Он проводил Ловефелла до самого дома, кивнул ему головой и молча ушёл своей дорогой.
Инквизитор нашёл девушку в маленькой, но удивительно чистой и ухоженной квартирке. Когда он её увидел, уже не удивлялся словам своего проводника. Ибо Ирмина, может, и не выглядела настолько плохо, чтобы пугать ей детей, но кто бы захотел взять в горничные девушку, у которой одна щека была почти полностью покрыта шрамами от ожогов? Кто бы захотел взять в горничные неуклюже передвигавшуюся девушку, при каждом шаге переваливающуюся, словно утка (по-видимому, ей сломали бедренную кость, которая потом неправильно срослась). И, наконец, кто бы захотел взять в горничные девушку, у которой пальцы рук были так искривлены, будто она много лет болела ревматизмом.
Ирмина, увидев Ловефелла, испугалась и отступила на шаг.
– Здравствуй, Ирмина, – сказал инквизитор тёплым голосом и вызвал на лицо дружелюбную улыбку. – Меня зовут Арнольд Ловефелл, и я юрист, нанятый родственниками твоей бывшей госпожи.
– Госпожи Катерины? – Прошептала девушка.
– Именно так, – ответил он. – Мне было поручено передать тебе эту небольшую сумму.
Он вытащил кошелёк с несколькими серебряными монетами, поскольку это были все его наличные деньги, и положил его на стол. Ирмина долго смотрела на кошелёк, будто не знала, что это такое, а затем громко расплакалась.
– Ох, моя госпожа... Спасибо, спасибо...
– Мне также поручено, чтобы я попросил тебя ответить на несколько вопросов, касающихся известного тебе печального дела. Если только ты захочешь мне ответить.
Служанка подняла голову и посмотрела на него мокрыми глазами.
– Спрашивайте. Если это кому-то поможет...
– Будь уверена, поможет, – заключил Ловефелл, впрочем, вполне в соответствии с истиной. – Что тогда случилось, Ирмина? В то утро, когда арестовали твою хозяйку.
– Я убиралась, – сказала она тихо. – Как сейчас помню, укладывала подушки. И тогда они вошли в спальню. Моя госпожа и за ней черные плащи... – Она закрыла глаза, и только слезы бежали по её щекам. Ловефелл спокойно ждал. – Я закричала: «Отпустите мою госпожу! Убирайтесь! Она невиновна!».
Инквизитор мысленно улыбнулся, ибо эту часть истории можно было отнести к сказкам. Но, может быть, Ирмина сама уже верила в то, что она кричала на должностных лиц Святого Официума?
– Я хотела броситься на одного. – Она сжала руки в кулаки и зашипела, потому что это движение, по-видимому, причинило ей боль. – Но госпожа приказала, чтобы я принесла вино. Такой была спокойной моя госпожа. Это была великая дама, вы знаете?
– Именно так мне о ней и рассказывали, – ответил Ловефелл. – Может, ты запомнила имя кого-нибудь из инквизиторов?
– Имя? – Повторила девушка. – Да, моя госпожа, обратилась к одному из них по фамилии. Сказала: «Вы не имеете права этого делать, мастер Ийдоф», или как-то так.
«Зеедорф», – подумал Ловефелл, который знал имена всех инквизиторов в Кобленце. – «Рупрехт Зеедорф, назначенный недавно руководителем Инквизиториума в Кайзербурге. Он ещё не уехал из города, но готовится к переезду».
– Потом обнаружили комнатку... Я даже не знала, что в доме есть что-то подобное. – Ирмина беспомощно пожала плечами, как будто надеялась, что, зная о тайнике, могла бы что-то исправить. – Вход в неё был за стенкой шкафа. Да, умная была моя госпожа... Я всегда хотела быть такой как она. – Она посмотрела на опухшие руки. – А теперь? Кто меня захочет?
Она поднялась, расшнуровала платье и без стыда обнажилась перед Ловефеллом до пояса. На груди и животе у неё были застарелые широкие шрамы и дыры, по-видимому, от раздирания щипцами. Её тело выглядело как неровно смятое тесто.
– Вы видите, что они со мной сделали? Сажали меня и на козла, всё мне поразрывали внутри. До сих пор у меня иногда так болит, что пальцы грызу от этой муки. – Она махнула рукой и начала медленно одеваться. – Старая история.
– Я думаю, они прекрасно знали, что ты не была ведьмой, – сказал Ловефелл.
– Вы думаете, им было до этого дело? Они хотели узнать, где я спрятала ценности из дома госпожи. И узнали, сволочи. Такой старый, с бородой, всё время спрашивал и спрашивал. Потом меня мучили, чтобы я сказала больше, но я уже всё отдала. Всё, что имела. – Она отчаянно зарыдала.
– И, в конце концов, тебя оставили в покое?
– Почти полгода лечилась. Да и что им теперь с меня? В руках ничего не могу удержать, да и хожу как утка. Сами видели...
– Не знаешь, что случилось с парнем? С её сыном?
– Дьявольское отродье! – С ненавистью зашипела Ирмина. – Собственную мать выдал на погибель! Всё как на ладони выложил чёрным плащам.
Ловефелла не удивило это признание. Когда он только начал слушать Ирмину, он уже был уверен, что это не она сообщила Инквизиториуму о преступлениях Катерины. А если не она и не Гриен, то кто ещё остался? «Может, когда-нибудь я узнаю, зачем ты это сделал, Мордимер», – подумал он. – «Или уже когда ты был ребёнком в тебе горел столь пылкий огонь святой веры, или ты хотел отплатить матери за какие-то обиды? Мнимые или действительные. А может, ты просто хотел, чтобы тобой заинтересовалась? Может, ты хотел, чтобы она заметила тебя, чтобы убедилась, что ты вообще существуешь?»
– Рассказывай дальше, – попросил он Ирмину.
Девушка жалобно вздохнула, и её лицо прояснилось.
– Но это, в конце концов, был её щенок, – добавила она тихо. – Поэтому я отправила его в монастырь, где мой крёстный был монахом. Брат Себастьян. Он принял его в домочадцы, хотя обо всём знал.
Теперь у Ловефелла все кусочки сложились в полную мозаику.
– А значит, это была ты, – сказал он. – Это ты отправила мальчика к Братьям Меча.
– Ну, а что было делать? В конце концов, это её щенок, – повторила она. – Я знала, что госпожа Катерина хотела бы этого. Ведь она любила парня, но знаете, как бывает... Молодая была, хотела развлечений.
«Ты тогда была намного моложе неё», – подумал Ловефелл. – «А теперь ты говоришь так, будто она была ребёнком, а ты пожилой женщиной. Впрочем, может, так оно и есть», – вздохнул он, зная, что допросы в Инквизиториуме могут весёлого юношу превратить в тоскливого старика. И в очень короткий срок. – «Такую цену мы платим», – подумал он, – «за то, что мы вступили в беспощадную битву с тьмой. За то, что на эту битву мы отправили армию. А ведь когда армия идёт, бывает, что под сапогами солдат гибнут муравьи, которые свою смерть должны воспринимать как ничем не заслуженное проклятие судьбы. Только если мы будем пытаться спасти жизнь каждого муравья, тогда, скорее всего, потеряем всю армию».
– Ты никогда не видела, чтобы она занималась колдовством?
– Нет, господин. Она смеялась надо мной, когда я рассказывала ей про заклинания. Потому что я узнала одно заклинание, которое творят, когда парень хочет завоевать любовь девушки. Но она сказала, что достаточно иметь доброе сердце, чтобы завоевать чью-то любовь.
– Доброе сердце, говоришь? Может, и так.
– Ну, ходила она к одной ведьме, но к ней многие дамы ходили.
– Какой ведьме?
– Она думала, я не знаю. – Девушка неожиданно улыбнулась, хотя это нисколько не украсило её обожжённое лицо. – Она прятала волосы и лицо под капюшон, надевала серенькое платье и шла туда, аж под стену.
– Под стену?
– Недалеко от церкви Святого Макрона, – пояснила она. – Все там знали старуху. Я там не была, только один раз видела её издалека.
Ловефелл решил, что проверит этот след, хотя и не ждал от него многого. Зачем могла понадобиться красивой, богатой и образованной ведьме какая-то живущая в нищете старая сумасшедшая?
– А они приказали, чтобы она надела жёлтое платье. – Ирмина снова воскресила в памяти тот день, когда к её хозяйке пришли инквизиторы. – Как худшая блудница, как шлюха, пойманная на улице. Так они поступили с моей прекрасной госпожой...
Ловефелл, пожалуй, именно в этот момент решил, что делать. Эта девушка потеряла здоровье, и, в какой-то степени, и жизнь по вине своей хозяйки-ведьмы. И, тем не менее, даже сейчас она испытывала к ней чувство привязанности. Ба, она даже помогла её сыну. Редко встречались столь чистые примеры бескорыстной верности.
– Раздевайся, – приказал он.
– Что вы, господин? Вы что, хотите меня такую? Простите, но мне больно, когда...
– Тс-с-с –мягко велел Ловефелл. – Я не только юрист, но и искусный медик, Ирмина, и я осмотрю твоё тело. Если Бог даст, может, мне удастся чем-нибудь тебе помочь.
– Но у меня нет...
– Я не возьму с тебя платы, – прервал он её. – Раздевайся, дитя.
Ловефелл не был медиком, но анатомию и физиологию человеческого тела он изучил весьма глубоко, за пределами понимания любого врача в мире. Гораздо чаще ему случалось использовать эти знания, чтобы нести муки, а не облегчение, но на самом деле он умел лечить, и, вдобавок, лечил отлично.
Он приказал девушке лечь на кровать и осторожно провёл пальцами от кисти до плеча, по груди, животу и бёдрам. Закрыл глаза, чтобы лучше видеть, и тогда под его веками появились внутренности тела, так подробно, как будто бы он смотрел анатомические рисунки. Кости, вены, сухожилия, мышцы. Он положил руку на лоб Ирмины и сконцентрировался, погружая её в спокойный крепкий сон. Он тихо шептал что-то, что девушке могло показаться мелодией печальной песни, но было словами силы. Когда она заснула, он сначала занялся рваными следами от клещей на коже. Разгладил дыры на её теле, убрал шрамы и привёл в порядок надорванные мышцы. Теперь его ждала гораздо более сложная задача. Придётся вновь сломать плохо сросшиеся кости пальцев и умело сложить их обратно. Эта процедура стоила инквизитору много усилий, так что он на долгое время погрузился в молитвенную медитацию. Затем он должен был справиться с травмами, которые нанёс девушке козёл, и аж зашипел, когда увидел, как у неё внутри всё было перемешано. Ничего удивительного, что физическая близость доставляла Ирмине невыносимую боль, а не наслаждение. Когда он закончил этот эт