержки спустился во двор, мама не успела рассердиться. Велела отнести в кузницу отцу и братцам обед.
Я подхватил корзину, выскочил в калитку и припустил по улице. Энергия требовала хоть какого-то выхода, да и не хотелось драться ни с кем из деревенских ребятишек, а подраться едва не пришлось – мальчишки гурьбой возвращались с купания, заметили меня, что-то припомнили и бросились вдогонку.
«Система» услужливо выдала информацию, кто за мной бежит, почему, в смысле за что, но я сразу «свернул» сообщения и бежал без оглядки, не реагируя на обидные крики и улюлюканье. Никого лично не собираюсь помнить, мне вполне хватает родных.
Убежал легко, даже не запыхался, при приближении к кузнице погоня резко сбавила темп и вскоре остановилась в раздумьях – как бы самим не пришлось удирать. В кузне батя с братьями ещё не закончили работу, я в обеденной пристройке смахнул со стола пыль, расстелил полотенце, разложил луковицы, редьку, поставил котелок с кашей да крынку с квасом. Только управился, подошли работники.
Извинился, дескать, есть срочное дело дома, и попросил братьев немного проводить. Парни с понимающими улыбками вышли на дорожку и, сложив ручищи на груди, смотрели, как я с независимым видом прошёл мимо ребят, которые «тут просто гуляли случайно». В посёлке прибавил ходу, не сомневаясь, что ребятишки «случайно гуляют» за мной следом в надежде на мою самоуверенность, да и самим уже было пора обедать.
Дома, как и рассчитывал, пообедал вместе с мамой и сестрёнкой. Та же каша, овощи, квас. Под конец трапезы «закапризничал», типа «что это мы всё без малины, да без малины, так и зубы выпадут».
Мама удивлённо вздёрнула брови, такого сынок в её присутствии себе никогда не позволял. Лана ехидно заметила, что малинка рядом совсем, как в лес зайдёшь, по медвежьим следам сразу найдёшь.
Я со вздохом вынул поделку Горислава, парень очень старался – при определённой фантазии в фигурке можно узнать человечка с дудочкой в руке, прижатой к груди. Или с палкой… или моржа с одним клыком – если б сам не строгал, ни за что б не догадался. Протянул Лане, сказав, что это для неё, всё что могу, мне вообще пора упражняться с отцовским мечом.
Сестрица с интересом разглядывала игрушку, заметила, что если раскрасить, может получиться красиво. Но за малиной идти одной совсем не хочется и страшно. Я загадочно скосил глаза на двери, а вслух грустно согласился, – ну, нет, так нет.
Поблагодарив маму, вышли, во дворе Лана требовательно посмотрела мне в лицо, я поманил её рукой, – пойдём.
Под клёном не сразу нашёл заветное место, выкопал заветный стеклянный шарик, незаметно стыренный у заезжих купцов. Бусы рассыпались, и Горик, удачно оказавшись в нужном месте, со всеми бросился собирать на пирсе стекляшки. Бусы собрали и дорого продали – купцы недостачу драгоценных шариков не заметили.
Дал подержать Лане сокровище и обратно зарыл, заявив, что она получит шарик за полный туесок малины.
– А это задаток. – Я вынул из рукава нож и протянул сестрёнке. Она сноровисто убрала его в рукав, потянулась ко мне, чмокнула в щёку! Резко обернулась, метнулась к дому. Я успел крикнуть вслед. – Одна не ходи, позови подружек!
Мог и не говорить, ясное дело. На душе немного посветлело – по моим расчетам девчата должны задержаться в лесу до нападения, если не совсем дуры, возвращаться побоятся, а дальше… посмотрим. На подземный ход надежда слабая, да и нет резона про него рассказывать, всё равно толком объяснить никак не получится.
Я сходил в дом за мечом и вышел на улицу. Даже с завязанным оружием на плече я мог не опасаться мальчишек, ребята хорошо понимали, что за штуку несу. Оружие погибшего воя священно, сам я могу быть каким угодно засранцем, его память неприкосновенна.
Пацаны встретились за три дома, я опустил голову. Пусть думают, что мне стыдно, да пусть думают, что хотят… только бы никого из них не видеть! Я неспешно загребал ногами пыль с улицы, вокруг смолкали разговоры.
На вечевой площади в тени клёнов присел прямо на траву, положив меч на колени. В отдалении маячили неподвижные фигурки мальчишек, они ждали от меня чего-то. Уходили минуты, сердце ударами отсчитывало секунды, пытаясь задержать мгновенья – туки-так, так… так…
Воздух дрогнул и поплыл перед глазами с первым взвывом. Я видел собачий вой как языки чёрного пламени до неба. Рот наполнился знакомым послевкусием – резким, металлическим. По жилам, воспламеняя, пробежал жар, тело низко з