Он был у меня в телефоне. Но Эль любила все записывать от руки в маленьких розовых блокнотиках, которые хранила в одном из футляров для гитары. Сейчас она вытащила один из них и пролистала, а затем протянула ему.
Зейн просмотрел его. Казалось, он переваривал только что услышанное, отбивая ритм костяшками пальцев по колену.
Затем он поднялся на ноги.
– Позвольте мне попробовать, – сказал он. И никто не собирался его останавливать, когда он подошел к микрофону.
Я откинулся на спинку стула и слушал, как Коди воспроизводит песню без вокала, а Зейн озвучивает нашу песню.
Пока он пел, у меня по спине пробежали мурашки. И в горле встал чертов комок.
Несколько раз он останавливался и подавал Коди знак остановиться и начать сначала. Он спел это не так, как мы, более агрессивно – и, черт возьми, намного лучше.
После нескольких попыток он остановился. Он стоял глядя на слова на странице блокнота Эль. Затем он повернулся и посмотрел на нас.
Я едва мог осознать грандиозность этого момента. Зейн Трейнор снова поет одну из моих новых песен.
Я понятия не имел, понимал ли кто-нибудь из присутствующих, что это на самом деле значит для меня.
Зейн был фронтменом Dirty, и, как бы они ни спорили с ним время от времени, я знал, что группа никогда не согласится с тем, против чего он был категорически настроен. Но Зейн никогда не был категорически настроен против меня. К настоящему времени я был в этом почти уверен. Я знал, что когда-то он любил меня как брата; он говорил мне об этом много раз. Он привел меня в группу, всегда прикрывал мою спину. Он был последним, кто отвернулся от меня, когда все пошло наперекосяк, и первым, кто приветствовал мое возвращение.
На самом деле для меня было важно – чертовски важно, – что Зейн думал обо всем этом. Что он думал обо мне.
Его льдисто-голубые глаза встретились с моими.
– Кто написал это дерьмо?
– Сет, – сказала Эль.
– Это охрененно, – сказал Зейн.
– Спасибо, чувак, – сумел выдавить я, в глубине души чувствуя благодарность; даже если мне никогда больше не доведется поиграть с Зейном, этот момент стал своего рода реабилитацией.
Джоани появилась в контрольной будке, что-то прошептала Коди, после чего он сообщил нам через микрофон:
– Мэгги снаружи.
И мое сердце забилось немного сильнее, оно и так бешено колотилось.
Насколько хуже или лучше все это могло стать?
– Впусти ее, – сказал Зейн.
Я посмотрел на Эль. Ее серые глаза встретились с моими; казалось, ее сердце тоже вот-вот выпрыгнет из груди. Рука девушки коснулась моей, лежащей на диване между нами, и я накрыл ее мизинец своим.
Когда Мэгги вошла, она бросила один взгляд на нас четверых в студии, и ее лицо вытянулось.
– Что, черт возьми, вы делаете? – спросила она тихим, свирепым голосом. Казалось, она смотрела в основном на Зейна, когда говорила это.
Зейн все еще стоял у микрофона, а остальные сидели на диванах, завороженно наблюдая за тем, как он делает свое дело.
– Это зависит от обстоятельств, – ответила Эль. – Ты здесь шпионишь для Броуди?
Мэгги выглядела озадаченной, когда перевела взгляд на Эль.
– Нет, – осторожно ответила она. – Я просто была неподалеку, и Зейн сказал, что вы здесь.
Эль бросила взгляд на Зейна, и тот только ухмыльнулся.
– Ты не отвечала на мои звонки, – сказала Мэгги, по-прежнему обращаясь к Эль.
– Я же говорила вам, ребята, что мне нужно немного времени, – таков был ответ Эль.
– Ага, ладно, – сказала Мэгги. – Я беспокоилась о тебе. Сначала ты улетела на Гавайи с Сетом. – Она бросила на меня быстрый взгляд. – И теперь ты все время одна, отгораживаешься от всех. Хотя, очевидно… ты не одинока. – Она обвела нас обвиняющим взглядом.
Я чувствовал себя как ребенок, которого застукали за курением в мужском туалете. Я не знал, что сказать. И должен ли я вообще что-то говорить?
– Мы делаем то, – сказал ей Зейн, – что у нас получается лучше всего. – И когда Мэгги снова повернулась к нему, он сказал Коди: – Проиграй это для нее.
Мэгги крепко скрестила руки на груди, и Коди включил песню; так мы вместе послушали то, что у нас получилось. С Диланом на барабанах, Эль на басу, а теперь и Зейном на вокале… песня получилась просто офигенной.
Когда все закончилось, Зейн сказал:
– Это чертовски здорово, правда?
Но Мэгги, похоже, это не впечатлило.
– Вы, ребята, понимаете, что творите? – Она оглядела каждого из нас. Первыми были пригвождены к месту трое участников Dirty: Дилан, Эль и Зейн. Затем я. Даже Коди удостоился испепеляющего взгляда. – Вы работаете над альбомом Dirty без Джесси. Без Джессы. Не обсудив с Броуди.
Никто ничего не сказал. А что они могли сказать?
Она права.
И вряд ли я был тем, кто первым открыл бы рот.
Мэгги повернулась и вышла, и я не был знаком с этой женщиной, но мог с уверенностью сказать, что она была невероятно зла. Даже уязвлена.
Зейн пошел за ней.
Целую минуту никто больше не произносил ни слова. Затем Коди объявил:
– Я, э-эм, возьму перерыв на обед. Увидимся позже. – После чего он ушел.
Я не знал, что сказать. Но что бы я ни сказал, это была не моя проблема.
Я не был частью Dirty. Мэгги не была моим менеджером. Это было то, с чем они все должны были разобраться, а мне необходимо было уйти.
– Я пойду за кофе, – робко произнес я. – Кто-нибудь чего-нибудь хочет?
– Не-а, – сказал Дилан.
Эль покачала головой, и я оставил их вдвоем. Эль не сделала ни малейшего движения, чтобы присоединиться ко мне, когда я направился к выходу.
После долгих часов, проведенных в студии, меня радовал солнечный свет и свежий воздух. После всего этого напряжения…
Я заметил Зейна и Мэгги на маленькой парковке, они стояли у открытой водительской дверцы машины, которая, должно быть, принадлежала ей. Они разговаривали тихими, возбужденными голосами, и я отвернулся, направляясь в маленькую кофейню на другой стороне улицы.
Флинн тоже был там, на другой стороне стоянки, он курил с охранником, который, должно быть, пришел с Зейном.
Когда я вернулся с чашкой кофе в руке, они все еще были там. Зейн и Мэгги стояли близко друг к другу, и обстановка все еще казалась напряженной. Я наблюдал, как Зейн взял ее лицо в ладони, придвигаясь ближе, почти нос к носу. Она взяла его за руки, но не оттолкнула. Так они продолжали разговаривать, не сводя глаз друг с друга.
Затем она вырвалась и повернулась, чтобы сесть в свою машину.
Я же отвернулся, дабы не быть пойманным за подглядыванием, и отошел, чтобы сесть на бордюр у двери студии. Мэгги уехала, а Зейн направился обратно в студию.
Когда он увидел, что я сижу здесь, то остановился.
Он долго смотрел на меня, пока я пил свой кофе, возможно задаваясь вопросом, свидетелем какой части этого разговора я стал.
Затем он подошел и сел рядом со мной на бордюр. Он достал сигарету и начал курить.
– Прежде чем ты начнешь считать меня придурком из-за того, что ты только что увидел, – сказал он, – я женился на ней. В прошлом году, в Вегасе. – Я бы предположил, что он, мать его, шутит, но его холодные голубые глаза были абсолютно серьезны. – Но об этом никто не знает.
– И это делает тебя в меньшей степени придурком? – сказал я.
Зейн расхохотался.
Он молча затянулся еще несколько раз, затем выбросил бычок в водосток и поднялся, чтобы зайти внутрь. Я встал рядом с ним. Зейн посмотрел на меня один раз, но больше ничего не сказал о своем браке. Я знал, почему он только что рассказал мне об этом.
Зейн открылся мне не потому, что доверял, а потому, что проверял.
Что меня вполне устраивало.
Я не собирался никому рассказывать об этом дерьме.
Я последовал за Зейном обратно в студию. Коди все еще не было, и о чем бы Эль и Дилан ни говорили, пока нас не было, они замолчали, когда мы вошли.
Мы вчетвером посмотрели друг на друга, и я был чертовски уверен, что мы все слышали слова Мэгги в своих головах. Видели ее выражение «вы-все-просто-облажались».
Мы все знали, что чертовски виноваты: каким-то образом, сами того не желая, мы воссоединились с Dirty и начали записывать альбом – без Джесси, Джессы и Броуди. За их спинами.
– Мэгги права. – Зейн озвучил это первым. – Мы должны рассказать об этом Джесси и Броуди.
– И Джессе, – сказала Эль.
– И Джессе, – повторил Зейн, глядя прямо на меня.
Я кивнул. Если они этого хотели, я – в деле.
Трое участников Dirty находились со мной в одной комнате, занимались музыкой и не ненавидели меня… Это было больше, чем я смел надеяться за последние несколько недель. Если бы у меня был хоть один шанс, что Dirty упомянут меня в разговоре, не подразумевающем заговор на мою смерть, я бы им воспользовался. Что бы из этого ни вышло, я воспользуюсь этим.
Даже если бы это было просто чертово перемирие.
– Как, по-вашему, они это воспримут? – спросил Дилан.
– Кто, черт возьми, их знает… – ответил Зейн. – Но нас четверо. Джесси будет трудно с этим поспорить.
– Может быть, это сплотит нас, – сказала Эль, но в ее словах не было особой надежды, может быть, просто немного сарказма.
– Или разорвет нас к чертовой матери, – сказал Дилан.
В наступившей тишине я обрел дар речи.
– Вы, ребята, не обязаны этого делать. Мы все можем уйти прямо сейчас. Мы с Эль можем заняться своими делами в одиночку, или мы можем отказаться и от этого. Я сделаю все, что она захочет.
И после этих слов оба парня пристально посмотрели на меня.
Затем они посмотрели на Эль.
Я только что признался ей в своих чувствах. Я был чертовски уверен, что они услышали это в моих словах.
Эль смотрела только на Зейна.
– Ты хочешь, чтобы Сет вернулся в группу? – спросила она его в упор.
– Да, – ответил он, не моргнув. – Если Джесси и Броуди согласятся. – Затем он посмотрел на меня, и я кивнул. Я хотел поблагодарить его, правда, но слова застряли у меня в горле.