– Итак, – раздельно произнес тот, – ты обвиняешь моего брата Ринальди в похищении и насилии?
Беатриса опустила голову, спутанные льняные пряди почти полностью скрыли ее лицо.
– Да или нет? – Голос был бесстрастен, но Диамни почти не сомневался, что, будь на то воля анакса, женщина до Цитадели не добралась бы.
– Да, – пролепетала она, – это правда…
– Приведите наследника, – распорядился Эридани и замолчал. Молчали все – слуги, стражники, эории. Художник видел, что Беатриса держится из последних сил, худенькое личико казалось алебастровой маской, губы посинели, а багровые пятна на бескровной щеке выглядели нелепо, словно пятна краски.
Ожидание было недолгим – эпиарх был из тех, кого трудно найти в постели ночью и проще простого поздним утром. Видимо, воин, ходивший за Ринальди, рассказал ему, зачем его призывает анакс, потому что красивое лицо эпиарха не выражало ни удивления, ни сострадания, ни страха. Только брезгливость.
– Мой анакс хотел меня видеть.
– Да. Эория Борраска обвиняет Ринальди Ракана в насилии. Что ответит обвиненный?
– Ложь! – Эпиарх усмехнулся, и это показалось Диамни особенно отвратительным. – Красотка провела зиму с пользой и удовольствием, потом вспомнила, что у нее есть супруг, и испугалась.
– Ринальди! – Отчаянный крик Беатрисы заставил художника вздрогнуть. – В тебе осталось хоть что-то человеческое?!
– Кто знает, но моя душа не имеет никакого отношения к твоему животу, эория. – Наследник повернулся к Эридани: – Я клянусь, что она или безумна, или заметает следы, а ее так называемые свидетели подкуплены или запуганы.
– В том числе и некая Василика?
– Василика? – Ринальди приподнял бровь. – Ах да, Василика… Родимое пятно в виде полумесяца под левой грудью и черные волосы до колен. Тогда это не страх, а золото. Если моя любовница решила меня продать, то запросила дорого.
– Эория утверждает, что Ринальди Ракан отдал ее сначала своим слугам, затем своему псу.
Анакс говорил о брате так, словно его здесь нет. Видимо, это что-то означало, но Диамни не знал, что именно.
– И что говорит пес?
Воистину у этого человека нет ни души, ни сердца!
– Пес убит. Чтобы эория могла бежать, один из сочувствовавших ей слуг подсыпал псу яд.
– Значит, Гиндо сначала украли, а потом отравили для пущей достоверности. Бедняга… Если это, разумеется, был Гиндо, который пропал у меня осенью.
– Ринальди Ракан отрицает свою вину?
– Да!
– Беатриса Борраска настаивает на своем обвинении?
– Мой анакс! Это сделал он… Он…
– Прошу назвать имя.
– Ринальди Ракан, брат и наследник моего анакса!
– Что скажет Абвениарх?
Богопомнящий говорить не спешил, с многозначительным видом глядя в небо. Его не торопили – как же, непредвзятый и милосердный судия! Наконец он что-то надумал, и Диамни показалось, что он очень доволен собой. Красивая холеная рука поднялась в ритуальном жесте.
– Пусть Беатриса Борраска поднимется на холм Абвениев. Если ее ребенок от семени Раканов, Ушедшие его признают, если нет, не о чем и говорить.
Ай да Богопомнящий! Ай да молодец! Все правильно! Жены анаксов, ожидая ребенка, проходят испытание, ведь Ракан может завещать Силу, которой владеет, лишь мужчине своей крови. Если Ринальди невиновен, Абвении оттолкнут Беатрису и ее дитя.
– Эория готова подняться на холм? – Голубые глаза Эридани не сулили ничего хорошего.
– Да!
– Что ж, – Эридани холодно взглянул на закутанную в четырехцветный плащ женщину и еще холоднее на брата, – быть по сему. Завтра утром эория Беатриса поднимется на холм Абвениев и докажет свою правоту. Если обвинение подтвердится, эпиарх-наследник предстанет перед судом высших эориев. Если нет и если после этого обвинительница не докажет, что ее вынудили оклеветать брата анакса, судить будут ее. До того, как я данной мне властью разбужу силы Ушедших, обвинительница может отказаться от своего слова, а обвиненный признать свою вину, обретя право самому оборвать свою жизнь. И да вразумят Абвении того, кто лжет.
Ринальди пожал плечами и направился в сторону дворца. Перед ним расступались, как перед прокаженным, но эпиарх, кажется, этого не замечал. Четверо воинов, повинуясь взгляду анакса, подошли к Беатрисе. Неистовый, словно бы сжигавший ее изнутри огонь погас, остались страх и безнадежность. Бедная девочка, страшно подумать, что ей довелось вынести, если она решилась открыть свой позор и потребовать суда. Диамни Коро никогда не любил наследника и не верил ему, а после случая у храма Анэма стал бояться Ринальди. Теперь жизнь подтвердила его правоту, но художник дорого бы дал за то, чтобы ошибиться.
– Диамни, – ученик художника попытался улыбнуться, – завтра все прояснится.
– Безусловно, Эрнани.
Прояснится уже этой ночью. Анакс – хороший брат, и он все понял сразу, потому и отложил испытание до утра. Ночью Ринальди исчезнет из Гальтар, и остается молить Абвениев, чтобы негодяй сломал себе шею или убрался за Эврийский пролив.
– Диамни, я… Я должен поговорить с Ринальди. Если он не придет ко мне вечером, я сам схожу к нему, когда все уснут.
– Разумеется, Эрнани. Твое сердце делает тебе честь.
Ты придешь к запертой двери, мальчик, и там наконец поймешь, кого ты обожал столько лет.
7. Эпиарх
В комнатах Ринальди было темно и тихо, и Эрнани подумал, что, если брат виновен, его уже нет ни в Цитадели, ни в Гальтарах. Младший эпиарх все-таки прошелся молчаливой анфиладой. Ринальди всегда любил зеркала, но в темноте глядящие друг на друга глубокие стекла производили жуткое впечатление. Эрнани казалось, что он стоит на перекрестье ведущих в бесконечность коридоров, по которым в никуда бредут темные фигуры со свечками.
Это было страшно, юноша чувствовал на себе чьи-то взгляды, за его плечом стоял некто молчаливый, чужой и недобрый, и становилось все труднее убеждать себя, что все дело в обычном страхе человека перед ночью и пустотой. Слишком сильным было ощущение чужого присутствия в молчаливых, словно бы вымерших комнатах. Ринальди бежал, осталась пустота и что-то, чему нет названия.
Эрнани как мог быстро двинулся назад, туда, где были свет и живые люди, а не полные призраков зеркала. В своих комнатах ему стало стыдно пережитого ужаса – мало того, что он уродился калекой, он еще и трус! Испугаться тишины и повешенных друг против друга освинцованных стекол, мимо которых он проходил десятки раз! В безлюдности покоев эпиарха не было ничего загадочного, просто Эридани снял стражу, давая Ринальди шанс на спасение. Эрнани подошел к заваленному свитками и рисунками столу и столкнулся взглядом с Повелителем Ветра – взглядом Ринальди.
Младший из эпиархов Раканов так и просидел до утра, то вновь и вновь поглядывая на веселое и дерзкое лицо, то пытаясь читать о войне собак и кошек, но принесенная братом книга жгла руки и больше не смешила. Неужели Рино так нравилась поэма Номиритана, потому что кошачий повелитель Леофор Змеехвостый говорил то, о чем Рино думал? Кот издевался над собачьей верностью и честью, думал только о кошках и войне и устраивал подлые каверзы всем, кто его задевал. Леофор заманил в охотничий капкан отказавшую ему в любви лисицу и навел на ее лиса охотников! Эрнани стало стыдно, когда он вспомнил, как они с Ринальди смеялись над этой сценой. Разве брат поступил с Беатрисой иначе?
Юноша оттолкнул ставшую вдруг отвратительной книгу. Эридани прав, ее нужно запретить. И все-таки хорошо, что Ринальди спасся, может быть, в дальних краях он изменится к лучшему… Эпиарх взглянул в окно, потом на песочные часы. Пора собираться! Главное – не подать виду, что он знает об исчезновении брата. Чем позже будет послана погоня, тем больше шансов у Ринальди уйти. Эрнани быстро переоделся и послал за мастером Коро,чья помощь не унижала. Художник появился очень быстро – наверное, тоже не спал.
– Только не говори, что тебе очень жаль, – эпиарх постарался улыбнуться, – просто помоги добраться до места.
– Охотно, мой эпи… – мастер прервал себя на полуслове, – разумеется, Эрнани, я помогу. Я давно мечтал рассмотреть обелиски вблизи, а потом зарисовать. Это очень древнее место…
– Да, считается, что сначала появились они, потом – Цитадель и Кольца и уже последними Башни…
Они шли и разговаривали о древних Гальтарах и их неприступных стенах-Кольцах, не сложенных из камней, а словно бы выросших из земли. Мастер и эпиарх гадали, кому могли понадобиться башни без входа и выхода и что означают символы, выбитые на возведенных в незапамятные времена на вершине холма обелисках. Они говорили о чем угодно, но не о том неприятном и тяжелом, что необратимо приближалось. Ринальди исчез, и его позор ляжет на плечи его братьев. Дом Ветра не простит анаксу бегства насильника.
На четырех пологих лестницах, ведших на вершину холма стояли стражи в анаксианских цветах, а ближе к вершине на круговой террасе ждали главы домов Молнии и Скал. Темноволосый Энио Марикьяре в алом, расшитым золотыми зигзагами плаще казался недоумевающим и расстроенным, пожилой Повелитель Скал угрюмо смотрел в землю.
- Странное дело, - Диамни как мог пытался отвлечь своего ученика от неприятных мыслей, и Эрнани был ему за это благодарен - как все смешалось! Некогда дети Астрапа были светловолосы и кареглазы, а повелители Скал имели серые глаза и темные волосы, а что теперь? Марикьяре темноглаз и темноволос, старик Надорэа русый, а ты куда больше похож на потомка Унда, чем нынешний глава дома.
О повелителях Ветров не было сказано ни слова. Диамни не сомневался в вине Ринальди и не хотел бередить рану, но Эрнани Ракан должен драться до конца. Он должен говорить и о доме Ветра и о брате, который, как всегда, проспал, но вот-вот появится.
- Ну ты же знаешь, - главное не молчать, не молчать и не смотреть в сторону обелиска Анэма, откуда должна появиться Беатриса, - Раканы пошли во всех Ушедших вместе и ни в кого в отдельности. И друг на друга мы тоже не походим. Ринальди досталось лицо Астрапа и глаза Унда, Анэсти лицом удался в Унда, но был коренаст, как Лит и голубоглаз, а Эридани - вылитый Анэм, как его рисуют. Зато про Лорио Борраску даже не скажешь, что он эорий, хотя его мать приходилась сестрой нашему деду. Впрочем, откуда нам знать, на кого в самом деле походили Ушедшие. Ринальди говорил…