кого-то из группы. Всего пара слов?
– Она сказала: не сейчас. – Это был Флинн. Каким-то образом ему удалось втиснуть свои широкие плечи между нами и остановить Лив, когда мы с Джоани садились во внедорожник.
– Извини, Лив, – сказала я, опять же из вежливости. Жаль мне не было.
Я привыкла к камерам, но с меня хватит всего этого документального опыта. Камеры и съемочная группа мелькали у меня перед глазами весь день, каждый день в течение последних трех недель. Сначала интервью со всеми нами, затем работа за кулисами группы, выступления в церкви, то, что мы делаем каждый день. Они снимали, как я тренируюсь, делаю прическу и макияж, обедаю с Диланом – как будто в этом было что-то интересное – все, что только могли. Затем две недели подряд шли прослушивания, каждый день по нескольку безумно долгих часов.
Мне нравилась Лив, но с меня хватит.
Флинн захлопнул мою дверцу и сел за руль.
– Не беспокойся о Лив, – ободряюще сказала Джоани. – Мы назначим еще одно интервью, если ты будешь готова. Если нет, я поговорю с Броуди.
В последнее время это стало ее мантрой.
«Я поговорю с Броуди».
«Я поговорю с Джесси».
Она даже зашла так далеко, что добавила в этот список «Я поговорю с Зейном».
Эта женщина была бесстрашной. Она серьезно относилась к своей работе и с тех пор, как я рассталась с Джесси, делала для меня все возможное. Она взяла на себя ответственность разбираться со всяким дерьмом, лишь бы этого не пришлось делать мне.
В эти дни я не знала, что, черт возьми, я бы без нее делала.
– Все будет хорошо, – сказала я ей, когда мы отъезжали. Хотела ли я, чтобы она сражалась за меня с Броуди?
Нет.
Позволю ли я ей?
Вероятно, да.
Я вздохнула и опустилась на свое сиденье, стараясь не смотреть на Лив, которая стояла на стоянке и смотрела, как я уезжаю. В ее глазах, которые следили за мной, я ясно читала вопросы: «Что вы все скрываете? Чего вы так боитесь?»
Лив действительно скучала по своему призванию журналиста-расследователя.
– Не хочешь пробежаться по задачам? – предложила Джоани, вероятно пытаясь отвлечь меня.
– Минуту. Просто убедись, что мое расписание на следующие несколько дней полностью расчищено. Я не хочу быть никому и ничему обязанной. – О таком можно только мечтать.
Несмотря на свой талант, Джоани не была волшебницей.
– Ты хочешь, чтобы я перенесла созвон с Даниэль?
Черт. Даниэль. Я совсем забыла, что у меня должен был пройти важный звонок-конференция с моим пресс-агентом и ее командой.
– Это в понедельник?
– Это завтра, – сказала Джоани. – Но я могу перенести ее.
Лихое предложение, учитывая, что последние несколько недель Даниэль буквально вцепилась в меня с идеей этого собрания. Нам было о чем поговорить в связи с предстоящей рекламной кампанией Kiss & Tell; моя новая линия губной помады должна была появиться через два месяца. Она была бы не рада услышать об этом от Джоани, а не от меня.
– Передвинь на следующую неделю, – сказала я. – Мне нужно семь дней. Просто дай мне семь дней, и я буду любить тебя вечно.
– Ты и так будешь любить меня вечно, – сказала она.
– Очень, очень. – Я откинула голову на спинку сиденья. – Музыку. Пожалуйста.
Джоани постучала пальцами по своему телефону, и благодаря чудесам Bluetooth в эфире зазвучала песня Ленни Кравица «Always on the Run». У Джоани было под рукой все, что я когда-либо хотела услышать, настолько она была добра ко мне. Мне следовало подумать о том, чтобы повысить ей зарплату. Как только я вернусь из отпус…
Когда мы плавно остановились на красный сигнал светофора, я повернула голову, чтобы выглянуть в тонированное окно. И увидела его там.
На улице было довольно темно… но это определенно был он.
Сидел на бордюре перед тако-закусочной через дорогу от бара. Он прислонился спиной к вывеске автокафе, как какой-нибудь уличный музыкант, но футляр от гитары, брошенный рядом с ним, не был открыт для мелочи. Грязный старик, сидевший рядом с ним – и он был в буквальном смысле грязным, – держал в руках его акустическую гитару, и они вдвоем болтали.
– Чтоб меня. – Я села ровно.
Старик, очевидно, был бездомным. Но, несмотря на выцветшую футболку и прорехи на джинсах, Сет Бразерс был далек от этого.
Да?
Господи, что он делал? Тусовался на обочине, как вчерашний мусор?..
Неужели он здесь закупается наркотиками?
Эта мысль промелькнула у меня в голове, слишком тревожная, чтобы долго ее обдумывать.
– Остановись. Тормози! – окликнула я Флинна, когда мы тронулись. – Ты не мог бы притормозить? У тако-закусочной.
– В автокафе? – спросил Флинн; я никогда не ела фастфуд. Но он включил поворотник и втиснулся в полосу для разворота.
– Просто заезжай на стоянку, – сказала я.
Так он и сделал. Он свернул в одно из узких мест рядом с закусочной, и я тут же выскочила из машины. Флинн вышел из машины за мной, чтобы постоять на страже, потому что именно это Флинн и делал, даже если я просто покупала тако.
Но я прошла мимо дверей заведения и направилась прямо к Сету. Бездомный старик перебирал струны гитары; насколько я могла судить, они разговаривали о музыке. Старик первым поднял на меня взгляд. Когда он увидел, что я стою над ними, его глаза на изрезанном морщинами лице расширились.
Затем Сет тоже поднял голову.
– Я хочу поговорить с тобой, – сказала я.
Именно так. Как только я увидела его сидящим здесь, на обочине… Я просто не могла поступить иначе.
– Это твоя девчонка? – спросил старик, улыбаясь. Его слова были невнятными. Возможно, он был пьян или нездоров. А может, дело было просто в его возрасте и недостающих зубах.
– Нет, – сказал Сет. Он смотрел на меня с опаской. Смятением. Наверное, гадал, какого хрена я здесь делаю. Но его тон был спокойным и ровным, когда он сказал: – Это Эль.
– Эль, – повторил старик, смакуя звучание моего имени. – Красивое имя для красивой девушки.
– Спасибо, – отреагировала я.
– Похоже, мне пора идти, Гас, – сказал Сет старику, но его взгляд все еще был прикован ко мне.
– Иногда ангелы приходят на зов, – задумчиво произнес старик, передавая гитару Сета. – Нужно быть дураком, чтобы упустить их.
Сет убрал свою акустическую гитару в футляр и поднялся на ноги. Он все еще смотрел на меня, когда старик сказал:
– Не правда ли?
– Я не ангел, – сказала я старику, в основном потому, что мне было неудобно смотреть Сету в глаза. Он был всего в нескольких футах от меня, и я оказалась к этому не готова.
– Но выглядишь именно так, – сказал старик, все еще улыбаясь мне своей приторной улыбкой.
Я развернулась и направилась обратно к внедорожнику. Флинн встретил меня на полпути, точнее, перехватил Сета.
– Куда он направляется?
Я подавила желание закатить глаза.
– Ты можешь его обыскать, если хочешь, – сказала я. – Уверена, он не будет возражать.
Я не была в этом уверена, но хотела, чтобы Флинну одна только мысль об этом показалась абсурдной.
Он внимательно посмотрел на Сета, но промолчал. Когда я жестом попросила Джоани освободить заднее сиденье, он, не говоря ни слова, взял у Сета гитарные кейсы и погрузил их в багажник. Джоани выскользнула из машины и поспешила на переднее сиденье, а мы – Сет и я – сели сзади.
– Куда? – спросил меня Флинн, усаживаясь на водительское сиденье.
– В аэропорт, – ответила я, потому что ничего не изменилось. Сегодня я ночую на Кауаи, и ничто этому не помешает.
После недолгого колебания, во время которого, как я предположила, Флинн собирался сказать что-то еще, но благоразумно решил этого не делать, поэтому завел машину, и мы отправились в путь.
– Включить музыку? – спросила сидевшая спереди Джоани. Перевод: «Может, мне снова включить музыку, чтобы вас было труднее подслушать?»
– Да, – сказала я, и она врубила Ленни.
Спустя несколько напряженных кварталов мне удалось взглянуть на Сета.
Он сидел, чувствуя себя неловко и в то же время как-то непринужденно. Его взгляд мгновенно встретился с моим, и я увидела в нем тревогу. Он понятия не имел, что происходит.
Я тоже пока не понимала.
– Что ты там делал? – спросила я его с гораздо большим презрением в голосе, чем следовало. – Бродяжничал?
– Я беседовал с Гасом, – спокойно ответил он. – Он учил меня песне.
– Он учил тебя?
– Когда-то у него была группа. Он играл блюз.
– О.
Что ж, это чудесно. Я представила, где бы Сет мог оказаться, если бы не завязал. Я даже не была уверена, почему мне стало так чертовски неуютно. Чувство вины?
– У тебя много друзей на улице?
– Несколько, – сказал он, кажется, как ни в чем не бывало.
Я не стала вдаваться в подробности. Но я продолжала смотреть на него, даже когда он отвернулся.
Когда он был на сцене в баре, я не очень хорошо его разглядела. Экран не отодвигали слишком долго, и я была настолько потрясена, не говоря уже о том, что меня сбило напряжение в зале и реакция всех остальных, что я не до конца осознавала увиденное.
Он выглядел хорошо. По-настоящему хорошо.
Здоровым.
И короткая стрижка ему шла.
Он снял очки, и его глаза снова встретились с моими. Они были такими же, как всегда: дымчато-зелеными, почти сероватыми, с золотистыми крапинками вокруг зрачков. Но в них было что-то, чего я не могла понять. Что-то новое. Возможно, уверенность в себе. Зрелость.
Но точно так же, как и когда я увидела его на сцене сегодня… Я не заметила, чтобы на меня смотрел испытывающий угрызения совести человек.
– Я слушаю, – сказал он. – Что бы ты ни хотела сказать, ты можешь это сказать.
– Погоди, – ответила я. И добавила: – Я все еще злюсь на тебя.
И не лукавила.
Прямо сейчас во мне бурлила целая куча противоречивых чувств, некоторые из них были отвратительными, но я знала, что не стоит позволять им выплескиваться наружу. Во-первых, мне нужно было немного времени, чтобы собраться с мыслями и не взорваться от гнева. Или чувства вины, вызванного злостью на себя.