н чем-то напоминал ей Нила, по которому она очень скучала. За последние дни много чего произошло — ей многое предстояло передумать и понять, но при всем том ей было стыдно, что она вспоминала Нила не так уж часто. Эбби считала, что он был единственной ее любовью, однако она потеряла его, будучи еще совсем юной. Но, возможно, когда-нибудь она еще встретит человека, которого сможет назвать своей любовью на всю жизнь.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Хит пребывал в сильнейшем смятении по дороге в Оберн, где намеревался еще раз встретиться с Эдвардом. Он был и зол, и смущен, и разочарован — словом, совсем сбит с толку. По большому счету он совершенно не представлял себе, как быть с Абигайл Скоттсдейл. С одной стороны, Хит считал, что она, будучи оскорбленной, возможно, затеяла коварные козни, потому как прознала о том, что по отцовскому завещанию все будет отписано ей как «законной супруге». А с другой стороны, он допускал, что она могла быть всего лишь очередной невинной жертвой его распутного отца. Впрочем, именно сейчас Хит склонялся больше к первому, но, как бы там ни было, он не собирался пускать дело на самотек.
Контора Эдварда Мартина на главной улице Оберна была закрыта, и Хит направился к нему домой, благо тот жил рядом, за углом. Эдвард только что отобедал и, устроившись на террасе, почитывал газету и наслаждался вечерней прохладной. Его жена Софи, трещавшая без умолку, точно попугай, и дочь Брайони собирались выгулять собаку, так что Эдвард предвкушал грядущие минуты покоя и одиночества. Ему было трудно сосредоточиться на газете, тем более что у него никак не выходили из головы его друг Эбенезер и извещение, которое он получил от Фрэнка Бонда, управляющего рудником в Берре.
Когда прибыл Хит, Эдвард тотчас заметил, что его состояние лучше не стало.
— Я только что был в Бангари, — вместо приветствия выпалил Хит.
— Зачем? — осведомился Эдвард.
— Сейчас мисс Абигайл Скоттсдейл обретается там. Служит компаньонкой у матери Джека Хокера.
Эдвард и представить себе не мог, каким образом Хиту удалось отыскать ее так быстро.
— Говорили с ней?
— Да, — сказал Хит, устраиваясь в другом кресле там же, на террасе, — говорил. Но толку-то… Теперь я не знаю, что и думать.
— Ну и как она? — полюбопытствовал Эдвард. Он знал, что его друг был падок на молоденьких девиц, но, за исключением Мередит Бартон, Эбенезер и не помышлял о женитьбе ни на одной из них, из чего он, Эдвард, заключил, что Абигайл Скоттсдейл не какая-нибудь замухрышка.
— Молоденькая и довольно привлекательная, — ответил Хит. — Уверяет, будто отец прислал ей записку, где сообщал, что хотел обсудить с ней вопрос о компенсации по случаю гибели ее отца на руднике.
— Что-то не похоже на Эбенезера, — сухо заметил Эдвард. — С тех пор, как он купил рудник, там погибло немало горнорабочих, и он ни разу не возместил ущерб их родственникам. Фактически он всегда поручал мне разбираться с любой мелочью, доставлявшей ему хлопоты.
— Тут она могла соврать, как и во всем остальном, — бросил Хит. В глубине души он допускал, что отец мог пойти на такое, чтобы заманить девушку в Холл, но он предпочел оставить это предположение при себе. — Она утверждает, что выпила бокал вина и больше ничего не помнит, очнулась только на другое утро, тогда-то домработница, мол, и сообщила ей, что она вышла за отца и что он умер.
— Что-то не похоже на правду, не так ли? — заметил Эдвард.
— То-то и оно, особенно эта история с бокалом вина, одним-единственным. Конечно, она тут же в слезы, Джеку Хокеру стало жаль ее, и он попросил меня уехать, чтоб я ей больше не докучал.
Эдвард задумался.
— Час назад я получил извещение от Фрэнка Бонда, управляющего рудником, — сказал он.
— Что ему надо? — спросил Хит. Он видел Фрэнка всего раза два-три до того, как поссорился с Эбенезером. Но Фрэнк был тогда только мастером.
— Надо подписать какие-то срочные бумаги касательно рудника, и он отрядил нарочного в Холл. А Уинстон отослал его обратно с запиской для Фрэнка с просьбой отложить это дело. Очевидно, Уинстон не решился сообщить ему о смерти вашего отца, поскольку счел, что это не в его власти.
— Вы уже отправили ответ Фрэнку Бонду?
— Я послал ему короткую записку, сообщил, что кто-нибудь завтра непременно будет у них.
— Вот завтра я первым делом туда и поеду, надо рассказать рабочим, что случилось, — сказал Хит.
— Хорошо. Вам придется взять на себя все текущие дела, пока Абигайл Скоттсдейл не уведомили, что теперь она владелица рудника.
Хит открыл рот от удивления.
— Боже мой, Эдвард, этого не должно случиться! — резко выпалил он.
— Понимаю, это несправедливо, но такое вполне может случиться, если будет установлено, что она не виновна в смерти вашего отца, — сказал Эдвард. — Сами знаете, Хит, смерть Эбенезера лакомый кусок для газет. — Он хотел предупредить его, что внимания газетчиков избежать не удастся. — Поползут разные слухи, тем более что Эбенезер ничем не болел, да и стариком не был. Придется вам поговорить с прислугой, чтоб молчала о его внезапной женитьбе, если не хотите, чтоб это попало в газеты, по крайней мере до поры до времени.
— Это уж само собой.
— Впрочем, история с женитьбой все равно откроется, как только мисс Скоттсдейл станет наследницей всего и вся.
— Пока я жив, этому не бывать! — резко заявил Хит. — Я сейчас же пойду к Вернону Миду и узнаю, собирается ли он проводить вскрытие тела отца до того, как его предадут земле. И если возникнет хоть малейшее подозрение по поводу его смерти, полиция будет тотчас поставлена в известность, и мисс Скоттсдейл получит по заслугам, но только не состояние, на которое рассчитывает. И Джек Хокер уже не сможет ее защитить.
Хит незамедлительно отправился в Берру. И прибыл туда уже затемно. Вернон Мид проживал один в том же доме, где размещалась его приемная. Он готовил себе обед, когда к нему в дверь постучал Хит, встреченный аппетитным запахом жареных отбивных из телятины. Увидев Хита через дверную москитную сетку, Вернон побледнел, потому как сразу смекнул, что его привело к нему. Уинстон сообщил Вернону, что в постели рядом с Эбенезером находилась барышня, когда врач обратил внимание, что соседняя подушка примята, правда, дворецкий утаил от него, что хозяин женился на той барышне.
Вернон не удивился, узнав, что в постели с Эбенезером оказалась девица: ведь неслучайно ему понадобилось снадобье для укрепления мужской силы. А что до опиата, врач поверить не мог, что Эбенезер был способен опаивать им своих пассий, хотя такая мысль и приходила ему в голову. На днях он даже резко говорил на эту тему с Эбенезером, хотя тот на него, кажется, обиделся. Эбенезер уверял, будто опиат нужен ему для успокоения после постоянных неприятностей на руднике, но подобное объяснение не развеяло подозрений Вернона. И он решил дать ему опиат с укрепляющим в последний раз. Но он и предположить не мог, что все обернется так плачевно, к тому же из-за этого его могут лишить патента на право врачебной практики.
— Добрый вечер, доктор Мид! Простите, что прервал ваш ужин. Впрочем, я отниму у вас лишь пару минут: я пришел по поводу отца.
— Вечер добрый, Хит! Мне так жаль вашего отца, — сказал Вернон, открывая гостю дверь. Он боялся, что Хит прознал о снадобье и опиате, которые он дал его отцу. — Что вы хотите узнать? — спросил он, стараясь говорить как можно спокойнее.
— Я желаю, чтобы было проведено вскрытие, — требовательно сказал Хит. — Знаю, вам, может, этого не хочется, ведь вы с отцом знали друг друга не один год. Тогда, возможно, вы посоветуете кого-нибудь из своих коллег, живущих по соседству?
Вернон смутился.
— Но почему вы настаиваете на вскрытии, Хит? Вы же знаете, у вашего отца было больное сердце.
— Знаю, но, сдается мне, в истории с его смертью не все чисто. Известно ли вам, что он умер, находясь в постели с девицей?
— Да, Уинстон мне говорил. И все же повторяю, у вашего отца пошаливало сердце. Похоже, он переутомился и у него случился сердечный приступ. — Вернону было страшно подумать, что вскрытие будет проводить независимый врач. Надо было урезонить Хита во что бы то ни стало.
— На его теле были обнаружены какие-нибудь подозрительные следы?
— Нет, ничего такого, — сказал Вернон. — Я самолично осмотрел тело с головы до ног. И никаких повреждений не обнаружил. В самом деле, такое впечатление, что он умер во сне. — Вернон всегда беспокоился, что сердце у Эбенезера не выдержит прилива крови, и вот его худшие опасения оправдались. Если бы только Эбенезер в свое время прислушался к его уговорам!
— А если бы его отравили, вы заметили бы что-нибудь особенное?
— Отравили?! Ну да, разумеется.
— И что бы вам тогда показалось подозрительным?
Вернон продолжал готовить себе ужин и одновременно вести разговор, от которого, впрочем, аппетит у него как рукой сняло.
— Если бы он съел что-нибудь ядовитое, у него посинели бы губы, а изо рта исходил неприятный запах. Кожа покраснела бы или пожелтела, а глаза слезились бы. На теле местами выступила бы сыпь, но ничего подобного я не заметил — никаких подозрительных симптомов. Говорю же, такое впечатление, что он тихо скончался во сне. — Вернон молил бога, чтобы его объяснения удовлетворили Хита.
— А я, доктор Мид, думаю, что без той девицы тут не обошлось, — сказал Хит. — И мне нужно в этом убедиться.
— Я не обнаружил тому никаких доказательств, Хит. — Вернон подозревал, что, если Эбенезер принял слишком большую дозу укрепляющего, оно убило его очень быстро. — Но если вам угодно, чтобы я провел вскрытие ради вашего успокоения, что ж, я готов. — Он сделал бы это и ради своего собственного успокоения, да вот только поможет ли это.
— Я был бы вам признателен. Но если вам вдруг расхочется этим заняться, повторяю, пусть этим займется кто-нибудь другой, я буду только рад.
— Нет, — поспешил с ответом Вернон. — Если кому-то и суждено это сделать, то только мне. Да и Эбенезер хотел бы того же.