дко видится со своим отцом после их размолвки, последовавшей за скоротечным браком Эбенезера с какой-то девицей, хотя об истинной причине разлада отца и сына никто не знал. Друзья кивали на его экипаж, когда Мэйсон-младший наезжал в Берру, однако ни с кем из городских он не общался, так что Эбби на самом деле ни разу его не видела.
— Эбенезер Мэйсон дал понять, что хотел бы познакомиться с тобой, Эбби, — сказал Финли, заметив, что Эбби пришла в некоторое замешательство и такой план ей явно не по душе. Его всегда немного огорчало, что дочь забывала о честолюбии, когда речь заходила о выборе жениха, способного ее облагодетельствовать.
Да, Финли был пристрастен, но он полагал, что любой мужчина был бы счастлив взять в жены столь прекрасную девушку. Эбби была хоть и худенькая, как ее мать до родов, зато у нее были длинные волнистые волосы, которые блестели, как уголь на солнце, а глаза синели, как Средиземное море.
— Думаю, у мистера Мэйсона есть на тебя виды. — Он хотел осторожно внушить эту мысль простодушной дочери.
— Что? — возмутилась Эбби, взволнованная теперь уже не на шутку. — Мистер Мэйсон — старик… Ему столько же лет, сколько тебе, ведь так, папа? — Девушке была противна сама мысль о сколь-нибудь романтических отношениях между ними. И не верилось, что отец и впрямь думает, будто она пойдет за старика, которого и представить себе не могла в числе своих воздыхателей.
Стариком, по мнению юной Эбби, считался всякий, кому было за тридцать. А Эбенезер, в свои пятьдесят три, был лишь на пять лет моложе ее отца, который женился, будучи и сам уже далеко не первой молодости. Финли было сорок, а Мэри семнадцать, когда они поженились. Впрочем, в графстве Слайго, откуда происходил род Финли, для мужчины брать в жены девочку, которой еще нет двадцати, было делом самым обычным, даже если ему перевалило за сорок. Но в Австралии это не считалось в порядке вещей.
— Он не старше меня, Эбби, — вознегодовал Финли. — Разве что на самую малость, — уже мягче прибавил он. Его на мгновение передернуло от возникшего в голове образа, но он тотчас прогнал наваждение. Потому как твердо решил обеспечить дочери будущность. — Можешь считать его зрелым, Эбби, зато человек он очень обеспеченный. А это значит, что в один прекрасный день ты можешь стать очень даже состоятельной вдовой.
— Какие страсти ты говоришь, папа, — рассердилась Эбби. — Похоже, ты и впрямь шутишь. Мистер Мэйсон навряд ли позарится на какую-то девчонку из землянки.
— А вот тут ты ошибаешься, Эбби. Об этом не всякий знает, но когда-то он и сам был старателем, — с пониманием сказал Финли.
Глаза у Эбби округлились. Она-то, как и все, думала, что Эбенезер Мэйсон родился в сорочке, будучи отпрыском знатного английского рода.
— Верно говорю, Эбби, когда-то у него за душой не было ни гроша, покуда он не попытал счастья на викторианских золотых приисках, — прибавил Финли, заметив удивление дочери. — Так и сколотил себе состояние. Напал на золотую жилу в Кривой лощине тогда, в начале пятидесятых. На круг там намыли триста двадцать четыре фунта золота, особенно отличились Эбенезер с компаньонами. Представляешь? — В свое время Финли поведал эту историю своим собутыльникам-ирландцам в пивной. И те тогда диву дались, а после трактирщик ему шепнул, будто бы Эбенезер тогда надул двух своих компаньонов. Финли предпочел пропустить такие подробности мимо ушей: все эти сплетни наверняка от зависти. — Я уважаю тех, кто зарабатывает, трудясь в поте лица. И ежели человеку здорово подфартило, честь ему и хвала, я так скажу.
— Но откуда ты знаешь, папа, что так оно и есть? — спросила Эбби. Уж больно неправдоподобной показалась ей эта история.
— Да он сам мне рассказывал. Мы потом еще не раз с ним разговаривали напрямик. — Финли уставился на пламя в очаге. Он много чего узнал про Эбенезера за последние пару недель. Вернее было бы сказать, что сперва он только догадывался, с чего это вдруг горнозаводчику взбрело на ум с ним распивать и сводить близкое знакомство. Тогда он выложил ему все начистоту, но Эбенезер оказался искренен в своих намерениях, чем снискал его уважение. Ухватившись за такую возможность, Финли с не меньшей прямотой рассказал Эбенезеру, что дочь его девушка добропорядочная и что соединиться они смогут лишь в том случае, если его помыслы и правда чисты. Заверив друг друга, что так оно и есть, они условились познакомиться поближе, и Эбенезер выразил надежду, что они смогут некоторым образом договориться.
— Неужели? — сказала Эбби, еще больше усомнившись в искренности намерений мистера Мэйсона сойтись с ее отцом. Хоть тот и был раньше старателем, ей с трудом верилось, что он решит снова замараться. Достаточно вспомнить о его белоснежных сорочках и блестящих, первосортной кожи башмаках. Но уж коль отец говорит, что тот был старателем, значит, это правда, решила она.
— Что верно, то верно, Эбби, родная, — сказал Финли. — Владеть рудником это тебе не фунт изюму — дело серьезное, хлопотное. Раньше-то я об этом особо не задумывался, но мистер Мэйсон открыл мне глаза, и теперь я вижу его положение совсем по-другому.
— Ему, пожалуй, и впрямь хлопотно считать свои деньжищи, — усмехнулась Эбби.
— Иной раз приходится считать и убытки, — со всей серьезностью возразил Финли. — Помнишь, год назад уволили четыре сотни человек?
Конечно, Эбби помнила. Тогда в городок, особенно в землянки, пришло отчаяние.
— Мистер Мэйсон был вынужден урезать расходы, потому как шахту углубили и добывать медь стало дороже, а после и цены не нее упали. Вот и приходится ему каждый божий день ломать голову, что да как.
— Но ведь ты сам твердил, что ему наплевать на своих рабочих, что только собственные барыши его и заботят, — сказала Эбби.
— До поры я так и думал. Не стану отпираться. Но я ошибался. Он сам мне рассказывал, как не спит ночами, все думает о рабочих да об их домочадцах. Раньше-то я не верил, а теперь верно говорю, он всегда старался вернуть людей обратно, как только цены на медь снова поднимались.
В разговоре с хозяином Финли высказал опасение, что он и сам может оказаться без работы, ведь за последнее время цена на медь упала до восьми фунтов за тонну, но Эбенезер заверил, что тому не бывать.
— Я рада, папа, что ты сошелся с мистером Мэйсоном, — сказала Эбби в надежде смягчить удар, который собиралась нанести. — Но я люблю Нила Тэвиса, и мы скоро поженимся.
Финли оторопел. Он уже давно противился их шашням и думал, что со всякими там амурами между молодыми людьми покончено раз и навсегда. Но Эбби надеялась, что со временем отец свыкнется с мыслью, что она сама хочет выбрать себе жениха и выйти замуж по любви, а не по расчету.
— Знаю, тебе это не по душе, но ты и думать забудь, что я выйду за старика, хоть он и мешок с деньгами, — сказал Эбби, заметив выражение его лица.
Финли взорвался.
— Я не хочу, чтоб моя дочь связала свою жизнь с человеком, чей удел нищета, — рявкнул он. — Я желаю тебе лучшего будущего, чем прозябание в землянке.
— Нил собирается скоро купить ферму, папа. И у нас будет свой дом.
Финли мотнул головой, силясь прогнать нахлынувшие тягостные воспоминания.
— Жизнь на ферме не сахар, тебе ли не знать, Эбби? А у Нила на руках мать с сестрами. С такой обузой начинать семейную жизнь мудрено.
Эбби тоже кое-что вспомнила. После смерти матери отец очень сдал. Потеряв жену следом за двумя детишками, он оказался на грани отчаяния. Бывало, поутру он даже не мог подняться с койки. А если и вставал, то напивался вдрызг, так что вскоре их изгнали с фермы, где они работали. Тогда их приютила сестра Финли. Эбби с отцом три года прожили у тетушки Бригитты и ее мужа, с пятью их ребятишками, на ферме в Голуэе, в жуткой теснотище. За этот срок Финли наконец оклемался. Однажды Бригитта услыхала, какая удача порой выпадает горнякам в Австралии, она дала Финли денег, и тот с Эбби отбыл в колонии, собираясь начать там все сызнова. Это было почти три года тому назад.
Финли очень надеялся разбогатеть на рудниках и прикупить в городке сносный домик. Он даже подумывал заняться собственным делом, но не все спорилось так скоро, как ему бы хотелось. Начать с того, что из-за огромного притока рабочей силы на рудник свободных домов в городке не осталось. К тому же труд рудокопа оказался тяжелым и опасным, да и платили за него, вопреки ожиданиям Финли, гроши. Он быстро пал духом — стал пить и играть, проматывая последние деньги, вместо того чтобы откладывать на будущее.
— Я не хочу, чтоб моя дочь чистила свинарники с курятниками и вечно уповала на дождь, которого в здешних засушливых краях годами не дождешься. Жизнь на ферме сущая каторга, когда не на что перебиться в тяжкие времена. Я хочу, чтоб ты вышла за человека, который будет носить тебя на руках, а не так, как я обходился с твоей матерью.
— Ты делал все, что мог, папа. И не твоя вина, что у нас не было вдоволь картошки, зато всяких хворей хватало с лихвой, — сказала ему в утешение Эбби.
— Может, оно и так, да только когда приходится выбирать между адом и раем, надо быть чокнутым, чтобы обмишуриться в таком деле. Господь наделил тебя красотой, Эбби, так используй ее себе во благо.
Эбби до глубины души поразил его совет пустить в ход свою наружность как приманку для богатого жениха, и от Финли это не ускользнуло.
— А что плохого — желать добра родной дочери? — пробурчал он.
— Ничего, папа, только позволь мне самой выбирать.
— В таких делах тебя самой не разобраться. Не стоит обольщаться, когда тебе подмигнет первый встречный, особливо ежели у него нет ничего за душой.
Тут Эбби не сдержалась:
— Нил замечательный парень, он сделает меня счастливой.
— Счастье, Эбби, бывает разное. И уж коль мистер Мэйсон имеет охоту взять тебя в жены, значит, так тому и быть. Ты еще попомнишь меня добрым словом, когда в один прекрасный день, вся в шелках, будешь развлекаться с гостями в богатой гостиной в Мартиндейл-Холле.
— Нет, не хочу… я ни за что не лягу в постель со страшилой вроде Эбенезера Мэйсона. Мне все равно, сколько у него денег. И как только ты, родной отец, можешь мне такое советовать?