Мара взяла выточенного из слоновой кости драккена и перенесла его через реку.
— Есть и третий способ. Остаться и бороться заодно с нами.
Взгляды Орики и Мары встретились над доской.
— Я не воин, — сказала Орика.
— Я тоже, но не все войны выигрываются силой оружия. Я слышала твою песню, Орика. Мы с тобой питаем одну мечту.
Орика откинулась на спинку кресла, на мгновение позабыв об игре. Такого она не ожидала. До сих пор она старалась ничего не выведывать, но раз уж приходится делать выбор, лучше понять, с кем ее свела судьба.
— За что ты борешься, Мара? Ты живешь в достатке и довольстве. Кроданское владычество к тебе милостиво.
Эти слова прозвучали вызывающе, и Мара чуть не вскочила, однако овладела собой.
— По рождению я принадлежу к знатному сословию, но достаток моего семейства был скромным. Я расскажу, как я купила этот дом и заработала столько денег. Возможно, тогда ты не сочтешь, что кроданское владычество ко мне милостиво. — Она отхлебнула вина и обвела рукой доску. — Но теперь твой ход. Терпеть не могу, когда игра прерывается.
Орика передвинула фигуру, и Мара продолжила разговор:
— В юности я считалась необычайно одаренной. Поглощала книги и изучала языки, чтобы читать больше. К семи годам я прочла «Размышления» Декапута, к девяти осилила «Неопределенные формулы» Ит-килиана. Я постоянно что-то мастерила, а чего не могла мастерить, вычерчивала на бумаге. Затыкала за пояс наставников по риторике. И много играла в башни. Никто не сомневался, что я поступлю в Гласский университет, буду изобретать всякие диковины и разрешать неразрешимые вопросы. Я и сама верила, что мое имя прозвучит в веках, как имена Текапута, Халиуса или самой Джессы Волчье Сердце. — Она прищурилась. — А потом явились кроданцы. Мне больше не позволяли учиться или заниматься значимыми делами. Ведь я женщина. А Деяния Томаса и Товена гласят, что целеустремленная женщина — зловредная тварь, не желающая исполнить положенную ей роль. Но я по-прежнему выдумывала и изобретала, занималась вычислениями и предавалась мечтам. Остановить меня могла только смерть.
Орика почти перестала следить за происходившим на доске, но саму Мару разговор, похоже, нисколько не отвлекал от игры. Она действовала по-прежнему точно и обдуманно.
— Наконец терпение иссякло. Один мой друг потерял ногу ниже колена в сражении с урдами во время Шестого Очищения и вернулся домой калекой, с грубой деревяшкой вместо голени. Я видела, как он мучается от язв, которые оставляла деревяшка; видела, что люди относятся к этому гордому человеку как к нищему оборванцу, лишь потому, что он ходит с костылем. Поэтому я изготовила для него новую ногу, из кожи и металла, воспроизводящую движения костей и мышц в человеческой ноге. Немного поупражнявшись, он снова смог ходить самостоятельно.
— Чудесно, — сказала Орика. — Я видела такие устройства. Редкие и дорогие, но все равно достойные восхищения. — Она нахмурилась. — Но ведь…
Мара подняла палец.
— Ага. Ты начинаешь улавливать. Он заставил меня объявить миру о своем изобретении, чтобы помочь его товарищам по несчастью. Но я понимала, что никто не признает изобретения, предложенного женщиной. Меня бы осудили и пристыдили, а через год появилось бы точно такое же устройство, но созданное мужчиной. Однако я не могла утаить свое изобретение. Я обратилась с предложением к одному хорошему знакомому, которому безгранично доверяла. Он объявил изобретение своим и забрал часть доходов, но львиная доля полагалась мне. Ради блага соплеменников я проглотила честолюбие и позволила мужчине присвоить все заслуги.
— Так это ты изобрела «ногу Мальярда»? — спросила Орика.
Мару передернуло.
— «Ногу Мальярда», — повторила она. — Да. Первоначально она именовалась иначе, но ученые мужи рассудили по-своему. Они из штанов выпрыгивали, превознося новоявленного изобретателя. Какой гений! Какую службу он сослужил увечным и обездоленным!
— Но ведь он тебе заплатил?
— О, тут он сдержал слово. И держит по-прежнему, отсюда мое благосостояние. Он не сделал мне ничего дурного. Я сама виновата.
— Тебе невыносимо видеть, как твои заслуги присваивает другой? — спросила Орика.
— Мне невыносимо видеть, как мои заслуги присваивает мужчина! — рявкнула Мара. — Как другие мужчины делают из него героя, как он упивается славой, а я чахну в безвестности над своими богатствами! И все из-за кроданцев! Из-за проклятых правил, придуманных полуграмотным проповедником! У женщин отняли будущее, превратили нас в ничто, и оссианские мужчины это допустили! Лучше бы нас завоевали двадцатью годами раньше. Тогда бы в юности я не питала надежд.
Орика оглядела свои поредевшие войска. Она понесла тяжелые потери. Из такого положения не выбраться даже искуснейшему игроку.
— Я сожалею о твоей беде. Искренне. Но я прежде всего сард, а уже потом женщина. А мой народ давно впал в ничтожество.
Мара снова взглянула на Орику, ее лицо источало ледяную суровость.
— Позволь кому-нибудь считать тебя ничтожеством, и он решит, что так оно и есть. Посмотри, что происходит с твоим народом. Его вытесняют из Оссии, и кто это остановит? Не сарды: вы слишком долго принимали свой жребий. Не оссиане, которые неспособны сбросить собственные оковы. Кто будет сражаться за вас?
— Может, ты? — язвительно спросила Орика.
— Я сражаюсь против кроданцев, — ответила Мара, — а общий враг делает союзниками даже самых разных людей. — Она взяла ассасина, о котором Орика совсем позабыла, и, передвинув его сквозь брешь в построениях противницы, опрокинула ее короля. — Игра окончена.
Орика одним глотком допила вино.
— Я поразмыслю над твоими словами, — пообещала она, поднявшись и взяв лютню. — А теперь мне нужно вернуться к своей песне. — Она взглянула на доску. Мара не потеряла почти ни одной фигуры. — Извини. Я оказалась слабым противником.
— Ничего страшного, — ответила Мара. — Обычное дело.
ГЛАВА 48
Был ранний вечер, когда Арен добрался до дома Мары, и тени древних развалин Моргенхольма ложились на подернутый закатным багрянцем город. Несмотря на теплый день, Арен никак не мог согреться, его то и дело прошибал холодный липкий пот. Приближаясь к воротам, он оглянулся, чтобы свернуть в сторону, если кого-нибудь заметит.
Арен настоял, чтобы его доставили обратно к «Горелому медведю». Оттуда он двинулся в направлении, противоположном дому Мары. Клиссен хитер и непременно пустил следом соглядатаев, а если Арен приведет их к дому Мары, то Железная Длань нагрянет туда еще до сумерек.
Несколько тягостных часов он пытался оторваться от предполагаемых преследователей. Но в конце концов признал: если Железная Длань послала кого-нибудь за ним по пятам, ему не хватает сноровки распознать слежку. Напоследок он проскользнул в какой-то трактир, вышел в заднюю дверь и перелез через стену, окружавшую двор. Снова оказавшись на улице, он почувствовал себя немного увереннее и направился к дому Мары.
На мгновение Арен остановился перед воротами, чтобы собраться с духом. Ему нужно успокоиться, иначе остальные заподозрят неладное. Руки у него еще дрожали, когда он думал о встрече с Клиссеном. Только теперь ему стало ясно, в какую игру он вступил, каким обязательством себя связал, сколь высоки ставки.
Сегодня он побывал на грани гибели. На шее у него осталась царапина от клинка Харта. Арен выторговал второй шанс, но третьего уже не будет. Ни для него, ни для Кейда.
Он позвонил в колокольчик у ворот, и из дома появилась Клия, суровая телохранительница и возница Мары. Пройдя по тропинке, проложенной через лужайку перед домом, она отворила ворота и впустила Арена.
Он был уже на полпути к дому, когда из передней двери вылетел Кейд и ринулся к нему. Арен не успел опомниться, как оказался в крепких дружеских объятиях.
— О боги, заставил же ты меня поволноваться! Киль только что вернулся и рассказал, что произошло.
— А вот ребра мне ломать совсем необязательно, — проворчал Арен, с трудом переводя дух.
Кейд усмехнулся и отпустил его. Клия вернулась в дом, пройдя мимо Фен, которая как раз выскочила во двор с облегчением на лице. Подбежав к Арену, она замешкалась, а потом подалась вперед и тоже обняла его.
От неожиданности он замер и только потом осторожно, словно обращаясь с каким-то хрупким предметом, обнял ее в ответ.
Краем глаза он видел, как Кейд отчаянно силится сохранить на лице улыбку. Арен беспомощно взглянул на друга: «Что я мог поделать? Она сама меня обняла». Но близость Фен доставила ему тайное удовольствие, мешавшее хоть сколько-нибудь искреннему раскаянию.
Девушка резко отстранилась и заправила рыжую прядь за ухо.
— Рада, что ты вернулся, — сказала она, не глядя на Арена.
— Несколько часов плутал, прежде чем убедился, что никто не висит на хвосте, — пояснил он. — А Граб вернулся? Он тоже был там.
— Еще нет, — ответил Кейд. Он по-прежнему с подозрением поглядывал то на Арена, то на Фен, раздумывая, стоит ли обижаться. Его она никогда так не обнимала.
— Ты видел, как он выбрался из трактира? — спросила Фен. Все трое уставились на ворота, словно ожидая, что с минуты на минуту появится Граб.
— Там творился полный кавардак, — ответил Арен. — Но если кто и мог от них ускользнуть… пожалуй, это Граб. — Но особой уверенности в его словах не слышалось.
— А вдруг его схватили? — с неожиданной тревогой воскликнул Кейд.
— Кого схватили? — спросил Граб, появившись позади них и вытянув шею, чтобы увидеть, куда все смотрят.
— Одного безмозглого скарла, который постоянно таскается за нами по пятам, — не моргнув глазом ответил Кейд.
— А почему нельзя было войти в ворота? — спросил Арен.
— Граб решил, что лучше лишний раз не привлекать к себе внимания, поэтому перелез через стену. А криволомец вернулся?
— Вернулся, — ответила Фен. — Заперся у себя в комнате.
— Все здесь! — радостно воскликнул Граб, раскинув руки. — Ха! Глупым кроданцам нас не поймать! Идите ко мне, друзья!