только Эридани. Если успеет.
Осужденный был уже совсем близко. Неподъемные кандалы с него сняли, оставив только цепи на руках и ногах. Теплый ветер трепал золотистые волосы и кружил белые и сиреневые лепестки, осыпая ими людей, пришедших на замощенную четырехугольными белоснежными плитами площадку. Забывшие Кэртиану каменные боги равнодушно взирали, как их именем творится неправедный суд.
– Мастер, тебе теперь будет плохо видно. – Прислужник Эридани счел своим долгом опекать обласканного анаксом художника и дальше. Человек-пес был прав: с места, где сидел Диамни, то, что творится у входа в катакомбы, разглядеть будет сложно. Проклятье, как же он не хочет идти и смотреть, но придется.
Художник торопливо вскочил, бормоча слова благодарности. Пес услужливо и ловко подхватил треножник, и они перебежали к противоположному краю площадки. Оттуда и впрямь открывался отменный вид на черную скругленную сверху дыру и распахнутые в обе стороны створки, представлявшие собой бронзовые рамы, забранные витыми прутьями, меж которыми могла бы проскочить упитанная кошка. Сквозь эти щели пройдет не только меч, но и другие вещи. Те же сандалии и фляга. Только бы ночью у решетки не выставили охрану, хотя не должны – Капкан Судьбы и так не выпустит свою жертву.
Стражи заставили Ринальди повернуться лицом к братьям, Беатрисе, главам Высоких Домов. Художник видел окаменевшее лицо Борраски. Будь Ринальди виновен, он вряд ли выдержал бы взгляд полководца, но эпиарх глаз не опустил. Выдержал и художник, хотя больше всего на свете ему хотелось закрыть лицо руками. Увы! Его дело – пялиться на осужденного, и он пялился, а ликтор зачитывал приговор.
Беспощадные, нелепые в своей старинной витиеватости слова разносились над замершей под радостным летним небом площадью. Усилившийся ветер швырялся пригоршнями белых лепестков, обдавая обезумевших смертных ароматом цветущих акаций и поздней сирени. Цветы были исполнены любви и радости, люди – ненависти и злобы.
Мастер Сольега смог бы это нарисовать – предвкушающую чужую гибель человеческую стаю, бело-лиловое цветочное море и одинокого узника. Сольега смог бы, Коро не сможет, он вообще не уверен, что, когда все закончится, снова возьмется за кисть.
– В свой последний час, прежде чем ты останешься наедине со своими преступлениями, покайся пред оскорбленными тобой, упади пред ними на колени и моли о прощении!
Губы Ринальди Ракана тронула усмешка.
– Мне не в чем каяться. Я невиновен, но не могу этого доказать. Вы мне не верите, что ж, ваше право. Прощайте! Вы свободны от меня, а я от вас.
Четверо стражей шагнули вперед. Согласно древнему ритуалу, им следовало сорвать с осужденного плащ, подхватить его под руки и, обнаженного, швырнуть в зев пещеры. Они честно собирались исполнить свой долг и наверняка бы исполнили, если бы подошли сзади. К несчастью, обычай требовал другого. Ринальди был скован, но взгляд тоже может стать оружием. Воины невольно отступили перед аквамариновой молнией, а эпиарх, немыслимым образом извернувшись, умудрился сбросить траурный плащ, повернулся и, прежде чем стражи и зрители пришли в себя, шагнул в черный провал.
– Закрыть решетку! – Слова Эридани были тяжелыми, как камни. Очнувшиеся исполнители бросились к створкам. Когда те сомкнулись, в пасти катакомб никого не было видно. Ринальди ушел во тьму, не оглядываясь и не дожидаясь, когда за его спиной щелкнет Капкан Судьбы.
12. Мастер
Проклятую решетку окружал лиловатый ореол, едва заметный в холодных лунных лучах. Диамни прислушался – за ним никто не шел. Художник невесело усмехнулся своей осторожности – стража у холма Абвениев не стояла никогда, это место защищало само себя, а охранять запертую Капканом Судьбы решетку было и вовсе глупо. Посторонний же вряд ли бы по собственной воле оказался у входа в лабиринт, да еще в ночь после казни. Нет, опасаться некого, по крайней мере из числа смертных.
Мастер взглянул на небо: полночь давно миновала, но до рассвета далеко – самый сонный час. Самое подходящее время для свидания, но здесь ли Ринальди? Дождался или решил, что новоявленный любимец анакса забыл о своем обещании или струсил?
– Эпиарх… Мой эпиарх, ты здесь?
– Ты пришел?
Бледное, рассеченное тенями лицо, блестящие в лунном свете глаза. Как же он все-таки похож на пойманного леопарда!
– Как я мог не прийти?
– Так же, как все остальные. – В голосе эпиарха сквозила горькая ирония. – Я искал себе приятелей среди воинов и эориев, у меня было три брата, десятки любовниц и сотни друзей до гроба, а на поверку не оказалось никого. Хотя Анэсти мне бы поверил… Но Анэсти мертв, а Эридани ошалел от собственной справедливости.
Глаза Ринальди сверкнули странным зеленовато-лиловым огнем, который художник ни разу не замечал у людей. Только у кошек. И еще подобный отсвет порой появлялся на шеях сизых голубей, когда они разгуливали по освещенному солнцем двору. Видимо, дело было в лунных лучах, смешавшихся в проклятом сиянии, окружавшем решетку. Художник торопливо раскрыл свой ящичек.
– Вот воровской кинжал. В его ручку вставлена отмычка. Мой эпиарх сможет открыть замки?
– Попробую.
– Я подожду.
Ринальди возился долго, очень долго. Диамни успел проклясть все на свете и перемолиться всем богам и святителям.
– Готово. – Ринальди делано засмеялся. – Никогда не думал, что быть вором так трудно…
– Для таких, как эпиарх.
– Мастер Коро! У меня нет никого, кроме тебя и твоего учителя. Зови меня братом. Если, конечно, тебе не претит брататься с насильником.
– Я – счастливый человек, – задумчиво произнес художник, – я не знаю своих родителей, но Абвении сначала послали мне великого отца, затем благороднейшего из братьев. А мастер Лэнтиро… Он сказал, что у тебя золотое сердце и стальная воля. Ты вернешься, вы с ним еще встретитесь.
– Передай мою благодарность великому Сольеге. Если сумеешь найти слова…
– Мастер все поймет. Но учти: тебе придется позировать – долго и много. Мы тебя просто так не отпустим.
– Вот они, художники! – Ринальди с готовностью подхватил незамысловатую шутку. – Чтобы заполучить натурщика, они пойдут против воли анакса и всех Абвениев…
– Искусство превыше всего. Держи! Сначала меч. Осторожно!
– Я осторожен, как кот на кухне. Никогда не хотел превратиться в статую, а теперь и подавно.
– Ножны… Пучок лучины, вокруг я намотал веревку, мало ли что… Сандалии… Еще лучина… В кольце – яд… Надеюсь, не понадобится… Дротики… Второй кинжал… пояс, но, боюсь, он заденет решетку…
– Обойдусь без пояса, я уже приспособил цепи. Очень удобно, а яд забери назад. Мне он не понадобится.
– Ты прав… Фляга… Вторая… Масло… Если им натереться, будет не так холодно… А вот это – самое важное. Мастер Лэнтиро два дня вспоминал все, что известно о катакомбах и подземных реках. Здесь приметы, которые могут указать дорогу, учитель уверен – стоит найти ручей, и все будет хорошо.
– Значит, найду. Диамни, я, пока тебя ждал, пытался думать. Похоже, первый раз в жизни. Я был дураком и бездельником, но, по большому счету, никому не сделал зла, клянусь тебе… Даже женщинам. Я с ними спал, но я их не обманывал. Они знали, чего от меня ожидать, да и жениться без разрешения брата и эориев наследник не может. Это не было тайной… Диамни, то, что со мной сделали, не месть. Целили не в меня, а в брата. Эридани – сначала анакс, а потом уже все остальное, но он меня любит. Он сделал все, чтобы меня вытащить, я сам все испортил. Понимаешь, брат думал, что я виноват, и все равно хотел меня спасти, а я ведь знал, что не трогал эту девку! Не представляю, что случилось на холме Абвениев, но без магии тут не обошлось. Это заговор против Эридани, а не против меня. Диамни, если я не вернусь… Постарайся помочь моим братьям, особенно Эрнани, теперь наследник – он.
– Обещаю, – заверил художник, – и я все расскажу мастеру. Он решит эту загадку, но ты выберешься. И не смей думать о другом. С завтрашнего вечера я жду тебя у водопада.
– Дай руку!
– Ты с ума сошел! Решетка…
– Ничего… У тебя тонкие пальцы. И у меня тоже.
Это не было рукопожатием в прямом смысле этого слова. Просто прикосновение. Последнее тепло перед уходом в могильный холод. Пальцы Ринальди были горячими и сухими. Только бы он отыскал подземную реку… О том, что вода может заполнить весь тоннель, Диамни старался не думать, все равно другой дороги наружу нет.
– Я пошел. – Эпиарх отпустил руку Диамни и вымученно улыбнулся.
– Ринальди, будь осторожен, не торопись. Рассмотри свиток как следует.
– Конечно, рассмотрю. Ушедшие в Закат! За кого вы все меня принимаете?! Я не сумасшедший, и я хочу жить.
– Если в этом мире еще жива справедливость, ты выберешься.
– Если справедливости нет, я все равно вернусь. Всем назло!
Ринальди Ракан взмахнул рукой, повернулся и быстро пошел в глубь галереи. Он сумел не оглянуться, заворачивая за угол. Оборачиваться – дурная примета.
13. Эпиарх
Больше всего эпиарх-наследник хотел вернуться назад. Если бы можно было остановить время, чтобы утро у Ветровой башни никогда не наступило. Чтобы не было темных лохматых кипарисов, пролетевшей сквозь арку белой острокрылой ласточки, ощущения непонятной тревоги, выбежавшей из-за угла Беатрисы. Эрнани взял лист и набросал женскую фигуру с тонкими ногами и руками и уродливо выпирающим животом, так непохожую на величественные статуи, которые ему приходилось рисовать. Там нагота была прекрасной и вызывала чувство восхищения, а Беатриса вызывала жалость и отвращение… Это было уродливо, неправильно, гадко и незабываемо!
Звон, скрип двери, знакомые тяжелые шаги.
– Я увидел у тебя свет.
– Не спится.
– Мне тоже. – Анакс зажег еще два светильника и сел на край стола. – Вторая ночь оказалась еще хуже первой. Тяжело… Еще тяжелее, чем тогда…
Брат не уточнил, что имел в виду, но Эрнани понял – брат говорит об Анэсти. Когда тот погиб, им всем было больно, но смерть Анэсти была просто смертью, хоть и нелепой и неожиданной. Анакс по праву слыл отменным наездником, поспорить с ним мог разве что Ринальди, и все-таки брат не справился с взбесившейся лошадью и вместе с ней рухнул с обрыва на глазах многочисленной свиты. В пору зимних дождей вода в озере Быка стоит высоко… Эрнани никогда не покидал Цитадель, но по чужим рассказам знал, что Ринальди прямо в одежде бросился за братом. Думали, что погибли оба, но Рино умудрился выплыть и вытащить тело анакса.