Слезы, радость. Полет, легкость. Она в нем, он в ней. Остаться бы так навсегда.
– Мы увлеклись, – Иван смущенно кашлянул где-то возле ее уха. – Прости, приподнимись. Я еле сдержался. Думаю, будет лучше, если ты ляжешь на спину.
А потом – как плетью.
Он, задыхаясь, пробормотал:
– Повезло Андрюхе.
– Повезло Татьяне, – прошептала она, думая, что лучше бы Ваня ее ударил, это было бы не так больно.
Прощать его просто. Быстро. Он вжимает ее в постель, двигается. Все снова загорается, кружится. Исчезает…
Еще никогда Ирина так хотела не забеременеть. Тогда бы все повторилось. Но через три недели ее затошнило. Андрей был на седьмом небе от счастья, а ей… ей мечталось о жизни с Иваном. Было очень сложно понять его холодность, равнодушие, безучастность. Как же так, думала Ирина, я ношу его ребенка, а он не хочет со мной жить.
А потом до нее все же дошло. Действительно, только просьба любимой жены. Вот и все. А ей нужно обо всем забыть. Так будет проще.
Когда родился Костя, Ирина все же надеялась. Вдруг… там, за окнами… Темные волосы, карие глаза, тонкий профиль. Иван…
Под окном прыгал от радости Андрей. И она смирилась. Даже когда Танюша погибла, мыслей о сближении больше не возникло. Было – и прошло. Надо жить дальше, играть теми фигурами, которые есть.
Безумие повторилось совершенно неожиданно. Когда Андрей стал видной фигурой на политической сцене, многое в жизни пришлось менять. Он должен был контролировать каждый шаг, каждое знакомство. Но все же живые люди. Какому мужику не хочется хотя бы иногда надраться вдрызг, попариться в баньке, сигануть нагишом в прорубь? И чтобы в газетах наутро – ни строчки. Андрей особенно сблизился с Корендо, так как только от Ивана можно было не ожидать никаких неприятных сюрпризов.
И вот Андрей, напившись до поросячьего визга, заснул в гостиной. Иван был ненамного его трезвее. Ирина убирала посуду, когда его ладони опустились на талию.
– Наташа, – прошептал Ваня и поцеловал ее в затылок.
– Иди спать. Я не Наташа, – рассмеялась Ирина. – Надо меньше пить.
Его руки переместились под свитер, погладили грудь.
– Наташа, пойдем в спальню. Я так соскучился…
Ему не надо было делать много вещей. Целовать затылок, будить соски, сжимать ягодицы. Прижиматься к ее бедрам набухшим от возбуждения членом.
– Пошли, милый. Я тоже по тебе скучала. Ты даже не представляешь себе, как сильно, – прошептала Ира.
С ним стало еще лучше.
Утром он озабоченно отозвал ее в сторонку.
– Ирка… У меня на брюках твои волосы.
– Я лежала у тебя на коленях.
– Ир… Я соврал… Они не на брюках. Совсем не на брюках. Было что-нибудь?
Она кивнула.
– Прости. Я пьяный был. Но ты, ты же не пьешь!
После этого случая с ним что-то произошло. Когда он напивался, то всегда звонил ей на сотовый. Проклиная себя всеми словами, Ирина быстро собиралась и летела к Ивану. Самолюбие и совесть не перевешивали безумную страсть.
…«Ладно, – подумала Ирина, отставляя бокал. – Не надо забивать голову всякими глупостями. Может, Иван выбросил гребень перед визитом очередной подружки».
Без уволенной заблаговременно домработницы – в ходе предвыборной кампании никаких мелочей не бывает – Ирина Львовна совсем сбивалась с ног. Это только кажется, что домашнее хозяйство не отнимает много времени, что есть бытовая техника. Она облегчает жизнь, это да. Но все равно дел много.
Достав мясо и положив его в микроволновку размораживаться, Ирина отправилась в спальню. Давно пора сдать костюмы Андрея в химчистку. Внешний вид политика должен быть безупречен.
Она достала пару вешалок с костюмами, положила их на постель.
А потом закричала.
Из кармана то ли брюк, то ли пиджака выскользнул массивный гребень от Сваровски.
«У ноября проснулась совесть, – подумала Лика Вронская, изучая из окна номера посеревший тающий снег и дымку молочного тумана. – Ему стало стыдно, что он такой студеный. И он расплакался. Окончательный кирдык моим замшевым ботинкам. Как же я ненавижу такую погоду!»
Она спрыгнула с подоконника, подтянула сползающие джинсы.
«Ерунда, – решила Вронская, – что при отказе от никотина бывшие курильщики поправляются. Или у меня все не как у людей. Или лазание по деревьям куда эффективнее спортзала».
При воспоминаниях о Кирилле Богдановиче она брезгливо поморщилась. Утром почти забылось обаяние его глянцевой мордашки. А секс перед камерой так и стоял в глазах. От этого почему-то хотелось выстирать и прополоскать собственную душу. Видимо, шок от знакомства с современными музейными сотрудниками оказался для Ликиной психики слишком тяжелым испытанием. И она еще больше укрепилась в своих подозрениях. От типчика, который утром говорит о высоком искусстве, а вечером снимается в порно, можно ждать чего угодно.
Бросив взгляд на часы, Лика горестно вздохнула. Она спящая курица, однозначно. Если вчерашний знакомый, сотрудник уголовного розыска Николай Жигалевич, человек пунктуальный – он уже пять минут кукует в холле гостиницы. Приглашать его в номер с учетом явной любвеобильности Лика не стала. Бегай от него потом, ругайся, портя вроде складывающиеся дружеские отношения.
Захватив рюкзачок, Вронская захлопнула дверь номера и заторопилась по длинному, устланному красной дорожкой коридору.
Но холл гостиницы оказался совершенно безлюдным. Потомившись пару минут в кресле у низенького столика, Лика решила позавтракать в ресторане, откуда явственно доносился запах гречневой каши.
Она расправилась с кашей и сосисками, выпила две чашки кофе, потом попросила симпатичную официантку принести сок и шоколадку. Сладкое лакомство не помогло совладать с закипающим раздражением. Жигалевич все не появлялся.
«Неужели было сложно позвонить! – со злостью думала Вронская. В вопросах времени ее педантичность доходила до маразма, после пятнадцатиминутного опоздания она была готова растерзать любого, а Николай опаздывал уже на полчаса. – Похоже, в этом городе, как на Востоке, никто никуда не торопится!»
Увидев появившегося у входа в гостиницу сотрудника милиции, Лика пулей вылетела из ресторана.
– Соскучилась? – Николай хитро прищурился. – Это хорошо, у меня сегодня квартира свободна. Хотя зачем нам моя квартира. Твой номер ближе!
– Я тебя урою, – зарычала Лика, с трудом сдерживая желание залепить Коле пощечину. – Ты со следователем говорил? Что нового?!
– Ну ты тигрица!
– Урою!
– Эх, – Николай обиженно нахмурился. – По делу так по делу. Короче, не верит Олежка в причастность Кирилла.
– Это еще почему?
– Лик, Кирилл с Юрием в одной комнате в общаге жил. Ты понимаешь, что это значит?
– Нет.
– Да он был в курсе всех планов Петренко. Они вместе жили, вместе работали. Если бы Богданович имел на картину какие-то виды – ему проследить за соседом было бы проще пареной репы. Проследить, украсть. А не мочить в своей же комнате. Не было у него резона череп приятелю проламывать. Не было.
– А вдруг они поругались?
Жигалевич пожал плечами:
– Я уточнял. Олег говорит, свидетели ничего не слышали. Их комната на первом этаже, Юрий через окно к себе перемахнул.
– А Кирилл что, не мог этого сделать?
– Его джип тоже никто не видел.
– Ну он же не дурак, планируя убийство, на своем авто к общаге подкатывать!
– У него алиби, Лика. Он был дома у девочки-студентки, гулял с ее собакой, свидетелей масса.
Лика с досадой закусила губу. Да что же это такое, похоже, у опера одна цель в жизни – защищать Кирилла Богдановича.
А тот лишь подливал масла в огонь:
– Олежка пытался проверить его на предмет причастности к московскому убийству. Что оказалось. Железнодорожных и авиабилетов он не покупал. Его машина неделю была в ремонте, в том числе и в тот день, когда убили вашего антиквара. Конечно, он мог воспользоваться другим автомобилем. Этот вопрос сейчас прорабатывается.
– Он ангелочек, – пробормотала Лика, нервно покачивая ногой. – Ангелочек. Трахающийся перед камерой!
Николай горько вздохнул.
– Вот здесь облом. Олег говорит, что только за изготовление такой продукции даже задержать нереально. Нет состава преступления, ничего не докажешь. Он от всего откажется. Скажет, что нравится ему любовь втроем. Это же не криминал! – расстроенно воскликнул он. – Сажают за незаконное распространение. Но тут еще надо выяснять. Если Кирилл к распространению непричастен, с него вообще взятки гладки. Ситуацию будут отслеживать. Только я тебя умоляю. Ты больше не следи за парнем. Поверь, у нас есть кому этим заниматься.
– Все у вас есть! – едко заметила Лика. – И трупы, и менты, и снимающиеся в порно сотрудники музея. Нет только ни одного подозреваемого!
– Ошибаешься…
С победным выражением лица Николай пустился в объяснения. Вчера вечером к Олегу приходила женщина-вахтерша. И она обратила внимание вот на какой факт. Раньше возле общежития практически каждый день появлялся пьяноватый мужик в тельняшке. По виду – бомж бомжом. Он собирал бутылки. Общежитие большое, много молодежи. Вахтерша неоднократно видела, как через пару часов рыскания по окрестностям бомж уходил с двумя битком набитыми сумками. После убийства Петренко этого мужчину вахтерша не видела. Пару дней все вокруг было завалено бутылками. Новое поколение выбирает не пепси, а пиво. А вчера, увидев другого бомжа, собирающего посуду, женщина вдруг связала все эти факты.
– Я почему опоздал. Морозы же стояли. Бомжи в первые заморозки мрут, как мухи. После каждой ночи по пять-семь трупов находим, для нашего города это много. В общем, Олег с женщиной в морг поехал. Думал, может, опознает кого.
– И что?
– И ничего. Того, в тельняшке, среди них не было. Правда, недавно похоронили партию вот таких ребят. Следователь сказал, что будет запрашивать информацию, в чем были одеты похороненные бомжики. Хотя, конечно, ненадежно это все. Наверное, эксгумацию придется проводить, брр! – Николай брезгливо поморщился. – Ну и в розыск объявили этого тельняшечника. На всякий пожарный.