Деревянное сидение врезалось в поясницу. Ноги окаменели и отяжелели. Кошачий взгляд сжигал дотла не только тело, но и мысли. Миа не верила ни единому слову хозяйки имения. Анацеа относилась к ней со всей предвзятостью, и отрицать это уже не имело смысла. Понять бы ещё, почему.
– Я не делала этого, – Миа вздрогнула, – и повторю десять тысяч раз то же самое.
– Миа, я хочу, чтобы ты знала, – Анацеа на мгновение отвела взгляд. – В любом доме принято уважать хозяев и выполнять их просьбы. Давай будем честны друг с другом. Поверь, я не хочу, чтобы ты меня боялась. И меньше всего желаю, чтобы ты считала меня своим врагом.
– Что вы говорите?! Да вы всё для этого и делаете! – вскрикнула Миа, потеряв терпение. – И на Совете, и сейчас! Хотела бы я…
Кантана легонько пнула её под столом, и Миа захлопнула рот. Едва уловимый запах тлеющей ткани разбавил спёртый жар столовой. Хоть в чём-то эта выскочка оказалась права. Ещё немного, и дом заполыхает. И не факт, что от переизбытка эмоций.
– Я не прошу многого, – продолжала Анацеа, совершенно не отреагировав на выпад. – Просто будь честной.
– Но я-то ничего не поджигала! – Миа боялась, что стыд зальёт краснотой щёки. Но, так или иначе, успокаивала себя тем, что говорила правду. Она не имела цели устроить поджог. Просто так получилось. – Даже в мыслях не было такого. Я тоже не прошу многого. Просто дайте мне жить той жизнью, что и раньше. Без магии, дурацких поездок на Совет и ложных обвинений.
– А кто тогда это сделал? – Анацеа снова отпила отвара. – Я?
– Мне ли знать…
– Это я, – раздался знакомый голос из проёма, соединяющего гостиную со столовой. – Я хотел сразу сознаться вам, госпожа, но не смог решиться.
Миа развернулась, пытаясь соотнести тембр с внешностью. Одновременно барабанные перепонки пронзил карикатурно-громкий вздох Анацеа. В проёме, опираясь на косяк, стоял Азаэль. Подобие крыла торчало из-за плеча, как штык. Выглядел нефилим таким виноватым, словно его слова были правдой.
– Я собрал листья в кучу, как и обычно, и поджег их, – продолжал он исповедь. – Думал, что поляны хватит по ширине. Но огонь перекинулся на траву, а затем – на стволы. Это моя оплошность, сознаюсь.
Миа охнула. Спасение пришло внезапно и ниоткуда. Знать бы, как следует поступить после такого лже-откровения: взять вину на себя, или промолчать, подставив Азаэля?
Впрочем, можно воспользоваться ситуацией. Она же его ни о чём не просила.
– О таких вещах надо говорить сразу, Азаэль, – Анацеа выстрелила строгим взглядом из-под век. – Из-за твоей нерешительности я ненароком обвинила бедную девочку.
– Я боялся наказания, – нефилим артистично развёл руками. Миа даже начала верить ему, почти забыв о том, кто невольно учинил весь беспорядок.
– Наказание последует, – Анацеа снова принялась за еду, – будь уверен. А пока – ступай. На сегодня всё.
– Благодарю, – сухо вымолвил Азаэль.
Нефилим развернулся, показав два поникших крылышка. Шаркающие шаги отдалились, превратившись в едва слышимый шорох. Хлопнула дверь, прогнав в столовую волну воздуха. Пламя свеч под потолком затрепетало в плену металлических чаш.
Анацеа опустила взгляд и принялась размешивать травяной отвар. Миа, поймав своё искажённое отражение в надутом бокале, кашлянула. Произошедшее всё ещё не укладывалось в голове.
– Говорила я тебе, мама, что ты не права, – снова вмешалась Кантана. – Но в этом доме не принято слушать младших.
– Ешь, Кантана, и не вмешивайся не в своё дело, – голос Анацеа был спокоен. – Что за глупая привычка оставлять всё на тарелке?
– Прошлогодние платья не сходятся в талии, – Кантана недовольно звякнула вилкой.
– Расставишь вытачки. Сошьём новые. Ешь.
Кантана принялась старательно отделять поджаристую корочку от куриной грудки. Запечённое мясо сочилось густым бульоном. До чего же глупый поступок оставлять такой кусок на тарелке! Миа недовольно проглотила слюну, глядя на остатки былой роскоши на своём блюде.
Тишину столовой нарушало лишь мерное потрескивание пламени и стук приборов. Миа возила вилкой по тарелке, вычерчивая узоры в разводах соуса. Казалось, что старшая Бессамори проглотила за обедом язык. Впрочем, оправданий Миа и не ждала.
– Прости меня, Миа, – наконец, проговорила Анацеа, словно прочитав её мысли. – Мне следовало сначала разобраться во всём, и лишь затем искать виноватых. Видят Покровители, насколько мне неловко сейчас.
– Я уже привыкла быть здесь козлом отпущения, – буркнула Миа и тут же затихла, поймав очередной пинок от Кантаны.
– Так или иначе, – продолжала Анацеа, снова проигнорировав дерзость, – мы должны обучить тебя навыкам контроля. Я уже нашла тебе учителя. Кроме того, с завтрашнего дня ты будешь посещать Наставню вместе с Кантаной. Пока – как слушающая, ведь тебе нужно восполнить пробелы. Потом я договорюсь, чтобы тебя пропустили на закрытые занятия. Я вижу, ты умеешь читать и писать, а этого более чем достаточно.
– Наставню?! – фыркнула Миа. Отражение, запаянное в стенке бокала, дрогнуло и пошло волнами. – А это обязательно?
– Там очень интересно, Миа, – попыталась приободрить её Кантана. Она опустила ладонь на запястье Мии и сжала его. – Я буду рядом! Вот увидишь, всё у тебя получится.
Миа брезгливо отдёрнула руку. Смуглые пальцы Кантаны обжигали, как калёное железо. От ободряющих слов юной Бессамори легче не становилось. Вообще.
– Почему меня нельзя просто оставить в покое? Просто дать мне жить, как живётся? Запечатать дар, который мне не сдался… Я просто хочу быть обычным человеком!
Анацеа отложила вилку и вздёрнула подбородок. Огоньки свеч расплескались в её волосах глянцевыми отблесками. Она долго смотрела на Мию искоса: вкрадчиво, задумчиво, словно боясь ранить словами. Когда её губы разомкнулись, холодок пробежал по спине, ввинтившись в позвоночник острым штыком.
– Потому что ты – не обычный человек, Миа, – голос пронёсся над комнатой, зависнув под потолком. – Ты – Длань Покровителей. Ты нужна Совету, и сейчас – больше, чем когда-либо. Может быть, от твоего дара зависит будущее всего Девятого Холма?
Всхлип протаранил нагретый воздух.
6
Сетчатые тени неуклонно ползли к западу и насыщались багрянцем. Рынок остался позади. Ликующий гул толпы едва долетал сквозь полосу деревьев. Голоса сливались в неразборчивую какофонию, к ним примешивались звуки улиц: шарканье шагов, поскрипывание редких повозок, перестук ставней. Пахло мясом, жаренным на углях, и уксусом. Даже ветер казался особенным на вкус. Такого не увидишь и не услышишь в Иммортеле…
Иммортель. Был ли он? По плечам Нери побежали мурашки, концентрируясь браслетами у манжетов рубашки. Здесь, на старых улочках Девятого Холма, купаясь в накалённом вечернем багрянце, он был готов поверить в то, что прошлая жизнь – всего лишь видение! Диссоциация, не иначе! Мысли в голове остановились, оставив вместо клубка образов выщербленную пустоту. Пытаясь прогнать наваждение, он посмотрел на Венену. Она оказалась вполне реальной, и тут же ответила добродушной улыбкой.
– Чуть не заснул на ходу, – попытался оправдаться Нери.
– Видать, гонял тебя мясник, как Разрушителям и не снилось! Он может!
– Не знаю, что там снится вашим Разрушителям, но подниматься в пять утра – это сущий кошмар! – пролепетал Нери. – Даже если бы мне предложили богатство и беспечную жизнь до конца дней моих, за то, чтобы подниматься к этому часу ежедневно, я послал бы всех подальше.
– Это было бы опрометчивое решение.
– Брось! Я бедный, но гордый!
– Может, сразу к делу перейдём, гордый ты мой? Так зачем я тебе, Нери? – Венена склонила голову, и искры солнца рассыпались в её локонах.
Вопрос обескуражил ещё сильнее. Слова застряли в горле. Неловкость вернулась, задрожав на кончиках пальцев. И что ответить ей? Сознаться во всём? Он был бы рад, но не знал, чем это чревато. Вдруг ей вздумается воспользоваться его доверчивостью? Слишком уж часто выходили ему боком патологическая честность и неумение вертеться в мире, где все живут по диким законам.
– Нужно достать кое-что, – выпалил Нери первое, что пришло в голову. Оставалось надеяться, что ложь получилась достаточно правдоподобной, и эмоции его не выдадут.
Молчание сделало воздух густым. Скрип колёс и перестукивание каблуков неожиданно показались громче и отчётливее.
– Так бы и сказал сразу, – в голосе Венены слышалось разочарование.
– Ты расстроена?
– Немного обескуражена, – призналась она. – Я-то думала, что на меня покушение подготовлено. И ради этого ты мчался за мной через лес? Прыгал с колесницы на ходу?
– Просто это, – Нери почувствовал, что краснеет, – очень важно для меня. Я хорошо заплачу…
Ещё одна глупая ложь. Венена может заломить несоизмеримую сумму. И откуда он возьмёт деньги? Стащит у Кантаны?! От одной мысли о том, что придётся копаться в вещах юной Бессамори, а уж, тем более, воровать, Нери передёрнуло.
– Достааааать? – вопросительно растянула Венена, смакуя его смущение.
Двухэтажные дома грубой кладки убегали назад, стягиваясь узким коридором. На горизонте они смыкались, целуя друг друга фасадами. Полотно неба падало на крыши, как палантин. Неожиданно захотелось развернуться и убежать прочь, тараня себе дорогу по незнакомым местам… В город, пути в который не было из этого мира. Или сразу в небытие.
Нери с трудом заставлял себя переставлять ноги. Как, впрочем, и открывать рот. Слова по-прежнему не шли, рациональные мысли – тоже. Нери плохо умел врать. Столь же плохо, как и пить.
– Так что достать тебе? – неожиданно отозвалась Венена.
Мимо процокала на каблуках богато одетая дама, увешанная кулонами и цепочками. Она тащила за собой на поводке белую кошечку: настолько же хилую, насколько она сама была крупной. Барышня искоса посмотрела на спутников, словно спрашивая, что они здесь забыли. Камни в бижутерии блеснули ярко-зелёным. Цветом душистого мха, вобравшего в себя аромат грозы. Цветом морских водорослей, оставшихся на берегу после отлива.