Но вскоре его голос окреп, Арен зажмурился и целиком предался музыке. Закончив песню, Арен открыл глаза, и сердце чуть не выпрыгнуло у него из груди. Перед ним, наполовину заслоненный надгробием, стоял Оборвыш, пронзая мглу зелеными глазами.
У Арена пересохло во рту, но он не шевельнулся.
— Ты не призрак, — произнес наконец мальчишка по-оссиански, но с сильным акцентом.
— Ты тоже, — откликнулся Арен, и чары мигом разрушились. Это всего лишь мальчишка. Бояться нечего.
В тумане треснула ветка, и кто-то приглушенно выругался по-кродански. Мальчишка испуганно вздрогнул, потом повернулся к Арену.
— Пойдем, — поспешно бросил он.
Второго приглашения Арену не понадобилось. На кладбище нагрянули кроданские стражники! Он вскочил, и они с Оборвышем скрылись в тумане.
Мальчишка провел Арена через могилы к подножию утесов, где росли, переплетаясь, хвойные кустарники и дикий лозняк. Там он отвел в сторону низкую ветку и юркнул в узкий прогал, куда Арен еле втиснулся.
Исцарапав руки и изорвав одежду, юноша наконец очутился в тесной впадине между зарослями и утесами. В нос ударил запах застарелого пота и плесени, исходивший от Оборвыша.
Мальчишка дружелюбно ухватил Арена за запястье:
— Идем!
И спиной вперед полез в почти незаметную расщелину, словно паук, таща Арена за собой; тот, согнувшись в три погибели, пустился следом. Мимоходом он приметил краем глаза рисунок на скале странный, затейливый символ, хитросплетение изогнутых и прямых линий. Даже когда они миновали изображение, оно несколько времени маячило у него перед глазами — такое бывает после того, как посмотришь на солнце.
— Идем, идем! — повторял мальчишка. Арен ощупью пробирался за ним. Вдруг он отпрянул: по лицу задела грубая занавесь, заслонявшая путь. Мальчишка отодвинул ее в сторону и повел гостя дальше.
— Идем. Осторожный будь.
«Неужели он что-то видит?» — удивился Арен. Вряд ли: темнота стояла полная. Мальчишка просто хорошо знал эти места, как слепой знает собственный дом.
— Стой, — сказал мальчишка, и Арен повиновался.
Стукнул кремень, вспыхнула искра. Затеплился фитиль ржавой лампы, пространство наполнилось успокаивающим свечением. Они были в тесной пещере, где с трудом можно было распрямиться; вокруг царил беспорядок: кучи мусора и старого хлама, разбросанная одежда, окровавленные черные перья. Сбоку неуклюже громоздился ворох заплесневелых одеял, похожий на гнездо. На скальном выступе, словно безделушки на каминной полке, были разложены мальчишкины богатства: монеты, кольцо, пригоршня зубов, несколько отсыревших сигар. В ямке неподалеку виднелась груда круглых камешков: снаряды для пращи.
Мальчишка присел на корточки, почесал грязный затылок и робко улыбнулся Арену.
— Эйфанн, — сказал он, хлопнув себя по груди.
— Арен, — ответил юноша и повторил его движение. — Давно ты здесь?
Эйфанн пожал плечами.
— Когда других брали, меня не видели, — пояснил он. Говорил он певуче, как все сарды.
— Ты спрятался?
Эйфанн помотал головой, на осунувшееся лицо упали грязные лохмы.
— Я сделал, чтобы не видели. — Он снова хлопнул себя по груди: — Идрааль.
Арен не знал этого слова и не был уверен, что мальчишка понял вопрос, поэтому в выяснения углубляться не стал.
— Мне нравится твоя пещера, — сказал он. Не понимая, как вести себя дальше, он решил держаться дружелюбнее.
Эйфанн усмехнулся, обнажив побуревшие зубы.
— А мне нравится твоя песня.
Арен внимательно оглядел его. Тощий, кожа да кости, темноволосый, мальчишка улыбался ему в отблесках лампы. Задним числом до Арена дошло, что свет можно заметить снаружи, но, оглянувшись, он обнаружил, что вход завешен, и вспомнил полотно, задевшее его по лицу, когда они шли сюда.
— Безопасно, — сказал Эйфанн, уловив его мысли. — Кроданцев нет.
— А как… — Арен пытался выразиться поделикатнее. — Как ты здесь выжил?
Эйфанн скорчил гримасу, оставшуюся для Арена непонятной: чисто сардское выражение лица, ничего не говорящее постороннему.
— Люди теряют вещи. Я нахожу. Когда могу, краду. — Он изобразил, как мечет камень из пращи. — Вороны.
Арен взглянул на предметы, собранные Эйфанном, и невольно задался вопросом, не принадлежали ли эти сигары сначала ему, а потом Грабу.
— Ты крадешь из тайников?
Эйфанн кивнул.
— Еще у мертвых беру. И в поварне. Опасно.
— И тебе хватает?
— Сарды крепкие. Убить трудно.
«Да я вижу», — подумал Арен.
— И все это время ты был один?
Эйфанн помотал головой.
— Есть и другие?
— Они есть, ты не можешь увидеть.
Арен нахмурился. Оссианским языком Эйфанн владел неуверенно. Сарды считались замкнутым народом, многие из них даже не пытались овладеть чужими языками. Мальчишка прилаживал оссианские слова к грамматике родного языка, из-за чего временами его было трудно понять.
— То есть ты не хочешь мне их показывать?
Эйфанн хихикнул.
— Ты не можешь увидеть! В могилах они! — Он в очередной раз хлопнул себя по груди: — Идрааль.
Арен засомневался, в своем ли уме его новый знакомец. Впрочем, от такой жизни недолго тронуться. Он решил перейти к цели своего прихода.
— Ты знаешь, как отсюда выбраться, Эйфанн?
Мальчишка с неуверенным видом помотал головой.
Арен подался вперед:
— А я знаю.
Эйфанн не ответил, только посмотрел на него ярко-зелеными глазами.
— Хочешь пойти со мной? — предложил Арен.
Эйфанн помотал головой. Арен удивленно нахмурился.
— Не хочешь?
Эйфанн закусил губу.
— Там, снаружи, — неизвестность. Здесь я выживаю. Питаюсь. Там — никто не знает.
— Ты питаешься воронами! Нельзя же вечно воровать, прятаться и есть сырую воронятину. Это не жизнь.
Эйфанн молча принялся приводить в порядок свои боеприпасы, укладывая камушки опрятной горкой. Как будто рядом не было никакого Арена.
Арен с недоверием наблюдал за ним. Он ожидал, что мальчишка запрыгает от радости, узнав о возможности выбраться отсюда. Неужели Оборвыш и впрямь предпочтет жить, как прежде, ковыряясь в отбросах и прячась от кроданцев?
— Ты боишься, — сказал Арен. — Боишься перемен, боишься оставить известный тебе мир.
Эйфанн помотал головой с упрямством человека, который внутренне согласен с услышанным.
— Я буду за тобой присматривать. Обеспечу тебе безопасность, если пойдешь со мной. — Арен протянул ему руку. — Просто будь смелее.
— Зачем? — огрызнулся Эйфанн. Лицо его сделалось суровым и подозрительным. — Ты приходишь на кладбище, ты поешь. Зачем?
Арен опустил руку, поскольку Эйфанн явно не собирался ее брать.
— Я пришел просить тебя о помощи, — сказал он. — А взамен хотел предложить тебе возможность выбраться на свободу.
— Возможность умереть, — буркнул Эйфанн. — Лучше здесь.
Арен почувствовал, как из-за излишней настойчивости теряет расположение мальчишки, и обругал себя за глупость. Стоило действовать осторожнее.
— Извини. Ты прав. Лучше здесь. Но не для меня. Я хочу выбраться отсюда. Я и мой друг.
— Так иди! — Эйфанн метнулся в угол пещеры и с головой забился под одеяла, словно птенец в гнездо.
Арен остался стоять на месте, рассеянно потирая руки; по пещере тонкой струйкой распространялся едкий запах горелого масла. Вид Эйфанна, зарывшегося в свое убежище, внушал ему жалость. Арен подозревал, что его воображаемые друзья — неважная компания. Но ему нужна была помощь Эйфанна: она составляла существенную часть плана. Он смягчил тон и заговорил снова:
— Эйфанн.
— Иди! — глухим голосом ответил тот.
— Не могу, пока ты мне не поможешь.
Эйфанн разразился потоком ругательств на родном языке. Переливчатый, певучий язык сардов плохо подходил для проклятий: даже злость звучала у них музыкально.
«Призрак мальчишки-сарда, похороненного на местном кладбище, — вспомнились Арену слова Джана. — Его мамашу угнали вместе с остальными, и ночами он бродит по лагерю, разыскивая ее». И у него появилась мысль.
— Раз ты не хочешь отсюда выбираться, может, передать от тебя весточку кому-нибудь снаружи?
Эйфанн резко умолк, и Арен понял, что попал в точку.
— Помоги мне сейчас, а когда я выберусь, то…
— Нет! — рявкнул Эйфанн и выкарабкался наружу из своего гнезда. — Да! Когда выберешься, ты поможешь сарду! Ллед на саан. Что ты дашь мне, дашь им.
— Я… Я не совсем понимаю, о чем ты. Какому сарду я должен помочь?
— Всем. Любому. Найди его. Предложи ему.
— Ты хочешь, чтобы я… — начал Арен, но Эйфанн внезапно ухватил его за рукав и притянул к себе, а потом сунул в рот большой палец своей свободной руки и прикусил с такой силой, что брызнула тонкая струйка крови. Не успел Арен отпрянуть, как Эйфанн приложил окровавленный палец ему к запястью.
— Вот, — промолвил он со злобной решимостью. — Ты найдешь. Предложишь.
Он отпустил руку Арена, оставив на ней красный отпечаток.
— Это… это уговор? — спросил Арен, подавив отвращение. — Вместо тебя я должен помочь другому сарду?
Эйфанн кивнул.
— Ллед на саан. Ты найдешь.
Арен поднял руку и показал Эйфанну отпечаток.
— Стало быть, уговор, — торжественно произнес он. — Но сначала ты должен пособить мне в побеге.
Мальчишка уселся на кучу одеял; от его дыхания шел пар, из-под копны спутанных волос проницательно смотрели зеленые глаза.
— Что тебе нужно?
Арен поднял с пола заляпанную кровью птичью косточку.
— Вороны, — сказал он. — Мне нужны вороны.
Тусклый вечерний свет проникал сквозь замызганные окна лазарета. В отличие от бараков, окна в которых закрывались только ставнями, здесь в рамах были толстые стекла, помогавшие удерживать жар от печки в углу. Не сказать, что тепло, но лучше так, чем мерзнуть в бараке. С трудом очнувшись ото сна, Кейд покрепче укутался в одеяло.
Днем он дремал, убивая время от полдника до обеда. Кормили здесь сытно, хотя мяса не давали (его приберегали для стражников). Пищи, которую получали узники, едва хватало на поддержание сил — результат хладнокровных кроданских вычислений, уравновешивающих затраты