Сет Бразерс не насильник, и он ничего мне не сделал. Так что, если ты услышишь, что Броуди или мой брат говорят что-то подобное, можешь передать им, чтобы они…
– Сет не подходит, – решительно заявил Джесси. – Так, когда мы начнем прослушивание? – Он обращался с вопросом к Броуди, и Броуди с Мэгги принялись за работу, рассказывая остальным о предложенном расписании.
И вот так просто Сет выбыл из гонки. Безвозвратно.
А я и словом не обмолвилась.
В глубине души я уже оставила всякую надежду на то, что группа передумает. Возможно, Зейн передумал бы. Может, уже. Дилан, вероятно, тоже. Но Джесси и Броуди были настроены категорически против возвращения Сета в группу и, очевидно, не собирались переубеждаться.
Когда мы закончили и Джесси с Диланом ушли, я задержалась еще на несколько минут; ребята пригласили меня пообедать с ними и выпить пива, но я отказалась. Я задержалась ровно настолько, чтобы лично сказать Броуди и Мэгги, что мне нужно побыть одной. Я выполню уже взятые на себя обязательства. Я, конечно же, буду присутствовать на прослушиваниях. Но в остальном я хотела, чтобы меня оставили в покое на некоторое время. На несколько недель. Ничего из ряда вон выходящего.
Это ведь возможно?
Может быть, они подумали, что я просто разозлилась на них за то, что они отправили Лив на Кауаи брать у меня интервью. Может быть, они подумали, что я просто пытаюсь как-то вывести Джесси из себя, фотографируясь с Сетом на пляже.
Кто знает? Мы не говорили об этом.
С тех пор как я вернулась с Гавайев, никто, кроме Дилана, и словом не обмолвился о моем пребывании на Кауаи с Сетом. Это читалось в их глазах, когда они смотрели на меня, но никто не спрашивал. Возможно, они все решили не поднимать эту тему.
Может быть, Броуди посоветовал им не ворошить осиное гнездо, надеясь, что все само собой уладится.
Может быть, Мэгги или Дилан предложили им оставить все как есть и предоставить мне право на личную жизнь.
Я не знала. И не особенно стремилась узнать.
Я просто объяснила им, что у меня есть кое-какие музыкальные идеи, над которыми я работаю с диджеем Саммер; идеи, о которых еще слишком рано говорить. Это правда. Мы с ней начали сочинять музыку еще во времена моего сольного альбома. Ничего формального, но я планировала вскоре снова написать с ней что-нибудь.
Но я не сказала, что серьезно подумывала о том, чтобы пригласить другого музыканта поработать со мной.
Я знала, что лгу им всем в том, что не говорю о своих чувствах к Сету. О той связи, которую я почувствовала с ним на Гавайях – и в постели. О музыке, которую собиралась сочинять с ним сейчас. Тайно.
И чувствовала себя из-за этого отвратительно.
Особенно когда Броуди и Мэгги посмотрели на меня так, словно им явно не нравилось то, что я делала. Я дистанцировалась от всех. Скрывала от них что-то, чего они не могли понять.
Что ж, очень жаль.
То, что Dirty не захотели работать с Сетом, не означало, что я не буду.
– Я ничего не могу тебе обещать, – сказала я Сету, когда мы вместе стояли в моей домашней студии на следующий день. – Я как раз думала об этом… и думаю, нам стоит продолжать играть вместе. Мы могли бы писать, если сочтем нужным. Создать что-то новое. Я не знаю… может быть, мы даже смогли бы записать альбом.
Он изучал мою коллекцию бас-гитар, выстроившуюся в ряд на подставках у стены, но поднял взгляд при слове «альбом».
– Но сначала… – Я пожала плечами. – Мы могли бы просто поиграть. Посмотрим, к чему это приведет. Я могу сыграть тебе кое-что из того, над чем я работала. Может быть, у тебя есть какой-нибудь материал, который ты мог бы сыграть и для меня?..
Он шагнул ко мне, словно ему нужно было заглянуть мне в глаза, чтобы убедиться, что я подразумеваю именно это.
– Ты серьезно?
– Да. Я серьезно. – Но я попыталась пошутить: – Я имею в виду… я снова вызвала тебя, не так ли?
Сет даже не улыбнулся.
– Ты серьезно… о том, чтобы вместе записать альбом?
Я снова пожала плечами и подошла к панорамным окнам, выходящим на воду.
– Может быть, – сказала я. – Я могла бы. Мы могли бы. – Я повернулась к нему. Он пристально смотрел на меня. – Мой сольный альбом вышел неплохим… Я могу делать все, что захочу. Если бы я завтра позвонила в звукозаписывающую компанию и сказала, что у меня есть для них новый альбом, они были бы счастливы.
– Я уверен, они были бы счастливы, – осторожно сказал он. – Но насколько, по-твоему, обрадовались бы остальные участники твоей группы? Насколько Броуди был бы счастлив, если бы ты записала альбом со мной?
Я скрестила руки на груди и попыталась не думать об этом.
– Ты поверишь мне, если я скажу, что мне плевать?
– Нет, – сказал он. – Вряд ли.
– Да. Так что, возможно, мне не плевать. – Я вздохнула. – Но это не значит, что я остановлюсь. И тебя это тоже не должно останавливать.
Он ничего не сказал на это, но счастливым не выглядел. Я знала, что он, вероятно, думает о том, как это может отразиться на мне, как это может мне аукнуться.
– Давай просто поиграем, – сказала я, отворачиваясь. – И посмотрим, что из этого выйдет.
Через мгновение он присоединился ко мне у окна, чтобы посмотреть на воду.
– Прекрасный вид, – сказал он, что было еще мягко сказано. – Но не способствует хорошей акустике… – Он легонько постучал костяшками пальцев по стеклу. – Хотя я понимаю, почему ты не хочешь его закрывать. – Затем он посмотрел на меня, как будто вид из комнаты понравился ему еще больше.
– Ага. Я, э-э-э… – Я начала заикаться под взглядом его дымчатых глаз и снова посмотрела на улицу. – У меня дома в Лос-Анджелесе есть студия на цокольном этаже, но мне не нравится чувствовать себя так, словно я нахожусь в какой-то темной пещере во время работы. Это подходит мне больше.
– Понимаю, – мягко сказал он.
– Я купила этот дом только в этом году, поскольку проводила здесь много времени. Знаешь, мы с ребятами писали новый альбом… – Я запнулась.
Сет ничего не сказал.
Он снова обратил внимание на комнату, и я наблюдала за тем, как он ее изучает. Это была полностью оборудованная студия звукозаписи, хотя в ней не было ударной установки. Пространство и акустика не позволяли этого. Изначально это была главная гостиная в доме, но как только я переехала, пожертвовала ею ради своей музыки. В конце концов, это оказалось не такой уж большой жертвой. Музыка была ядром моей жизни, так что неудивительно, что она наполняла сердце моего дома.
Я смотрела, как Сет достает свою гитару из футляра. Это была та самая, слегка потрепанная и, очевидно, любимая акустическая гитара, которую он привез с собой на Гавайи. Он посмотрел на меня, когда пристегивал ее; я все еще стояла, зависнув, у окна.
– Если ты хочешь, чтобы я поиграл, – сказал он, одаривая меня легкой ухмылкой, – то, возможно, тебе захочется присесть на свою сексуальную задницу. Это займет некоторое время.
Так что я усадила свою сексуальную задницу на диван. И какое-то время я просто слушала, как играет Сет.
Он сыграл мне великолепную балладу, которую сам написал. Текст песни был типичным для рок-баллад: что-то о том, что ты находишься в дороге и скучаешь по кому-то дома, а потом возвращаешься к близким и скучаешь по пройденному пути, но было что-то особенное в том, как Сет это спел. В том, как Сет это сыграл. Небольшие неожиданные повороты, которые он привносил в текст, как раз в тот момент, когда вы думали, что он собирается спеть что-то банальное и рифмованное, но он этого не делал. Что-то, что заставляло вас напряженно ждать следующего слова, следующего куплета. То редкое и душераздирающее, присущее только Сету.
Черт возьми, он потрясающий сонграйтер.
Он сыграл мне другую песню, в более быстром темпе, но такую же запоминающуюся, настолько же западающую в душу, захватывающую и наполненную светлой грустью.
А потом он просто продолжил играть. И играть…
Как только он открыл этот ящик Пандоры, я поняла, что у Сета была тонна материала. Идей. Песен и отрывков песен. И его гребаный талант… он проступал из его пальцев. Он буквально сочился из его текстов.
По сути, у него был запас нетронутого материала за семь лет. Но ни одной законченной, записанной песни.
Это ошеломляло.
Таков Сет Бразерс. Множество групп – великих групп – взяли бы его в команду. Отличные музыканты. Продюсеры. Он мог бы собрать свою собственную группу под своим именем. Сам У, вероятно, отправился бы в студию с Сетом, если бы он когда-нибудь попросил его об этом.
– Я никогда не писал ни с кем, кроме Dirty, – объяснил он, пока я сидела, пораженная невероятной яркостью и размахом его работ. Я еще даже не притронулась к своей бас-гитаре и не открывала рта, разве что изумленно глазела на него. – Я никогда не писал ни для кого другого. Думаю, у меня тут что-то вроде резерва…
Мягко говоря.
И я была искренне благодарна. На самом деле мне польстило то, что он решил поделиться своей работой – своей страстью – со мной.
Благодарна также за то, что этого было так чертовски много. Потому что чем больше материала нам с Сетом приходилось проигрывать, исследовать и возиться с ним, тем дольше мы могли оттягивать этот момент. Здесь, в моей домашней студии… в этом маленьком уединенном уголке, где мы были спрятаны от остального мира.
Только мы вдвоем и музыка.
Несколько дней спустя мы с Сетом как раз заканчивали долгий день – и половину ночи – играть вместе в студии, и когда я наблюдала, как он укладывает гитару в футляр, то спросила его:
– Что ты чувствуешь по поводу всего этого?
Сет стоял спиной ко мне, но по тому, как он перестал двигаться, я поняла: он уловил тот факт, что я спрашивала его мнение не только о музыке, которую мы играли.
Что я спрашивала его, как он относится к тому, чтобы играть со мной музыку… но не заниматься со мной сексом.
Может быть, я хотела знать, убивает ли это его так же медленно, как убивает меня.