Я боролась с мурлыканьем, которое нарастало в груди, но оно взорвалось громкой волной. Я ощутила, что Нокс улыбается, прикасаясь к моей коже, но он отстранился в тот момент, когда из его груди тоже раздалось мурлыканье. Словно его зверь отвечал мне, а я не могла никак его понять.
– Тебя успокаиваю не я, а укус. Что бы в тебе ни жило, оно остро и глубоко реагирует на твои чувства. Сродни ощущениям волчицы, когда к ней зубами прикасается альфа. Для тебя это может сделать любой, если окажется достаточно сильным, чтобы пережить встречу с твоим зверем.
– Но я не волчица. Что, если я такая, как ты? Кто ты, Нокс? – я развернулась, глядя на него в ожидании ответа.
– Мальчики всегда рождаются мертвыми? – спросил он, резко меняя тему.
– Из того, что я читала, следует, что Геката прокляла нас, чтобы мы рожали только девочек. Записи были на странном языке, и заклинание, которое я использовала для расшифровки, не было сто процентов верным. В записях сказано, что мальчики будут рождены мертвыми, а затем отправлены в загробную жизнь, чтобы Геката присматривала за ними. Я не знала, что они родятся без лиц. Это несправедливо по отношению к малышам и матери, – сказала я, наблюдая, как у него сжались челюсти и на щеке нервно задергался желвак.
– И вы позволяете проклятию оставаться, хотя Гекаты здесь нет, чтобы за ним следить?
– Это не то проклятие, которое можно легко снять. Снятие потребует жертвоприношений девственниц и смерти ведьм рода Гекаты. Слишком много жизней за одно проклятие. Это не то, за чем можно просто сбегать в ближайший магазин, Нокс.
Он уставился на крошечные закутанные тела, а затем поднял на меня взгляд темных глаз.
– А ты? Ты просто заворачиваешь их, чтобы выбросить?
– Это то, что я, по-твоему, делаю? – удивленно спросила я.
Он подошел вплотную.
– По-моему, весь ваш род – это кучка сук и убийц, которых мало заботит, сколько невинных жизней пострадает из-за их действий, – зубы Нокса превратились в ряды острых как бритва клыков, я зажмурилась и снова открыла глаза, когда он прижал меня к столу. – По-моему, вы все одинаковые и должны платить за невинные жизни, которые вы и вам подобные уничтожаете, как будто у вас есть на это право.
Я кивнула, сердце билось в горле от страха.
– Я завернула их в благословляющий саван. Он пропитан священными маслами, чтобы привязать к другой линии крови и гарантировать, что они никогда не переродятся в ком-то из наших детей или у других женщин нашего рода. Потом я положу тела на алтарь и буду взывать к другому божеству, чтобы оно их забрало. Это единственное, что я могу сделать для их крошечных душ, Нокс. Я не могу снять проклятие, и у меня нет силы богини, которая его наложила, чтобы даже попытаться. Отойди, я должна успеть их подготовить к тому времени, когда скорбящая мать возьмет себя в руки. Мы направим их в следующую жизнь к той, кто сможет выносить их крохотные души до полного срока и полюбить.
Я вздрогнула, распахивая глаза, когда он прижался губами к моему горлу. Я подняла руки, глубоко запуская пальцы в его густые волосы и крепче прижимая к себе. Если он хотел убить меня, то пусть уже покончит с этим. Зубы коснулись горла, по шее побежала единственная капля крови. Я коснулась губами его уха. Руки Нокса крепко обвили мою талию, удерживая на месте.
Позади нас раздалось покашливание. Нокс отстранился, силой воли удерживая себя и втягивая клыки, прежде чем повернуться и тяжело посмотреть на Рейн, которая вмешалась в происходящее. В глазах цвета океана плескалась смерть, а запах непередаваемой боли смущал чувства. Нокс медленно обернулся, осматривая меня, а затем снова наклонился к горлу. Слизнул выпущенную им же самим кровь.
– Я поддерживаю мысль, что надо пользоваться любым удобным моментом, но сейчас не время трахаться, – сказала Рейн, ее голос был ломким и хриплым. – Малыши готовы?
Я кивнула.
– Если ты киваешь, я твоей головы не вижу, балда, – откликнулась сестра.
– Мне нужна минута, чтобы закончить.
– Закончить что?
– Рейн, пожалуйста. Они почти готовы.
– Луна не хочет присутствовать. Она хочет, чтобы они просто ушли. Брандер сказал, что она в шоке, плюс потеря крови. Она не придет в себя быстро, чтобы успеть благословить их на загробную жизнь.
– Хорошо, – ответила я.
Нокс все еще удерживал меня, тяжело дыша в шею. Но это была не похоть, это была ненависть. Когда Рейн ушла, я ожидала, что Нокс отодвинется, но он не стал. Вместо этого он поднял на меня совершенно черные глаза, в которых горели алые искры, словно внутри него бушевало пламя.
– Я понимаю, что ты нас ненавидишь, Нокс. Я не знаю, почему и что мы тебе сделали, но держись от меня подальше. Ты сбиваешь меня с толку и дезориентируешь. Я думаю, ты делаешь это нарочно. Я думаю, ты хочешь причинить мне боль, и ты меня пугаешь. Мне очень нужно, чтобы ты не подходил ко мне, потому что я должна побороть потребность быть с тобой. Пожалуйста…
Нокс ухмыльнулся, запустил руки в мои волосы, притягивая ухо к своим губам.
– Меня не волнует, чего хочешь ты, Арья. Тебе следует бояться. Ты должна очень бояться того, чего от тебя хочу я.
Он уткнулся носом в бешено бьющийся на моей шее пульс, а потом отступил. В черных глазах продолжали тлеть угли.
– Теперь тебе надо уйти.
Я вернулась в комнату с травами, взяла завернутые тела и на выходе обнаружила, что Нокс стоит у меня на пути. Я тихо плакала, пока он говорил:
– Аврора рассказала мне о записке. Я хочу знать, кто оставил ее на твоей машине и как, мать твою, ты умудрилась этого не заметить, – он посмотрел на два свертка у меня в руках. – Еще ничего не закончено.
– О, все более чем закончено.
Я прошла мимо него отнести тела к алтарю.
Снаружи вдоль улицы стояли альфы, почувствовавшие рождение волка мужского пола. Я выдохнула, когда мои глаза встретились с глазами Димитрия, и он тяжело сглотнул, увидев крошечные тела, которые я вынесла. Волк склонил голову. Следом за мной из дома вышел Нокс.
Я осторожно положила младенцев на каменную плиту, зажигая свечи, едва они коснулись ее поверхности. Следом зажглись кристаллы по всему двору. Я почувствовала момент, когда открылась связь с загробной жизнью, и отступила, наткнувшись на Нокса.
– Тебе нужно уйти со двора, – прошептала я. – Уходи, Нокс.
– Нет, – рыкнул он, обнимая меня и привлекая к груди.
На этом Нокс не остановился – он продолжал отступать от алтаря. Из дверей дома вышли сестры, неся шалфей и другие атрибуты, каждый из которых должен был помочь отправить мальчиков к новой матери.
– Что они делают?
– Благословляют младенцев, чтобы дать им силы для путешествия к новой матери, – тихо прошептала я. – Шалфей очистит негативную энергию рождения. Кристаллы удерживают любого, кто захочет причинить им вред, или любых духов, которые задумают вмешаться. Жаль, это не сотрет такого, как ты, печально, но даже не отпугнет.
– Ты течешь от мысли о моих клыках, претендующих на твое горло. Это опасно, Арья.
– Нокс, – хрипло прошептала я.
– Арья?
– Это похороны. Веди себя прилично.
Он обернулся на что-то. Я, не глядя, могла сказать, что Нокс смотрит на Димитрия торжествующим взглядом. Нокс замурлыкал, и я повторила звук, не в силах помешать ему вырваться из груди. Я чувствовала взгляды на себе, молча стояла и смотрела на свою семью, пока сестры добавляли травы на алтарь, раскладывали кристаллы и цветы вокруг него, пока не образовался радужный круг.
– Что они делают теперь? – снова спросил Нокс.
Я повернулась, шепча ему в щеку.
– Они благословляют богов, которым мы не поклоняемся. Это лучший шанс для мальчиков сбежать из нашего рода. Затем сестры будут петь, а после танцевать вокруг алтаря, стремясь угодить богам, чтобы они приняли потомство мужского пола, позволив избежать проклятия.
– Ты не танцуешь, – заметил Нокс.
– Моя магия не похожа на их. Во мне есть что-то иное, и мы не хотим, чтобы оно влияло на заклинания благословения.
– Мне понравилось смотреть, как ты танцуешь, – прохрипел он мне в плечо, и в груди у меня снова заурчало. – Как они узнают, принимает ли мальчиков другое божество?
– Мы не узнаем. Но мы молимся, чтобы они не были прокляты, чтобы никогда не возродились в наших смертоносных утробах. Ты даже не смотрел, как я танцую, придурок.
– Еще как смотрел, – мрачно усмехнулся Нокс.
– Ой.
– Ты танцевала, чтобы показать все, что я не мог получить. Ты забыла одну маленькую деталь, Арья. Ты моя, нравится тебе это или нет. И этого не изменить, пока я не позволю. Плюс твой зверь тоже выбрал меня. И я пометил ее, а это значит, что вы обе мои.
– У нас, по-видимому, ужасный вкус на мужчин, – прошептала я.
Свечи горели на ветру, мои сестры двигались в грациозном танце, наполненном силой. Я плакала, а губы Нокса целовали мое плечо, успокаивая бурю внутри. Лоб вспотел, я прижималась к Ноксу, гася неутоленное желание. Я боролась с потребностями собственного тела несколько дней и полностью осознавала, что проигрываю битву. Особенно в непосредственной близости Нокса, окутанная его запахом, дразнящим мои чувства, делающим желание почти нестерпимым.
– Осторожнее, Арья, – хрипло предупредил он.
– Мне не нравится то, кем я становлюсь, – признаваться в этом было опасно, я полностью была уверена, что зверь внутри меня все понимает.
– Это потому, что ты борешься с переменами. Перестань бороться с неизбежным и позволь ему случиться. Ты эволюционируешь, и это прекрасно. Ты прекрасна в обеих ипостасях, и ты не чудовище. Ты королева среди зверей. Большинство женщин в Девяти мирах не может даже принять свою звериную форму и не демонстрируют никаких физических качеств того, кем они являются на самом деле. У тебя, Арья, есть клыки и когти. Большинство женщин создано, чтобы спариваться. Но ты… ты создана для войны. Прими это, ягненочек.
– Тебе легко говорить. Я даже не знаю, кто я такая. Как это принять? А если то, кто я есть, не принадлежит этому миру? Что, если я причиню кому-то боль?