Плакальщиком.
Но это я заставляю других плакать…
Будто ветка дерева, тронутая ветром, моя рука слегка постучала по стеклу. Пацан сразу обратил на это внимание. Его маленькое сердце забилось чаще.
Из-за постоянного отцовского психоза пацан научился ходить неслышно. Я и не заметил, как он подошёл к окну. Этот маленький человечишка был таким, каким я его представлял: грязным и худым.
Его глаза были полны испуга, но я знал: он откроет окно. Все открывали. Мой взгляд завораживал их. Люди всегда впускали меня, даже если знали, зачем я пришёл.
Пацан медленно поворачивал ручку. Знал, что пришли за его жизнью, но всё равно не хотел будить отца, который для него был ужаснее Плакальщика из страшной легенды.
Я влез в комнату, посмотрел на отрока сверху. Он ждал, пытаясь сообразить, что с ним будет дальше… Его маленькое пугливое сердце годилось на закуску, но не как главное блюдо.
За стенкой было кое-что пожирнее. Тот комок мышц звучал оглушительно громко, раздражающе и… аппетитно.
Я зашёл в комнату, залитую красным светом от телевизора. На экране жалкие человечки кипели ненавистью и самодовольством. Потребитель чужой злобы храпел в кресле.
А сердце-то у него нездоровое. Но мне было неважно, как мой кусок мяса справлялся со своей работой.
Я встал между грязным человеком и экраном. Моя тень накрыла его. Он храпел и пускал слюни.
Стоило только протянуть руку, чтобы прорвать его одежду, проколоть кожу и сломать кости. Люди так хрупки!
Пьяница открыл глаза, когда мои пальцы сдавили его сердце.
Я потянул… Его зрачки расширились от ужаса, когда мужчина понял, что происходит, но он не смог вскрикнуть и даже вздохнуть.
Его кровь обжигала мою холодную руку. В последнее мгновение жизни ненавистный человек успел увидеть собственное сердце в моих пальцах. Его взгляд сфокусировался на бордовом комке, а затем глаза погасли. В них не осталось живого блеска.
Он умер и тут же превратился в бесполезную оболочку. Но его сердце всё ещё было живо.
И зубами ухватить трудно – так оно трепыхалось!
Я вкусил его с вожделением
.
Грыз, рвал, пережёвывал и глотал. Тёплые куски ползли по пищеводу, падали в желудок, и по телу разливалось чувство насыщения. Оно гасило невроз, облегчало страдания после стольких голодных ночей.
Мой обострённый слух притупился. Теперь я слышал только своё чавканье. В эту секунду всё вокруг стало казаться мне прекрасным. Даже этот труп с остекленевшим взглядом и вскрытой пустой грудью.
У моего кровавого пиршества был зритель. Сын пьяницы наблюдал из-за двери. Я знал, что он чувствовал облегчение. Источник его вечного страха мёртв, больше никогда его не обидит и не унизит.
Мой аппетит был удовлетворён. Я больше не желал есть, а потому не считал нужным сожрать ещё и отрока. Я не собирался его убивать. Впервые с самого своего рождения мне не хотелось уничтожить кого-то. Казалось, что мы с этим маленьким человеком имеем что-то общее. Оба одиноки. Оба чувствуем облегчение.
Я вышел из комнаты, худой пацан отступил в сторону. Теперь он был спокоен. Он знал, что ему ничто не угрожает. Видел: страшный Плакальщик уползает в ночь.
Мальчишка закрыл за мной окно. Наш молчаливый договор вступил в силу.
Я решил не возвращаться на чердак. Не хотелось спать в жаре. На сей раз выбрал такой же тёмный, но холодный подвал. Влез в маленькое окно, вытянулся на сыром полу и спокойно уснул.
Для меня чувство покоя похоже на несуществование – освобождение от бремени жизни. И я наслаждался этим временным состоянием.
Утром сквозь купол сна до меня доходили голоса. В квартире надо мной маленький человек позвал на помощь.
В дом пришла пожилая женщина – родственница выжившего свидетеля, пыталась утешить пацана.
– Ой! Что же это делается? Какое несчастье! Ты мой хороший, не переживай. Я тебя не оставлю. Будешь с бабушкой жить. Твой отец меня и на порог не пускал, а теперь я буду о тебе заботиться, пока жива. Всё утрясётся! Жалко папку?.. Ты сильно не переживай!
Да он и не думал скорбеть! Когда его батю вынесли из квартиры, этот негодник ликовал. Сердце пацана радостно колотилось.
Интересно: с точки зрения человеческой морали я сделал доброе дело?
Ещё никогда мои действия не играли на руку людям. А вдруг я мог жить так, чтобы им не мешало моё существование? Если стану разборчив в выборе жертв, они не будут против?
Можно избавлять людей от тех, кого им не жалко. Тогда они станут молчать обо мне…
Так я мыслил в сонных грёзах.
Пробуждение не было спокойным. Кто-то выбил дверь в подвал. Я моментально встал на ноги. Знал, что это не предвещало ничего хорошего. Кто бы сюда ни пришёл, он пришёл за мной.
Раздались тяжёлые решительные шаги, и в темноте возник человек. Он не походил ни на одну тварь, что встречались мне раньше. На нём была потёртая кожаная куртка, чёрные штаны, туго зашнурованные ботинки. На поясе болтались метательные ножи и какие-то пузырьки. На шее висел большой серебряный крест.
Сам он был бородат и суров.
Ещё никто не смотрел на меня с таким бесстрашием. Он улыбнулся, показав хищные белые зубы. Он был человеком, как и все остальные жители дома, но обладал несгибаемой волей.– Демон! – сказал он с яростным восторгом и сощурил ледяные глаза.
Драки было не избежать. Я кинулся на него, думая, что запросто пробью рукой это хрупкое тело и вырву сердце. Но человек сорвал с пояса пузырёк и окропил меня какой-то прозрачной жидкостью.
–
Изыди, нечистый!
Капли попали в лицо, на шею, на руки. Они жгли, как кислота!
В тот же миг я ослеп на один глаз. Он лопнул и вытек, кожу прожгло до костей. Я заревел от боли.
Кого сюда привели эти жалкие людишки?!
Страх заставил меня развернуться и бежать. Я ещё никогда таких не видел, но, судя по всему, это был охотник, что не раз встречал подобных мне. Мои мучения доставляли ему радость.
Мимо уха пролетел и вонзился в балку метательный нож. С него капало какое-то масло. Сильный горьковато-смолистый запах обжёг ноздри.
Я не успел обрадоваться тому, что эта дрянь пролетела мимо. Второй нож врезался в спину промеж позвонков. Масло закипело внутри моего тела.
Я упал, и мои ноги непроизвольно задёргались. Стон эхом пронёсся по подвалу.
– Отведай святого елея! – Бородатый охотник кричал заготовленные фразы. – Изгоняю тебя, нечистый! Сдохни же в муках!
Я пытался ползти, цепляясь ногтями за бетонный пол. Однако боль была слишком сильна. Я свернулся у стены в ожидании последнего удара.
Но этот охотник желал растянуть мои страдания. Говорил нараспев густым басом:
– Чувствуй принесённые тобой мучения! Пожалей убиенных тобой!
Я наконец узнал этот голос. Это и был тот самый молодой человек с пистолетом, который командовал вскрывать квартиру, где я прятался. Никита Пустынский… так его звали. Как же я его недооценил! Он хорошо знал своё дело.
Охотник ушёл, оставив меня одного. Лезвие ножа выжигало внутренности. Это длилось не минуты, а часы. За это время моё тело иссохло. Руки стали похожи на кости, обтянутые синей кожей.
Я просто дожидался, когда мои страдания закончатся, ничего не видел и не слышал…
Чьи-то пальцы взялись за рукоять ножа и с усилием дёрнули. Мне сразу стало легче. Слух пробудился… Этот знакомый стук маленького сердца. Я повернул голову и открыл единственный глаз. За моей спиной стоял пацан.
Он спустился в подвал, чтобы помочь мне.
Кинув на меня сочувствующий взгляд, маленький человек отбросил нож в сторону и ушёл.
Он не хотел моей гибели! Но как мне спастись, такому слабому и беспомощному?..
Крохотные сердца. Подвал был полон крыс. Они бегали вокруг, желая полакомиться моим телом. Я схватил ту, что пожирнее. Из последних сил сломал ей шею, вспорол ногтем грудь и выковырнул красный комочек.
Он таял на языке, как живительный нектар.
«Много мне таких нужно, чтобы хотя бы встать на колени». Но я теперь знал, что не умру. Не сегодня!
Мёртвый дом
Какая ночь! Ветер и дождь. Я не любил, когда что-то падает с неба. Являясь домоседом, должен был всегда где-нибудь обитать. Нуждался в стенах и крыше над головой. Но теперь стал я бездомным, шёл во тьме куда глаза глядят, искал себе новое укрытие. Ветер трепал волосы, задувал под плащ. Где бы укрыться?
Вот оно! То, что нужно! Недостроенный дом-особняк, спрятанный среди густых деревьев. Трехэтажная хоромина с круглыми башнями. Пустые окна, арочный вход без дверей, кирпичные стены расписаны краской. Давно уже заброшенный особняк. Сад оброс дикими кустами и сорняком. Этот дом – чья-то несбывшаяся мечта. Как раз то, что мне подходило. Моё новое пристанище, по крайней мере, на эту ночь.
Я вошёл внутрь. Огромный первый этаж: бетонные стены и пол, кирпичи, пустота и мусор. Много потайных комнат и проходов. Всё пропитано холодом, но не было ветра. Даже ему не хотелось влетать в это гиблое место.
Запахи. Резкие и приставучие. Мне понравилось!
Сердцебиение! Я здесь не один. Был ещё кто-то. Живой!
Тук-тук… Тук-тук… Его мощное сердце стучало в тишине. Этот человек скрывался в одной из пустых комнат.
Где же он?
Я двинулся на этот звук, как на зов. Кто же он такой? В подобном месте мог обитать только тот, кому больше некуда идти.
Я прошёл через асимметричный угловатый коридор, миновал очередную арку, и вдруг что-то попалось под ноги. Носки туфель во что-то упёрлись. Это был труп. Мужчина в чёрном пуховике и в чёрной шапке. К его лицу и одежде застывшей кровью приклеились перья из куртки.
Молния сломана, грудь открыта. Сколько колотых ран! Кто-то и мёртвым не оставлял его в покое, продолжая резать.
Кожа грязно-зелёного цвета, глаза мутные, зрачки поплыли. В носу и на губах жёлтые личинки мух. Этому мертвецу было не меньше недели. Убили и оставили гнить в заброшенном особняке.