Все это, конечно, еще не значит, что Флауэрс был чудовищем, способным вытащить спящее дитя из постели и швырнуть на острые пики. Так говорит даже Гриб, склонный видеть в человеке самое худшее. Но затем, после слов, что Флауэрс мог от силы придушить Джейегеру подушкой, шут высказывает более мрачную и правдоподобную мысль. Сир Мервин, возможно, просто впустил в опочивальню другого… скажем, Тессарио или кого-то еще из перстов. Он мог и не спросить, что у пришедшего за дело к маленькой королеве, если бы тот сказал, что исполняет волю десницы.
Но мало ли что придет шуту в голову; мы никогда не узнаем, как взаправду умерла Джейегера Таргариен. Быть может, она лишила себя жизни в припадке отчаяния, но если это убийство, то стоять за ним мог только Анвин Пек. Никаких улик против него, впрочем, нет, и обличает его лишь то, что он вскоре сделал.
Через семь дней после сожжения тела маленькой королевы десница пришел к скорбящему королю вместе с великим мейстером Манкеном, септоном Бернардом и Марстоном Уотерсом. Пора королю снять траур и вновь жениться, сказал лорд Анвин; так нужно для блага Вестероса, а новая королева для него уже выбрана.
Сам лорд Анвин был женат трижды и прижил семерых детей. Старший его сын и две дочери от второй жены умерли в младенчестве, старшая дочь успела выйти замуж и умерла родами в двенадцатилетнем возрасте. Второй сын, служивший в Боре у лорда Редвина пажом и оруженосцем, двенадцати же лет утонул, упав в воду с парусной лодки. До взрослости из сыновей дожил только сир Титус, наследник Звездной Вершины. Посвященный в рыцари Удалым Джоном Рокстоном за храбрость в битве при Медовичке, юноша шесть дней спустя отправился на разведку и нелепо погиб в стычке с дезертирами. Из семи детей, таким образом, выжила только дочь Мириэлла; она-то и предназначалась в новые королевы.
Лучшей невесты не сыскать, уверял десница: ровесница короля, дочь одного из благороднейших домов, «прелестная собой и прекрасно воспитанная». Септы обучили ее чтению, письму, счету. Ее леди-мать была плодовита, а стало быть, и Мириэлла способна рождать сыновей.
«А если она мне не понравится?» – сомневался король. «И не нужно. Ваше дело жениться, возлечь с ней и зачать сына. – К этому лорд Анвин добавил: – Вашему величеству, к примеру, не нравится репа, но когда ее подают, вы изволите кушать, не так ли?» Король неохотно кивнул. Слова десницы, как водится, разошлись по столице, и скоро злосчастная леди Мириэлла прославилась на все королевство как леди Репка.
Королевой Репкой она, однако, так и не стала.
Анвин Пек зашел чересчур далеко. Таддеуш Рован и Манфрид Моутон разгневались, что он не спросил их совета в деле, по важности своей подлежащем рассмотрению регентского совета; Джейна Аррен прислала ядовитое письмо из Долины; Кермит Талли объявил помолвку нелепой; Бен Блэквуд спрашивал, к чему такая поспешность: королю полагается хотя бы полгода носить траур по своей маленькой королеве. Краткое послание от Кригана Старка уведомляло, что Север такой союз не одобрит. Даже великий мейстер заколебался. «Леди Мириэлла превосходнейшая девица, и королева из нее получилась бы, бесспорно, отменная, но нам следует считаться с приличиями, – говорил Манкен. – Мы, хорошо зная вашу милость, видим, что вы любите короля как родного сына и стараетесь на пользу ему и всему государству, но другие могут подумать, что вами движут причины не столь благородные… что вы ищете власти и славы для вашего дома».
Иные двери, замечает наш многоумный Гриб, лучше не открывать, ибо «одни боги ведают, что за ними таится». Лорд Пек открыл для своей дочери дверь, ведущую к трону, но у других лордов тоже имелись дочери, а также сестры, племянницы, вдовые матушки и незамужние тетушки. Не успела дверь закрыться, как они все полезли в нее, заявляя, что у них найдутся невесты получше Репки.
Перечисление всех имен заняло бы слишком много страниц, но некоторые из них достойны упоминания. Леди Джоанна, отвлекшись от войны с Грейджоем, написала деснице, что ее дочери Серелла и Тишара как раз достигли брачного возраста. Дважды овдовевшая Элинда Баратеон предлагала собственных дочерей, Кассандру и Эллин: Кассандра-де уже побывала в королевских невестах «и к обязанностям королевы хорошо подготовлена». Лорд Торрхен из Белой Гавани прислал ворона с напоминанием, что «жестокая судьба» не раз разрушала союзы между драконом и водяным, но король может это исправить, взяв в жены одну из девиц дома Мандерли.
Тамблетонская вдова Шарис Футли смело предлагала в невесты себя, но самое дерзкое письмо пришло от неугомонной леди Саманты из Староместа. Ее сестра Сансара из дома Тарли, писала она, «сильна духом и прочла больше книг, чем половина мейстеров Цитадели», а Бетани из дома Хайтауэров «настоящая красавица с гладкой кожей и пышными волосами», но при этом несколько «ленива и глуповата, хотя многие мужчины и не прочь иметь такую жену». Она предлагала, чтобы Эйегон взял в жены обеих: одна будет помогать ему править, как Алисанна королю Джейехерису, другая спать с ним и рожать ему здоровых детей. Если же они по каким-либо причинам не подойдут, то вот вам еще тридцать одна благородная девица: Хайтауэр, Редвин, Тарли, Амброз, Флорент, Кобб, Костейн, Бисбери, Варнер, Грим и так далее. Гриб добавляет, что там был и постскриптум: «Мне знакомы и красивые мальчики, если его величество больше к ним тяготеет, но они, боюсь, ему наследника не подарят». Другие источники не упоминают о сей приписке, само же письмо утрачено.
Перед таким натиском лорду Анвину пришлось отступить. По-прежнему намереваясь выдать за короля свою дочь Мириэллу, он хотел сделать это так, чтобы не рассердить лордов, в чьей поддержке нуждался. Уступая неизбежному, он провозгласил с Железного Трона: «Его величество ради блага своих подданных должен взять другую жену, хотя возлюбленную нашу Джейегеру в его сердце никто не заменит. На эту честь претендуют многие прекраснейшие цветы Семи Королевств. Новая королева станет для Эйегона той, кем была Джонквиль для Флориана и Алисанна для Джейехериса; она будет делить с ним труды и ложе, рожать ему детей, ходить за ним в болезни и стариться вместе с ним. По этим причинам мы позволяем королю самому сделать выбор. В Девичий День будет устроен бал, какого в Королевской Гавани не видывали со времен короля Визериса. Мы приглашаем на него всех благородных дев Вестероса, дабы его величество мог назвать одну из них любовью своей и судьбой».
От этих слов великое волнение охватило двор, город и все королевство. Все нежные отцы и гордые матери от Марок до Стены возлагали надежды на своих дочерей, а девицы шили себе наряды, завивали локоны и думали: «Почему бы и мне не стать королевой?»
Сам лорд Анвин, не успев еще сойти с Железного Трона, отправил в Звездную Вершину ворона, наказывая дочери немедля явиться в столицу. До Девичьего Дня оставалось еще три месяца, и десница надеялся, что Мириэлла за это время сумеет влюбить в себя короля.
Это известно доподлинно, но далее начинаются сплетни. Анвин Пек в ожидании дочери будто бы старался очернить и убрать с дороги тех, кого полагал самыми опасными для нее соперницами. Слухи о том, что Джейегеру убила Кассандра Баратеон, ожили с новой силой; говорили много нелестного и о других девицах. Изабель Стаунтон любит-де выпить; Элинор Масси потеряла невинность; у Розамунды Дарри шесть грудей оттого, что ее мать легла с кобелем; Лира Хэйфорд удушила младенца-брата из ревности, а три Джейны (Смолвуд, Моутон и Мерривезер) переодеваются оруженосцами и ходят в бордели на Шелковой улице, чтобы ласкать женщин под видом мальчиков.
Все эти сплетни исправно доходили до короля. Порой их нашептывал Эйегону сам Гриб, которому, по его собственному признанию, хорошо за это платили. После смерти Джейегеры шут часто составлял компанию королю; сам Эйегон шуткам карлика не смеялся, но звал его, чтобы повеселить Гейемона. В своих заметках Гриб говорит, что Тессарио Большой Палец предоставил ему выбирать между сталью и серебром, «а я, к стыду своему, попросил его убрать кинжал в ножны и ухватился обеими руками за пухлый кошель».
Свою тайную войну за сердце юного короля Анвин Пек, если верить слухам, вел не только с помощью слов. Тишару Ланнистер застали в постели с конюхом; девушка клялась, что парень потихоньку, без ее ведома, влез в окно спальни, но великий мейстер осмотрел ее и нашел, что девственная плева нарушена. Люсинду Пенроз, когда она охотилась с соколом близ своего замка, схватили разбойники; сокола убили, коня увели, ей самой изуродовали лицо. Хорошенькая восьмилетняя Фалена Стокворт, игравшая порой в куклы с маленькой королевой, сломала ногу, упав с витой лестницы. Леди Баклер и две ее дочери утонули: лодка, перевозившая их через Черноводную, дала течь. Одни говорили о «проклятии Девичьего Дня», другие же, поумнее, видели в этом работу чьих-то невидимых рук и помалкивали.
Отчего бы, впрочем, ни произошли все эти несчастья, по вине людей лорда Пека или по чистой случайности, в конце концов оказалось не столь уж важно. Все знали, что другого такого бала (а их в самом деле не видели со времен Визериса) не будет. Королевы любви и красоты, выбранные рыцарями на турнирах, царствуют лишь одну ночь, та же, кого выберет король Эйегон, будет править вместе с ним всю свою жизнь. Благородные семьи съезжались в Королевскую Гавань со всего Вестероса. Лорд Пек, чтобы как-то ограничить число гостей, объявил, что на бал допускаются лишь девицы моложе тридцати лет, но в назначенный день их явилось в Красный Замок более тысячи. Некоторые даже из-за моря приехали. Принц Пентоса прислал дочь, архон Тирошийский – сестру; благородные мирийки приплыли благополучно, но волантинок, увы, похитили корсары с островов Василиска.
«Каждая из них, в шелках и драгоценностях, казалась прелестней другой, – повествует Гриб, – можно было ослепнуть, когда они входили в тронный чертог. Трудно вообразить картину красивее этой, разве если бы все они явились нагими». Одна, между прочим, так и сделала: Мирмадора Хаэн, дочь лиссенийского магистра, пришла в прозрачном платье из бледно-зеленого шелка в цвет ее глаз; под ним виднелась узенькая набедренная повязка из драгоценных камней и более ничего. Это поразило весь двор, но королевские гвардейцы не допустили ее, отправив переодеться.