«Значит, в тебе есть не только злость и ненависть», — подумал Арен.
— Но существует и другой род чародейства, — продолжала Вика. — Гораздо более отвратительный род колдовства. Век назад в Сопричастии началась война. Друиды сражались с друидами. Наш орден был на грани исчезновения, и хотя впоследствии восстановился, с тех пор мы ослабели навсегда. Некоторые откололись, объединились под началом Карлака, Делящего Пламя, и, объявив, что Воплощения мертвы, принялись искать себе богов в Стране Теней. Прочие друиды сочли отступников безвредными и позволили им существовать, а между тем Карлак извлек из-под спуда запретные знания и заключил гнусные соглашение с существами, обитавшими за Разрывом. Когда мы об этом узнали, остановить их было уже почти невозможно.
Арен вспомнил об орудиях в святилище и все понял.
— Кровавые жертвоприношения.
— Да. Жертвоприношения, пытки и кое-что похуже. — Лицо друидессы посуровело.
— Думаешь, это создание явилось из Страны Теней?
— Возможно, из еще более дальних пределов, — ответила Вика. — Полагаю, оно в услужении у Чужаков.
Арен почувствовал укол страха. Причин верить в Чужаков у него было не больше, чем в Воплощения, которые заточили их в Бездне, однако бояться неведомых богов проще, чем любить.
— Подозреваю, это работа короля-чародея Ажмата Джаала, сказала Вика. — Он связался с силами, от которых лучше держаться подальше.
— И все же некая сила оберегает святилище.
— Возможно, это не единственное святилище в Скавенгарде. Или оно не имеет отношения к Ажмату Джаалу. Вторая империя была эпохой чародейства, им занимались многие. Рассказывают, что правители великих городов-государств при помощи магии боролись с теми, кто посягал на их власть, иногда даже с собственными детьми.
— Может быть, мы найдем другое убежище, — сказал Арен.
— Может быть, — ответила Вика.
Но этого не произошло. Наоборот, путь снова запетлял. Как и раньше, они блуждали кругами. После утренних успехов было вдвойне досадно вновь и вновь заходить в тупик. Один раз, когда они пытались вернуться по собственным следам, оказалось, что Фен забыла оставить метку, и они потратили на поиски дороги целый час.
Они остановились перекусить в овальной комнате с гладкими стенами, похожей на яйцо. В ее узком конце располагался проем, выходивший на открытый воздух, как будто в стене просто сделали разрез, а за ним виднелись скалистые склоны, окружавшие долину, и ярко-голубое небо. Вдоль всей комнаты стояли бронзовые стелы выше человеческого роста, широкие у основания и сужавшиеся к вершине. Южную сторону каждой из них, выходившую на стену с проемом, покрывали ряды затейливых иероглифов, перемежаемые барельефами.
Вика, Гаррик, Киль и Фен угрюмо обсуждали дальнейшие действия, Граб усердно набивал рот, а Осман водил Арена и Кейда от стелы к стеле.
— Это все из истории, видите? — с восхищением говорил он. — Вот Сарла насылает чуму на урдов; а вот Джесса Волчье Сердце и Морген выводят наш народ из рабства.
Арен разглядывал диковинные гладкие фигуры на стеле. Вот стоит дитя в капюшоне, а вокруг лежат мертвецы. А вот урды — приземистые, с покатыми лбами и мощными челюстями — разбегаются перед мужчиной и женщиной с мечами в руках.
— Жутко, правда? — спросил Кейд, пережевывая зачерствелый хлеб. — А вот этот похож на Граба, — показал он пальцем.
Арен никогда не видел живого урда, только на картине: тот корчился под латным сапогом Товена, а великий кроданский воитель погружал клинок в грудь врага. Но даже этот образ преследовал его в сновидениях, пока он был маленьким. Потом отцовский телохранитель Кун рассказывал о временах Шестого Очищении когда он сражался бок о бок с Дозорными Рыцарями, участвуя в очередной безуспешной попытке стереть урдские племена с лица земли. Он поведал о полчищах, что нападали по ночам, являясь из потайных ходов, запрятанных в низинах, об огромном подземном городе, отыскать который так и не удалось. Столетиями Преграждающие Народы упрямо противостояли мщению Первой империи. Сколь скверным ни было кроданское владычество, владычество урдов было бы гораздо хуже.
— Арен! Иди сюда! — Воодушевление Османа было заразительно. Первооткрывательский трепет заставил его позабыть об опасности.
Он указывал на запутанное родословное древо, изображенное на одной из стел. На вершине его располагалась одинокая мощная фигура с горделивой осанкой. От нее вниз шли шесть линий, то пересекавшихся, то вновь расходившихся; они соединяли изображения, на которых люди плавали под парусами, или прятались от солнца в пещерах, или воевали. С каждым уровнем люди постепенно менялись, делались ниже ростом и невзрачнее, а в самом низу стояли бок о бок шесть фигур.
— Что это означает? — спросил Кейд, заглядывая Осману через плечо.
— Так появились Шесть Народов, — ответил Арен, и Осман расплылся в улыбке. Арен принялся водить пальцем по камню. — Вот Создатель, а дальше идут исполины, под стать драккенам и чудищам, правившие этими землями после эпохи Хаоса.
— А потом началась Долгая Стужа, — подхватил Осман. — Спасаясь от льдов, исполины рассеялись кто куда. Одни попрятались в пещеры, другие переселились в дальние края; одни стали пожирать друг друга, другие — разводить скот.
— Постой, я вижу! — воскликнул Кейд, припомнив матушкины сказки. — Вот элару отбывают на запад. А вот гнавлы предают урдов и огров во время Восстановления и переходят на нашу сторону! — Он опустился на одно колено и перечислил фигуры, изображенные у основания: — Элару, люди, дварфы, урды, огры, гнавлы!
— Дварфы уже сгинули, — сказал Осман, — а огры в рабстве у элару. Время движется непрестанно, годы складываются в тысячелетия, а сколько человеческих судеб кануло в небытие за эти века! Если подходить с такой меркой, то тридцать лет под пятой у кроданцев — лишь мгновение в истории. Однако и оно кажется вечностью.
— Но ведь ты родился уже после вторжения? — спросил Арен, прикинув, сколько лет молодому воину. — Как ты можешь тосковать по тому, чего никогда не застал?
— А почему птицы знают, куда лететь, когда отправляются зимовать на юг? Сердце подсказывает, — пожал плечами Осман. — А тебе разве нет?
Арен не знал, что ответить, но от этой необходимости его избавил Гаррик, подошедший к ним вместе с Викой, по пятам за которой притрусила и Скирда.
— Берите пожитки, — сказал он. — Мы отправляемся.
— Вы знаете, куда идти дальше? — спросил Осман.
Гаррик взглянул на Вику с таким видом, будто ему хотелось плюнуть.
— Мы возвращаемся.
— Куда?
— В святилище, — ответила Вика. — Нам не выбраться из Скавенгарда просто так. Это место нас не отпустит. Оно хочет заманить нас подальше, чтобы нам было негде спрятаться, когда наступит ночь. Однажды мы уже чуть не потеряли обратную дорогу. В следующий раз, возможно, мы ее уже не найдем.
— А что потом? — спросил Осман, оторопев. — Еще одна ночь в этом гиблом месте? И что изменится завтра?
— С рассветом я собираюсь найти выход. Но мне нужно время, чтобы подготовиться.
— Что ты собираешься предпринять? — спросил Арен.
Вика взглянула на Арена, и он увидел, что сквозь личину суровой решимости проглядывает страх.
— Сегодня ночью это чудище явится снова, — сказала Вика. — Я намерена с ним поговорить.
Арен и Кейд сидели, привалившись к одной из девяти стен святилища, и наблюдали, как меркнет свет за окошками под крышей. После долгих часов гнетущего ожидания спускались сумерки. Чтобы убить время, путники беспокойно разглядывали саркофаг, утыканный иголками, разделочный стол, покрывало с острыми ворсинками. Память о совершенных здесь убийствах наполняла воздух тяжестью. Никто почти не говорил, каждый был погружен в собственные мрачные мысли.
Одна Вика была занята. Она велела Гаррику и Осману разломать стол на дрова и сложить костер, а сама разожгла его при помощи пергаментного свертка, испещренного таинственными записями. Осман пытался возразить: кто знает, какую мудрость могут явить эти страницы, если доставить сверток ученым в Гласском университете? Но Вика и слышать этого не хотела.
— Скавенгард погубили тайны, которые в нем скрывались. Я не настолько любопытна, чтобы повторять старые ошибки. Не бери отсюда ничего.
Вика достала из мешка горшок и треногу и принялась готовить отвар, всыпая туда травы, которые извлекала из многочисленных карманов, и вливая жидкости из глиняных пузырьков. Что-то бормотала на каменном наречии и описывала круги ладонью. Потом ножом порезала себе предплечье, прибавив еще один шрам к паре десятков уже имевшихся, и сцедила кровь в горшок. Потом вошла в круг посередине святилища и, скрестив ноги, уселась внутри серебряного кольца, а зелье поставила перед собой охлаждаться.
— Что бы вы ни увидели и ни услышали, не пытайтесь мне помочь, — предупредила она. — И ни в коем случае не вступайте в этот круг.
Она закрыла глаза и принялась что-то шептать нараспев, а Скирда бродила кругами вдоль внешней границы кольца. Минул час с небольшим, и Арен почувствовал, как на его рассудок немолчным прибоем накатывает тревога.
Кейд тоже места себе не находил. Стучал по полу носками башмаков, барабанил пальцами и ерзал. Граб ковырял ногти кончиком ножа. Осман внимательно изучал святилище, разглядывал все, что попадалось под руку, листал книги на неведомом языке. Киль сидел рядом с Гарриком, сгорбив плечи, сжавшись от напряжения. Глаза, еще воспаленные, понемногу приходили в порядок, но беспечная шутливость покинула криволомца. Гаррик смотрел в пол, на каменные плиты, время от времени мрачно зыркая на Арена.
Фен весь вечер просидела в сторонке, ни с кем не разговаривая, но с наступлением темноты поднялась на ноги и подошла к Арену и Кейду. Оба озадаченно уставились на нее.
— Я из Ольдвуда, — сообщила она вызывающим тоном, обращаясь к Кейду.
— И что? — непонимающе спросил тот.
— Там, у пристани, ты спрашивал, откуда я, — пояснила она. — Из Ольдвуда. Вот.