– Он лукав и умеет плести паутину. В том числе и словесную.
Сара откинулась на спинку скамейки. Утренние лучи, проливаясь сквозь листву жидким золотом, освещали лицо пожилой женщины, и оно казалось моложе. Глядя на нее сейчас, легко было представить Сару маленькой девочкой или юной девушкой.
– Это древнее существо, за время своей жизни хорошо изучившее человеческую природу. Он прибыл из Нижнего мира, с родины нечестивых. Его отца зовут Абдусциус – демон, вырывающий с корнями деревья. В христианской демонологии он считается демоном высшей касты, управляющим легионами ада. Ужасы, которые он творит, неисчислимы. Когда Абдусциус является на Землю, он несет с собой смерчи и ураганы, которые сеют разрушения, убивают сотни тысяч людей. Имени его сына, того самого Дядюшки, никто не знает. Возможно, ему и вовсе не давали никакого прозвания. Зато у него есть важная миссия: он ищет таких, как мы, и пытается помешать нам делать, что предписано.
– О чем вы? Я не понимаю, что вы хотите сказать.
– Имей терпение, милая. Всему свое время. Так вот, он занят поиском, скрываясь при этом сам, стараясь, чтобы о нем знали так же мало, как и о предмете его изысканий – о нас. Все это область тайных знаний, постигают их лишь те, кто был призван. – Сара улыбнулась. – Я понимаю, пока сложно разобраться. А представился он тебе именно Дядюшкой, потому что в древнегерманской мифологии – в единственном источнике, который вскользь упоминает о существовании этого чудовища, – его называют «Фетиро», то есть «дядя». Там сказано: «Фетиро не друг и не брат сущим. Подобно черному псу, идет он по следу, ищет плачущих и повергнет живущих в пучину, заставит лить кровавые слезы».
– Впечатляет. Но почему я должна верить вам? – Кристина нервно покусывала губы, хотя ей казалось, что она давно избавилась от этой привычки. – Откуда мне знать, что вы не врете, как этот… – Она щелкнула пальцами. – Фетиро. Где доказательства?
– Я расскажу тебе еще кое-что. Тогда многое станет понятнее.
– Слова, слова… Сказать можно все, что угодно. Он говорит, что вы слуги Сатаны, а вы – что он сын демона. Дядюшка показал мне пустую могилу, я собственными глазами видела, что тела в ней нет. А еще он говорил про Плачущий лес. Поверить невозможно во всю эту ересь!
– Невозможно, а все-таки придется, – сухо сказала Сара. – Про лес Фетиро не солгал. А что до всего остального – будут тебе доказательства. Ты сказала, мы заманили вас сюда. Это не так, ты ошибаешься. Дядюшка наврал тебе. Никого мы не заманиваем. Каждый, кто живет здесь, в свое время был призван. И Филип, и Райко, и твоя мать. И я.
Кристина напряженно слушала.
– Я была счастливой новобрачной, любила своего мужа и собиралась прожить с ним всю жизнь, родить детей. Но однажды ночью к нам в дверь постучали. Он пошел открывать, и я услышала внизу голоса. Муж говорил с кем-то. Я хотела дождаться его, но заснула и проспала до утра. Мне снился тревожный сон: я стояла на высоком берегу и смотрела вниз, на реку. Сначала вода была прозрачной, но потом вдруг стала красной, и я поняла, что это кровь. Хотела убежать, но не могла, так и смотрела на кровавую реку… А когда проснулась и открыла глаза, мужа не было рядом. Я обыскала весь дом. Мужа нигде не оказалось, и больше мне не суждено было увидеть его живым. – На глаза Сары набежали слезы, и Кристина почувствовала, как сердце кольнула жалость. – Тогда я поняла, что очень часто все вокруг не то, каким кажется…
Глава семнадцатая
…Совсем не такое, как мы думаем. Вещи, люди, события чаще всего скрывают свою истинную сущность, не стремясь ее обнажить. Прячут правду за внешним обликом – лживым, неверным.
Сара думала об этом, лежа на кровати, которая еще совсем недавно была счастливым брачным ложем, а теперь стала холодной вдовьей постелью.
Самым страшным было даже не то, что случившееся никак, при всем желании, нельзя было изменить, исправить, а то, как быстро все произошло, насколько стремительно изменилась ее жизнь, казавшаяся такой благополучной и полной надежд.
Будущее напоминало бабочку с яркими крыльями. Вот она сидит на цветке, ты любуешься ее красотой и совершенством, хочешь поймать, подкрадываешься тихонько, держа сачок наготове… А бабочка делает легкий, почти незаметный взмах крылом – и улетает. Ты следишь за ней взглядом, но полуденное солнце слепит глаза, и ты теряешь ее из виду, понимая, что больше никогда не удастся не то что поймать бабочку, но даже просто полюбоваться ею.
Не успела пожить. Не успела насладиться счастьем. Не удержала его. И второго шанса не будет.
Когда Саре было тринадцать, она за компанию с подружкой пошла к ворожее, что жила на краю соседней деревни. Ничего спрашивать не собиралась, да и не верила в колдовство. Но старуха сама подошла к ней, заглянула в глаза и сказала:
– Зря на жениха гадаешь, зря ждешь. То, что дадут, скоро отберут. Не видать тебе ни мужа, ни сына, ни дочери. Видно, для другого ты явилась на свет.
Слова ворожеи выветрились из памяти, молодость забывчива. Вспомнила о них Сара в день свадьбы. Вспомнила – и горделиво улыбнулась красивой девушке в белоснежном наряде, которая смотрела на нее из зеркала.
«Что, старуха, съела?»
Теперь, когда белое сменилось черным, Сара никак не могла выбросить предсказание из головы. Оно крутилось в мыслях, как кладбищенские вороны кружат над свежими могилами.
Муж, пропавший той ночью, обнаружился спустя три дня. Вернее, не он, а то, что от него осталось. Драган хотел убежать от судьбы, избежать расправы, но ничего не вышло. Его тело, разрубленное на части, засунули в мешок для кукурузы и выбросили ночью возле дома.
Сара сама нашла его, выйдя рано утром на крыльцо. Земля под мешком потемнела от крови. Когда Сара подошла ближе, то увидела рой мух. Они взвились вверх, сердито гудя, а потом снова опустились на мешок.
Она не стала открывать его – и без того догадалась, что там. И в обморок не упала, хотя больше всего на свете хотела заснуть и никогда не просыпаться. Но в забытьи ей было отказано. Сара все перенесла на ногах, не теряя рассудка: и подготовку, и похороны, и поминальный ужин.
Некому было поддержать ее, обнять, утешить. Сара осталась сиротой: родители давно умерли, и она привыкла заботиться о себе сама. Потом появился Драган, и все изменилось, но ненадолго.
Сара лишь недавно перебралась вслед за мужем в этот поселок, к тому же вся ее жизнь была сосредоточена на любимом, так что подругами и приятельницами она не обзавелась. Соседки помогали по хозяйству, так уж заведено, но особой теплоты к Саре не испытывали. Да и никто не испытывал.
Теперь, когда не стало Драгана, который заслонял Сару от всего мира, все прояснилось; сделалось понятным то, что прежде вызывало недоумение и горечь.
Его лучший друг Йован – тот, кто пришел ночью предупредить Драгана об опасности, – рассказал ей многое. И то, что узнала Сара, выжгло часть ее души.
…Драган был хорош собой, он с одинаковой легкостью пел песни, работал по хозяйству и разбивал девичьи сердца. Многие девушки втайне лелеяли надежду на взаимность и ждали от него брачного предложения. Но Драган не спешил связывать себя узами брака, он был свободолюбив, как ветер, – и умчался на поиски приключений.
В желанном прекрасном Белграде было все то же: работа, песни, девушки. Он влюбился в албанку по имени Манджола, что значит «магнолия», и ему показалось, что это редкий цветок, на который ему хочется любоваться вечно. Она училась на медицинскую сестру, Драган работал на стройке. Влюбленные были счастливы, но прошла весна, а вместе с нею увяла и его неверная любовь: облетела, как розовые лепестки магнолий. То, что Манджола носила их ребенка, ничего для него не меняло.
Банальная, тысячи раз повторенная и прожитая разными людьми история. Драган вскоре уехал в родной поселок, потом встретил Сару и позабыл про Манджолу. Опозоренная, с разбитым сердцем, под которым шевелился внебрачный младенец, Манджола вернулась домой – отец привез ее, хотя она не хотела возвращаться.
Произведя на свет ребенка, который перестал дышать через десять минут после появления на свет, Манджола умерла, и лишь перед лицом смерти призналась, кто его отец.
– Надо быть полным кретином, чтобы связаться с албанкой, да еще и поступить с ней так, как Драган, – говорил Йован, сидя на кухне Сары. – Пятидесятые на исходе, а у этих дикарей до сих пор в ходу джакмарья – кровная месть. Отец и братья Манджолы винили Драгана в смерти девушки и ребенка, к тому же он еще и совратил ее. Они, говорят, всех родственников вырезают, но мать Драгана уже умерла, а ты не кровная родня. Были бы у вас дети… – Он осекся. – Забыть, простить у албанцев считается позором. Это самое страшное бесчестье и неуважение к памяти умершего.
– Мой муж – подлец, – мертвым голосом проговорила Сара. – Бросил женщину, которая носила его ребенка.
– Не надо так… Он поступил безрассудно, но он хороший человек. Это была ошибка…
– Ошибка, – эхом откликнулась Сара.
– Мать Драгана тоже со временем узнала про Манджолу, он ей рассказал, хотя и не сразу. Не смог промолчать, они были очень близки. – Йован виновато посмотрел на Сару. – Боялась она за него. Считала, что ему не нужно было жениться, да еще и возвращаться сюда, где его могли рано или поздно найти. – Он тяжело вздохнул. – Я услышал от людей, что в соседнем поселке появились албанцы, сразу понял, что к чему, и побежал к вам, думал, Драган отсидится где-нибудь, но, видишь, не вышло… Как мать костерила его за глупость! Плакала, уговаривала уехать подальше. Но он не слушал.
«Вот почему свекровь так относилась ко мне, – думала Сара. – Ей повезло: она умерла раньше, чем все это случилось».
Скорбь в ее сердце смешалась с гневом и отвращением. Человек, которого она считала лучшим из мужчин, оказался способным обмануть доверившегося, растоптать чувства другого человека. Она винила его в своем одиночестве, в том, что потеряла счастье, не успев толком обрести его, в том, как косо смотрели на нее соседи.