Непонятно было, обращался ли вождь к Молотову или Кагановичу, но развернулся резко к обоим:
— Складывается такое впечатление, что проверяющие занимались собиранием скабрёзных историй, а не пытались уяснить, почему нэпман одержал вверх над местным партийным активом, превратив из целой организации гнойник за короткий промежуток времени! Только в постель к некоторым аппаратчикам не лазили, а то ведь натуральный «Декамерон»[103] получается!.. Кто на заседании из Центральной контрольной комиссии собирается выступать на Оргбюро?
— Назаров записался. — Молотов сделал неуверенный шаг к Сталину.
— Этот горазд на язык, — выпустил облачко дыма ему в лицо вождь.
— Но он сам на место не выезжал, — быстро добавил тот.
— Ему жалобы поступали из Астраханской области, — встрял Каганович. — Он их кучу насобирал. До сих пор проверяет, вытаскивая пасквилянтов сюда.
— А задницу оторвать боится? — сощурил тигриные глаза вождь. — Съездил бы, невелика шишка.
— Болел вроде, когда проверка началась, а потом уже поздно было, хотя это его зона кураторства — Кавказ, Калмыкия, Нижнее Поволжье, — перечислил без запинки Каганович и ядовито напомнил, что прибегал к нему Назаров насчёт командировки, когда краевой секретарь Густи уже отрапортовал, что проверка завершена и он готов выслать справку в Оргбюро. Назаров размахивал пачкой бумаг, но Лазарь и читать их не стал, отказал ему в поездке.
— Кто из вас председательствует сегодня? — помолчав, небрежно спросил Сталин.
— Я. — Каганович принялся было развязывать папку с документами заседания. — Я всю историю их гнойника от и до проработал. Готов вам доложить подробности.
— Не надо, — отмахнулся вождь. — Читал, хватит, Густи докладывать будет? Краевой секретарь?
— Он. Исполняет обязанности и за астраханского секретаря, прежний временно отстранён до окончательного решения.
Помолчали. Сталин не садился к столу, продолжая расхаживать в задумчивости и будто успокоясь; Молотов и Каганович, вытянувшись, не сводили с него напряжённых глаз.
— Что ждёте? — полуобернувшись, Сталин остановился. — Ошалел кулак на Каспии, распустился до предела. Это результат преступного послабления. Прижать его, пока за горло нас не взял!
— Это понятно… — опрометчиво поспешил Молотов.
— Вот и действуй, раз понятно! — грубо оборвал Сталин. — Чего вам обоим не хватает? Оба секретари ЦК! А кулак наших партийцев там, на Волге, за пояс заткнул, рублём поманил, они и лапки вверх! Взятками всю экономику рыбной промышленности на дно утянул! Это кому же вы там поручили руководить нашей экономикой?.. Нашей партийной организации или организации троцкистов-оппортунистов?
— Следствие по делу закончено, — опять поторопился Молотов. — Привлечено к ответственности и арестовано более ста человек, много бывших членов партии…
— К ногтю их всех без жалости! — брызнул слюной Сталин, выхватив трубку изо рта. — Это же самая настоящая экономическая диверсия!.. контрреволюция!.. умышленное разложение государственного аппарата частником! Мне Ягода докладывал, что следственные органы и прокуратура недооценивают политическую опасность преступления. С «Шахтинским делом», конечно, не сравнить, но тот же умысел! Антисоветский! Направлен он против нашего социалистического уклада жизни, на подрыв нашей экономики, так что ж головы нам морочат? Подсказать надо прокурорам, поправить… а, товарищ Молотов?.. Или вы придерживаетесь другого мнения?
— Нет, товарищ Сталин! — в один голос рявкнули оба, а Каганович успел добавить: — Контрреволюция налицо!
— Сами догадаться не могли? — зло прищурился Сталин. — И те, на месте?.. Тоже безголовые?.. Тоже сверху подсказок ждут? Ягода не ждёт! Он своего дурака в ОГПУ сразу приметил и убрал. Не дожидаясь моего совета. А вам совет нужен? Почему прокуратура творит отсебятину?
— Застрелился местный прокурор, — вставил Каганович.
— Сбежал от ответственности, негодяй!
— Берздин назначил туда человека из аппарата.
— У Берздина тоже глаза поздно раскрылись! Кстати, как он взяточника в председатели губсуда пропустил? У товарища Ягоды сложилось впечатление, что специально дожидался Берздин, чтобы в суде арестовали негодяя… Глазкина! Выходит, он об авторитете партии забыл? На общее посмешище выставил подлеца, а о партии не подумал? Позором её заклеймил?!
— Разберёмся, товарищ Сталин! — вытянулись в струнку оба.
— Разберитесь! Только и у вас с запозданием всё получается… — зашагал от них вождь к столу и тяжело присел в кресло, загасив трубку; помолчав, спросил: — Кто там у нас?
— Носок-Терновский, товарищ Сталин, — приблизился к столу Молотов.
— Носок?.. Да ещё Терновский? Ещё один дворянин!
— Товарищ Носок-Терновский из рабочих… — начал было оправдываться Молотов, в своей папке принялся копаться, но пальцы дрожали, не слушались.
— А вы уверены? — покосился на Молотова вождь. — Тщательно проверяли, прежде чем назначить? Я замечаю с некоторых пор, графья у нас в писателях, вшивые интеллигенты в наркомах, сами пьески для сцены пописывают, вместо того чтобы делом заниматься, а публика хохочет в открытую над ними!.. Что ни аппаратчик, так какой-нибудь Даргомыжский-Корсаков! Не заметим, как докатимся до Тяпкина-Ляпкина… а, товарищ Молотов?..
— Носок-Терновский назначен на должность в то время, когда я был болен. — Молотов съёжился, оставил в покое папку.
— Я в командировке был на Украине… По вашему поручению, товарищ Сталин, — выдавил из себя Каганович. — Вячеслав Михайлович действительно лежал в клинике. Мария Ильинична Ульянова председательствовала в том заседании. Её ошибка…
— Поздно теперь виновных искать, — поморщился Сталин. — Надеюсь, с этим ничего не приключилось?.. Приглашён на Оргбюро Носок-Терновский?
— Конечно! — напрягся Каганович в ожидании приказа.
— Вот и отчехвостите его! Дайте соответствующую оценку его работе, чтоб другим неповадно было! Не успел уехать один, новый всё завалил! Вот ваш подбор кадров, товарищи дорогие. — Сталин махнул рукой, давая понять, что разговор закончен, но вдруг, будто вспомнив что-то, пристально глянул на Кагановича. — Прежний секретарь как?.. Герой?.. Который город спас от наводнения?..
— Странников?
— Вот-вот.
— Во Владивосток попросился. — Каганович отвёл взгляд.
— Чего это вдруг? Не прижился у вас?
— Он не у меня. Он почему-то в военный отдел был направлен… инспектировать… В общем, не по профилю, рыбак ведь. Съездил с инспекторской проверкой на Дальний Восток, невольно столкнулся там с проблемами рыбной промышленности. Недостатки выявил, секретаря мы тут же перебросили в другое место, искали замену, но Странников изъявил, так сказать, желание остаться там секретарем, самому поправить ситуацию на промыслах.
— Всё изложил? — недоверчиво впился вождь тигриными глазами в Кагановича. — Не скрываешь?
— Предполагаю, что имеется ещё одна причина, товарищ Сталин, — напрягся тот так, что скулы свело. — Знает он, конечно, про всю эту эпопею в Астрахани, переживает, что слаб оказался его преемник, не справился; борьбу с кулаками ему ещё самому пришлось начинать, а этот завалил да гнойник развёл. Вот он и мучился. А тут подвернулся Владивосток, там с рыбными промыслами тоже прорехи, он вроде загладить вину туда и попросился.
— Испугался ответственности, значит? — Сталин так и не отводил взгляда, — той свары, что после его отъезда в Астрахани началась?
— Может, и испугался. Решил искупить вину трудом в самой окраине.
— Докладывал мне Ягода, что любил выпить ваш рыбачок?
— Был грешок, жена к тому же его бросила.
— Это не повод. Сам он тоже чужими бабами не брезговал.
— И это было. В Москве на другой женился, повёз и её с собой во Владивосток.
— Ну-ну… — Сталин наконец отвёл взгляд, вздохнул свободнее и Каганович. — Ты в Оргбюро председательствовать будешь, вот и разберись во всём. А товарищ Молотов поможет. Справитесь без меня? — Вождь изобразил улыбку без радости.
— Так точно, — поспешил заверить Молотов и уже за порогом кабинета потянул из рук Кагановича его папку. — Лазарь Моисеевич, позволь поработать с делом? Некоторым вопросам не уделил должного внимания, не задержу, до начала Оргбюро возвращу.
— Да что с ними работать, Вячеслав Михайлович? — вытер пот со лба тот. — Иосиф всё растолковал и без бумажек. Ему же подхалим Иегуда всё изобразил в самом худшем виде! Опередил он нас и здесь. Придурок Густи с докладом постарается. Я его предупредил, чтоб как следует врезал тому дворянину!
— Ну какой он дворянин, Лазарь Моисеевич? — скис Молотов. — Я, конечно, проверю лично, но Носок-Терновский пролетарского происхождения, с фамилией его, конечно, странная особенность…
— Нет нужды теперь этим вам заниматься, — оборвал его Каганович. — Иегуда раньше вывернет ему внутренности. Если и не знал ничего про своё дворянское происхождение, то все вспомнит.
— Вы это всерьёз?
— Мне не до смеха. Заседание Оргбюро на носу. Не верю я, что Иосиф на этот раз долго с военными задержится.
— Думаете, успеет и к нам?
— Не сомневаюсь. Уж ты мне поверь, Вячеслав Михайлович.
Тяжёлым взглядом окинув зал, который в этот раз был полон — ни больных, ни выбывших в командировки, Лазарь Каганович открыл заседание Оргбюро, словно продолжая разговор с вождём. «Именинники»-волжане жались тёмным пятнышком в первом ряду. Явно тяготившийся соседством докладчик, финн или эстонец, он же глава проверявшей комиссии, лишь был объявлен, пробкой выскочил на трибуну, нервно закашлялся, прочищая горло и повёл косноязычный рассказ, как продались контролирующие органы советского аппарата в Астрахани, превратившись в агентуру частного капитала.
Хотя читал по написанному, отведённого времени докладчику не хватило, и Густи попросил дополнительные десять минут. Хмурясь, Лазарь поставил на голосование, возражений не последовало, но вместо благодарности докладчик вдруг начал вспоминать, что несколько лет назад Оргбюро уже слушало вопрос о состоянии Астраханской парторганизации и тогда товарищ Молотов в своей речи указывал именно на зияющий пробел в борьбе с наглым вторжением нэпмана в рыбный промысел.