Пламенный клинок — страница 70 из 132

Амбри взял костыль и показал на Прорезь, где виднелись зазубренные очертания Упырьего форта.

— Эти развалины больше напоминают нас, чем урдов. Мы могли восстать в любое время, но не восстали. Мы стали рабами потому, что у нас забрали надежду. Когда разразилась чума, мы поняли, что урдов можно одолеть, но даже тогда понадобилась Джесса Волчье Сердце, чтобы поднять народ с колен. — Он с чавканьем разжевал табак. — Люди не станут сражаться, пока не поверят в победу. Джесса заставила нас поверить. И Рассветные Стражи тоже заставят. — Он пристально взглянул на Гаррика. — Думаешь, я не знаю, чем вы с Килем занимаетесь? Я слышал ваш разговор, когда вы перепились. Я знаю, куда вы ушли. Вы теперь с Серыми Плащами?

— Никаких Серых Плащей не существует, — покачал головой Гаррик.

— Я бы так и говорил, будь я Серым Плащом, — хмыкнул Амбри. — С этой страной еще не покончено. Волчья кровь еще течет в оссианских жилах, та же кровь, что построила Вторую империю. Волка в клетку не запрешь.

— Запрешь, — возразил Гаррик. — Получится собака.

Амбри крякнул.

— По мне, так лучше дожидаться героя, чем слушать циника. Сегодня империя, а завтра прах. Кому, как не нам, оссианам, об этом знать?

— Никогда не думал, что ты такой оптимист.

— Когда остаешься без ноги, многое предстает в ином свете.

Гаррик мрачно улыбнулся и похлопал старика по плечу.

— Рад был снова увидеть тебя, Амбри.

— Взаимно.

Гаррик зашагал в сторону порта. Когда он обернулся, старик смотрел на клубящийся над водой туман, устремив пустой взгляд в белую мглу.

* * *

— Вот.

Арен оглядел лес. Между деревьями густо разрослись папоротники и колючие кустарники, листья колыхал прохладный ветерок, пахнувший солью и дождем.

Фен показала пальцем. В отдалении между деревьями паслась олениха. Фен подала Арену знак, и они крадучись двинулись к зверю.

Под башмаком Арена громко треснула ветка, и оба замерли, а олениха насторожилась и встрепенулась, готовясь пуститься наутек. Но охотники были слишком далеко, так что она их не увидела. И опасливо продолжила щипать траву.

Фен сердито обернулась.

— Ступай осторожнее! — прошипела она. — Что я тебе говорила?

Арен состроил извиняющуюся мину.

— Я первый раз на охоте, — пробормотал он в оправдание.

Она послюнявила указательный палец и подняла его в воздух.

— Ветер нам благоприятствует. Чувствуешь, откуда дует?

Арен последовал ее примеру. Честно говоря, он ничего не почувствовал, только пальцу стало холодно. Но он решил не признаваться.

— Чувствую! — ответил он с наигранным удивлением.

Кажется, ей это понравилось; во всяком случае, она смягчилась.

— Всегда подбирайся к оленю с подветренной стороны. Если он тебя унюхает, то сбежит. Охота требует терпения.

Они подобрались к оленихе еще ближе. Арен пытался внимательно смотреть под ноги, но вместо этого украдкой метал взгляды на Фен. Сначала он беспокоился, что она заметит, но ее взгляд был сосредоточен на добыче, и вскоре Арен разглядывал девушку уже в открытую.

Он хотел увидеть ее по-настоящему, раскусить ее, как раскусил Рафу в Саллерс-Блаффе. Но Фен оставалась для него загадкой. Она не поблагодарила его, когда он помог ей в Скавенгарде, и не извинилась, когда потом нагрубила ему. Последние дни она явно злилась, однако сегодня утром сама предложила научить его охотиться.

Арен понимал, что Кейд начнет дуться, когда узнает. Убеждал себя, будто пошел ради обретения полезных навыков. Но, по правде, на его решение повлияло не это.

Не сказать, что он считал Фен привлекательной, просто ее черты производили яркое впечатление. Веснушки покрывали лицо так густо, что сливались в некое подобие маски. Арена притягивали изящные очертания ее подбородка; нос, который морщился, когда она смеялась по-настоящему. Такое бывало редко, но Кейд умел ее рассмешить, и Арен с удивлением осознал, что слегка ревнует. И сейчас он испытывал ребяческую гордость оттого, что Фен позвала на охоту его, а не Кейда.

«Да что в этом плохого? Не только Кейд умеет заводить друзей».

В рассеянности он запнулся ногой о камень и с громким треском повалился в куст. Фен схватила его за руку и втащила в заросли папоротника, а испуганная олениха снова вскинула голову. Они пригнулись, тесно прижавшись друг к другу. Арен чувствовал себя неловко, взволнованный их близостью, а олениха переступала копытами, навострив уши и раздумывая, бежать или нет. Арен понимал ее.

Затем животное снова успокоилось, и когда Фен наконец отстранилась от Арена, он почувствовал одновременно облегчение и разочарование.

— Пожалуй, с таким увальнем, как ты, ближе не подберешься, — шепнула Фен и вытащила из-за спины лук. — Убьем ее отсюда. Стрелять умеешь?

— Немного. В основном меня учили обращаться с мечом.

— Хочешь попробовать? — Она протянула ему лук.

Он грустно улыбнулся.

— Тут, наверное, ярдов шестьдесят, да еще и деревья. Куда уж мне? Никого не убьем, только стрелу зря потратим.

Фен неуверенно взглянула на него, словно гадая, не обидела ли его своим предложением. Потом пожала плечами, проскользнула сквозь папоротники и укрылась под ближайшим деревом. Медленно натянула тетиву и прицелилась. Олениха вскинула голову — наверное, что-то почувствовала.

«Стреляй! — мысленно поторапливал Арен. — А то убежит!»

Но Фен медлила. Руки у нее начали подрагивать, но она дождалась, пока олениха успокоится и снова опустит голову. И только тогда спустила тетиву.

Стрела промчалась сквозь листву. Олениха встрепенулась и пустилась бежать. Фен бросилась следом.

От удивления Арен замешкался. Он не ожидал, что Фен побежит. Подстрелила ли она олениху? Все произошло так стремительно, что Арен не успел рассмотреть. Но когда он стронулся с места, Фен уже почти скрылась из виду, устремившись сквозь подлесок в погоню за своей добычей. Арен рванулся следом, но не мог поспеть за проворной Фен. Споткнувшись о камень, он упал, а когда поднялся, Фен уже не было.

Проклиная свою неуклюжесть, он ринулся вперед, следуя на звук ломавшихся веток.

Олениха, пронзенная стрелой, лежала на краю прогалины истекая кровью. Фен стояла на коленях рядом с ней, склонив голову и шепча молитву.

Подкравшись поближе, Арен расслышал слова Фен: она благодарила олениху — за принесенную в дар жизнь, и Огга, Воплощение Зверей, — за удачную охоту. Потом подняла голову и принялась гладить олениху по шее, тихонько приговаривая:

— Ну вот. Скоро все закончится. Теперь отдыхай.

Олениха испустила последний вздох, и ее глаза остекленели. Фен поднялась и увидела Арена, удивленно смотревшего на нее. Он и не подозревал, что смерть бывает такой нежной. Ему очень хотелось поцеловать Фен, но он не осмелился.

Если девушка и догадывалась, что творится у него в голове, то виду не подала.

— В следующий раз начнем с чего-нибудь попроще, — сказала она. — Но раз ты здесь, то неси добычу.

* * *

Всю обратную дорогу к стоянке Фен пребывала в напряжении. Присутствие Арена выводило ее из себя. Когда он говорил, ей приходилось бороться с желанием наорать на него. Когда молчал, ей казалось, будто он хочет, чтобы заговорила она.

После того, как она убила олениху, он не вымолвил почти ни слова, в гнетущем молчании следуя за ней с мертвым животным на плечах. Ей хотелось бросить мальчишку, чтобы выбирался самостоятельно, но ведь он заблудится в считаные минуты, и добыча останется при нем.

Зачем она вообще его позвала?

Ответа у нее не было. Возможно, в благодарность за помощь в Скавенгарде? Без него она бы никогда не выбралась с того выступа, и ей было немного стыдно, как она повела себя после. Просто она разозлилась: разозлилась на себя за слабость, разозлилась на него, что он так и не понял, каково это, когда мир уходит из-под ног.

И все-таки, как бы он ее ни раздражал, было в нем что-то успокаивающее. Он просто находился рядом. Не докучал расспросами. Разве только время от времени так на нее поглядывал, что в глубине души у Фен пробуждалась смутная тревога.

Неужели это и есть дружба? О Девятеро, зачем она вообще нужна?

— А как умерла твоя матушка? — спросила она, стараясь держаться непринужденно.

Арен остановился и уставился на нее. Фен почувствовала, как она свертывается и загорается изнутри, словно сухой лист в огне.

— Я неважная собеседница, — угрюмо добавила она, будто в этом была вина Арена.

Он стряхнул с себя удивление и поднял руку, как бы извиняясь.

— Ничего страшного. Просто это было слегка… неожиданно. Ну… Она заболела. Не знаю точно, отчего она умерла. Никто мне не рассказывал, да и я, наверное, не спрашивал. Диковинно, правда?

— Диковинно, — согласилась Фен, хотя ничего диковинного в этом не видела.

— А твоя?

На Фен накатило смятение. Она затеяла разговор не для того, чтобы приплетать еще и себя. Но ведь так оно и происходит? Что-то получаешь, что-то отдаешь. Даже если не хочешь.

— Порезала руку. И расхворалась. — Ответ получился сухой и сжатый. Ей не хотелось вдаваться в подробности.

Арен понял намек.

— Извини.

— За что? Не ты же порезал ей руку.

Разговор снова зашел в тупик.

— А каково было расти в Ольдвуде? — спросил Арен, пытаясь оживить беседу.

Фен не знала, как ответить. О том времени у нее остались лишь обрывочные воспоминания. Вот отец кладет ей руку на спину, следя за ее дыханием, когда она прицеливается в оленя. Вот она лазает по деревьям возле хижины, а матушка сидит на пороге, греется на солнышке, поет и что-то стругает. Вот кукла, которую матушка вырезала для нее из дерева; запах сладких яблочных лепешек; ее родители держатся за руки под столом. Ее детство наполняли счастье и любовь, и теперь с трудом верилось, что все это не сон.

— Там было хорошо, — ответила она. — Пока не умерла матушка. Тогда отец изменился.

Она попыталась подобрать слова, которые не прозвучали бы искусственно или глупо, но не сумела. Арен почувствовал ее неловкость и милосердно сменил тему разговора: