Алин Веларион преподнес слона в дар королю и покинул Королевскую Гавань. В Корабельном, собирая свой флот и запасаясь провизией, он простился с леди Бейелой, открывшей ему, что она ждет дитя. «Назови его Корлисом в честь деда, – попросил Алин. – Быть может, он когда-нибудь взойдет на Железный Трон». – «Я назову ее Лейеной в честь моей матери, – рассмеялась Бейела, – и когда-нибудь она будет летать на драконе».
Вспомним, что лорд Корлис Веларион совершил девять знаменитых путешествий на корабле «Морской змей». Лорд Алин совершит шесть на шести кораблях, которые назовет позже своими леди. Путь в Ланниспорт вокруг Дорна он проделал на браавосской военной галее с двумя сотнями весел, взятой в плен на Ступенях и переименованной в «Леди Бейелу».
Может показаться странным, что лорд Пек отослал прочь самый большой флот Семи Королевств в то время, когда Вестеросу грозила война с Браавосом. Для охраны Глотки и Черноводного залива от Тарта отозвали корабли сира Гедмунда, но остальные порты на Узком море остались без всякой защиты. Понимая это, десница отправил в Браавос другого регента, Манфрида Моутона, чтобы тот поговорил с Морским Начальником и вернул ему захваченного слона. Вместе с Моутоном отправлялись еще шесть лордов, полсотни рыцарей, латников, слуг, писцов и септонов, шесть певцов… и Гриб, который будто бы спрятался в винном бочонке, чтобы попасть туда, где люди «еще не разучились смеяться».
Браавосцы, известные нам как прожженные дельцы, были такими и в те времена: это город беглых рабов, где поклоняются тысяче ложных богов, но по-настоящему чтут только золото. Выгода на ста островах значит больше, чем гордость. По прибытии лорд Моутон и его спутники подивились на Титана и посетили знаменитый Арсенал, где чуть ли не при них, за один день, был построен военный корабль. «Мы уже заменили все корабли, что увел или потопил ваш мальчонка», – похвалился Морской Начальник.
Показав таким образом силу Браавоса, его правитель охотно поддался на уговоры. Пока он, отчаянно торгуясь, обговаривал с лордом Моутоном условия мира, лорды Фоллард и Кресси раздавали щедрые взятки ключарям, магистрам, жрецам и торговым магнатам. В конце концов Морской Начальник, в обмен на весомое возмещение, простил «самовольные действия» Алина, согласился расторгнуть союз с Тирошем, порвать все связи с Раккалио Риндоном и отдать Ступени Железному Трону (правитель, поскольку Ступенями тогда владели Риндон и Пентос, распоряжался чужим добром, но для браавосца это в порядке вещей).
Браавосская миссия имела и другие последствия. Лорд Фоллард, влюбившись в местную куртизанку, решил не возвращаться на родину; сира Эрмана Роллингфорда убил на дуэли брави, придравшийся к цвету его камзола, а сир Денис Харт, по уверению Гриба, заручился помощью таинственного ордена Безликих, чтобы убить соперника в Королевской Гавани. Сам шут так позабавил Морского Начальника, что тот предложил ему остаться в Морском Дворце. «Должен признаться, что искушение было сильное. В Вестеросе я растрачиваю свое остроумие на короля-неулыбу, а в Браавосе меня бы любили… но в том-то и таилась опасность. Меня возжелали бы все куртизанки города, и рано или поздно какой-нибудь брави, позавидовав моим мужским статям, насадил бы бедного карлика на свой вертел. Вот и поехал Гриб назад в Красный Замок: дурак, он дурак и есть».
Лорд Моутон купил мир дорогой ценой. После выплаты возмещения Морскому Начальнику королевская казна оскудела до такой степени, что лорду Пеку пришлось взять ссуду в Железном банке и вновь ввести кое-какие налоги, что делалось уже лордом Селтигаром и было отменено сиром Тайлендом Ланнистером. Это разгневало как лордов, так и купцов и в значительной мере лишило десницу поддержки простого народа.
Вторая половина года оказалась бурной и в других отношениях. Радость, вызванная вестью, что леди Рейена носит ребенка от лорда Корбрея, сменилась печалью, ибо месяц спустя она выкинула. На Севере свирепствовал голод, зимняя горячка терзала Барроутон, впервые проникнув так далеко на сушу. Разбойник по имени Сайлас Угрюмый повел на Стену три тысячи одичалых, перебил черных братьев во Вратах Королевы и начал рыскать по всему Дару. Покончил с одичалыми Криган Старк, призвав на помощь Гловеров из Темнолесья, горцев Норри и Флинтов и сто разведчиков Ночного Дозора. В тысяче лигах к югу сир Стеффон Коннингтон, который сходным образом охотился на дорнийских разбойников, так увлекся, что угодил в засаду однорукого Виланда Вайла, и леди Эленда овдовела во второй раз.
На западе леди Джоанна Ланнистер, не останавливаясь на победе при Кайсе, готовилась нанести Красному Кракену новый удар. Сколотив под стенами Пира флотилию из рыбачьих лодок и коггов, она погрузила на суда сто рыцарей, три тысячи латников и послала их под покровом ночи отбить у захватчиков Светлый остров. Они собирались высадиться на его южном конце, но их кто-то выдал, и там уже ждали ладьи Грейджоя. Злополучной высадкой командовали лорд Престер, лорд Тарбек и сир Эрвин Ланнистер. Далтон Грейджой прислал в Бобровый Утес их головы, написав, что это-де «в отместку за дядюшку, хоть мы и рады были проститься с этим обжорой и пьяницей».
Но всё это меркнет рядом с трагедией, случившейся в Красном Замке. В двадцать второй день девятого месяца 133 года погибла десятилетняя королева Джейегера, последняя из детей Эйегона II. Умерла она в точности как ее мать Гелайена, бросившись из окна крепости Мейегора на железные пики сухого рва. Она промучилась полчаса с пробитыми грудью и животом, прежде чем ее сняли, а затем сразу же испустила дух.
Королевская Гавань скорбела так, как умеют только в столице. Джейегера была запуганным ребенком и после коронации шагу не ступала из Красного Замка, но горожане помнили, как храбро держалась эта красивая малютка на своей свадьбе; они рыдали, и раздирали одежды, и шли утешаться, всяк на свой лад, в септы, таверны и бордели. Вскоре, как и после смерти королевы Гелайены, все начали задаваться вопросом: сама Джейегера прыгнула или ей помогли? Тот же вопрос витал и в стенах Красного Замка.
Зная, что Джейегера одинока, слезлива и довольно проста умом, все, тем не менее, думали, что она благополучно существует в своих покоях, окруженная служанками, благородными девицами, куклами и котятами. С чего бы ей вздумалось лишать себя жизни, да еще столь жестоким способом? Одни предполагали, что она очень расстроилась, когда леди Рейена потеряла ребенка. Другие, не столь сентиментальные, говорили, что Джейегера сделала это из зависти к беременной леди Бейеле. «Всему причиной король, – шушукались третьи. – Она любила его всем сердцем, а он не уделял ей никакого внимания, не отвечал взаимностью и даже не жил с ней в одних покоях».
Многие, разумеется, вовсе не верили в самоубийство маленькой королевы. «Ее убили, – шептали они, – как прежде ее мать». Но если это правда, то кто же совершил злодеяние?
В подозреваемых недостатка не было. У дверей королевы, как повелось, всегда стоял на часах один из рыцарей Королевской Гвардии: долго ли ему войти и выбросить девочку из окна? В таком случае приказ должен был отдать сам король. Ему наскучили ее вечные слезы да нытье, и он захотел другую жену, говорили люди… или просто выместил злобу на дочери того, кто убил его мать. Мальчик так молчалив и угрюм, что никто не знает, каков он на самом деле. Мейегора Жестокого поминали на каждом шагу.
Обвиняли также фрейлину Джейегеры – леди Кассандру Баратеон. Старшая из четырех «девиц-штормовиц», она была помолвлена с Эйегоном II в последний год его жизни (а ранее, возможно, и с братом его Эйемондом Одноглазым). Говорили, что разочарование сильно ожесточило ее; прежняя наследница Штормового Предела, она мало что значила в Королевской Гавани и против воли прислуживала маленькой слабоумной плаксе, которую винила во всех своих бедах.
Следом заподозрили горничную, укравшую у Джейегеры двух кукол и жемчужное ожерелье, и мальчишку-слугу, который год назад пролил суп на платье маленькой королевы и был за это побит. Лорд-инквизитор допросил их обоих и признал невиновными, хотя мальчик после допроса умер, а девочка за воровство лишилась руки. Не избежали подозрений и служители Семерых. Некая септа говорила в городе, что Джейегере нельзя иметь детей, ибо от дурочки одни дураки родятся. Взятая золотыми плащами, она сгинула в темницах Красного Замка.
Горе лишает людей разума, но мы с вами судим более трезво и понимаем, что в смерти маленькой королевы никто из них не повинен. Если Джейегеру в самом деле убили (чему никаких доказательств нет), то виновного далеко не надо искать. Это, конечно же, Анвин Пек, регент, королевский десница, Хранитель Государства, лорд Звездной Вершины, Данстонбери и Белой Рощи.
Известно, что он разделял тревоги своего предшественника относительно престолонаследия. Эйегон III не имел ни детей, ни братьев (как полагали тогда), и всякий здравомыслящий человек понимал, что от своей маленькой королевы он наследника не дождется. Ближайшими его родственницами оставались единокровные сестры, но лорд Пек еще недавно сражался как раз против того, чтобы на Железный Трон села женщина. Сын, родившийся у одной из двойняшек, сразу стал бы первоочередным наследником, но Рейена только что выкинула, и полагаться приходилось лишь на плод во чреве Бейелы; лорд Анвин не находил себе места при мысли, что трон может перейти к «отродью распутницы и бастарда».
Появление наследника у самого короля Эйегона отвратило бы подобное бедствие, но для этого требовалось убрать Джейегеру и женить короля на другой. Десница, конечно, не сам выбросил ее из окна; в ту ночь он был в городе, но караул у дверей королевы нес его побочный брат сир Мервин Флауэрс.
Мог ли тот действовать по приказу десницы? Это более чем вероятно, особенно в свете позднейших событий, до коих мы доберемся своим чередом. Бастард по рождению, сир Мервин слыл самым исполнительным из королевских гвардейцев. Не герой, не блестящий воин, просто закаленный в боях вояка, верный человек, делающий то, что ему велят. Но не все люди таковы, какими кажутся с виду: те, кто близко знал Флауэрса, видели в нем и другие стороны. Гриб говорит, что вне службы тот любил выпить, и сам выпивал с ним. Давши обет целомудрия, сир Мервин спал один разве что в башне Белый Меч, в своей келье. Служанки и прачки охотно поддавались его нехитрым ухаживаниям, а в подпитии он хвастался даже связями с некими высокородными леди. Как многие бастарды, он был горяч, скор на расправу и видел обиды там, где их не было.