За ней последовали Дорога Роз, Речная, Морская и Золотая. Они существовали и раньше, порой веками, но Джейехерис изменил их до неузнаваемости, распорядившись засыпать рытвины, положить щебень, построить мосты через ручьи и реки. Стоило это, конечно, дорого, но страна не бедствовала, и новый мастер над монетой с женой, умевшей хорошо считать яблоки, управлялся почти не хуже, чем Лорд Воздуха. Дороги росли, миля за милей и лига за лигой, на протяжении многих десятилетий. «Нитями дорог он связал Семь Королевств в одно», – написано на постаменте памятника Старому Королю, что стоит в Староместе у Цитадели.
Семерым, как видно, были тоже угодны эти труды, ибо они продолжали благословлять короля и королеву детьми. В 63 году родился Вейегон, их третий сын и седьмое дитя. Годом позже в мир пришла принцесса Дейелла, еще через три года – Сейера, в 71 году – Визерра, шестая по счету дочь. Разница в годах меж ними была небольшая, но трудно было найти детей столь несхожих, как эти четверо.
Вейегон, некрепкого сложения мальчик с задумчивыми глазами, отличался от старших братьев, как ночь ото дня. Другие дети и кое-кто из придворных находили его угрюмым. Не будучи трусом, он не любил военных забав и предпочитал сидеть в библиотеке над книгами.
Хрупкая застенчивая Дейелла легко пугалась и часто плакала. Первое слово она произнесла лишь в два года, да и потом все больше молчала. Она обожала мать и сестру Мейегеллу, но Алисса ее, судя по всему, ужасала, а при мальчиках она краснела и отворачивалась.
Сейера с самого появления на свет кричала, чего-то требовала и никого не слушалась. Первое свое слово, «нет», она произносила часто и громко, а говорила больше, чем Вейегон и Дейелла, вместе взятые. До четырех лет ее не могли отлучить от груди: как только королева отпускала кормилицу, поднимался крик до небес, и приходилось брать новую. «Да помогут нам Семеро, – сказала как-то Алисанна Джейехерису, – я вижу в ней Эйерею». Если кто-то не уделял ей внимания, девочка мрачнела и дулась.
Младшая, Визерра, тоже умела добиваться своего, но никогда не кричала и уж подавно не плакала. Все сходились на том, что она красива: темно-фиолетовые глаза, золотые с серебром волосы истых Таргариенов, безупречно белая кожа, тонкие черты, а грациозные манеры в столь малом возрасте казались даже тревожными. Один юный оруженосец назвал Визерру богиней, и она согласилась с ним.
Мы еще расскажем о том, сколько горя причинили родителям эти три принцессы и один принц, но пока вернемся в 68 год. Вскоре после рождения Сейеры король с королевой объявили о помолвке своего первенца Эйемона, принца Драконьего Камня, с Джослин Баратеон из Штормового Предела. После смерти принцессы Дейенерис предполагалось, что невестой Эйемона станет Алисса, но королева сказала твердое «нет». «Алисса предназначена Бейелону: она стала бегать за ним, как только ходить научилась. Они дружны, как мы с тобой в том же возрасте».
Два года спустя, в 70 году, брачная церемония Эйемона и Джослин заставила вспомнить о Золотой Свадьбе. Леди Джослин, длинноногая, полногрудая, с густыми, черными как вороново крыло волосами до пояса, в свои шестнадцать лет стала одной из первых красавиц Вестероса. Принц Эйемон был на год моложе и на целых три дюйма выше невесты, обогнавшей ростом большинство лордов; никто не спорил с тем, что они красивая пара. «Вот оно, будущее нашего государства», – сказал сир Джайлс Морриген, глядя на темную деву рядом со светлым принцем.
В 72 году в Синем Доле устроили турнир в честь свадьбы молодого лорда Дарклина с дочерью Теомора Мандерли. Оба старших принца и сестра их Алисса приняли участие в битве оруженосцев. Победителем стал Эйемон, не без труда одолевший брата; отличившись также на конном ристалище, он получил рыцарские шпоры в семнадцать лет и сразу же после этого впервые сел на дракона. Его воздушным скакуном стал кроваво-красный Караксес, самый свирепый из молодняка Драконьего Логова.
В том же году скончался лорд Аларик Старк, долго правивший Севером. Оба крепких сына, коими он так хвалился, умерли прежде него, и Винтерфелл перешел к его внуку Эдрику.
Принц Бейелон, как замечали многие при дворе, не отставал от брата ни в чем. Вознамерившись стать рыцарем в шестнадцать лет против Эйемоновых семнадцати, он в 73 году отправился через весь Простор в Старую Дубраву, где лорд Окхарт по случаю рождения сына давал семидневный турнир. Прибыв туда как таинственный рыцарь по имени Серебряный Шут, он выбил из седла лорда Рована, сира Алина Эшфорда, близнецов Фоссовеев и наследника лорда Окхарта сира Дениса. Сир Рикард Редвин, победивший наконец его самого, снял с противника маску и тут же на месте посвятил его в рыцари.
Оставшись лишь на вечерний пир, Бейелон помчался галопом в Королевскую Гавань, чтобы незамедлительно сесть на дракона, которого давно для себя присмотрел. Вхагар, на котором никто не ездил двадцать девять лет после кончины королевы Висеньи, взревел, расправил крылья и мигом перенес всадника на Драконий Камень, к вящему удивлению Эйемона с Караксесом.
«Милосердная Матерь одарила меня множеством детей, красивых и умных, – сказала королева Алисанна в том же году, когда было объявлено, что принцесса Мейегелла поступает в послушницы Веры. – Будет только справедливо, если я отдам одно дитя ей». Десятилетняя Мейегелла мечтала стать септой и ежевечерне читала Семиконечную Звезду на ночь.
Не успело одно дитя покинуть Красный Замок, как на его место пришло другое: Матерь приберегла для Алисанны еще один дар. Сына, одиннадцатого ребенка, назвали Гейемоном в честь Гейемона Славного, величайшего из лордов, правивших до Завоевания на Драконьем Камне. Явился он на свет раньше срока и весил вдвое меньше, чем Вейегон десять лет назад, а долгие тяжелые роды заставили мейстеров опасаться за жизнь матери. Королева выздоровела, а младенец, увы, умер в самом начале нового года, не дожив и до трех месяцев.
Королева, как всегда, тяжело переживала потерю ребенка и мучилась вопросом, нет ли в этом ее вины. «Не вините себя, – утешала септа Лира, ее наперсница с юных лет. – Маленький принц теперь у Небесной Матери, и она позаботится о нем лучше, чем могли бы надеяться мы в нашей земной юдоли».
Вскоре королевскую семью посетило еще одно горе. Вспомним, что в 73 году в Харренхолле скончалась королева Рейена.
Ближе к концу года открылось нечто, поразившее и город, и двор. Выяснилось, что королевский гвардеец сир Люкамор Стронг, любимец простого народа, вопреки своей клятве женился. Хуже того: он взял себе не одну, а трех жен, каждая из коих не ведала о существовании двух других, и прижил с ними шестнадцать детей!
В Блошином Конце и на Шелковой улице, где промышляли шлюхи и сводники, чернь радовалась падению рыцаря и отпускала шуточки о Люкаморе Любострастнике, но в Красном Замке никто не смеялся. Короля и королеву, очень любивших Люкамора Стронга, удручало то, что он так бессовестно обманул их.
Братья Стронга по Королевской Гвардии гневались того пуще. Грешника изобличил один из них, сир Раэм Редвин; он рассказал всё лорду-командующему, а тот доложил королю. Сир Джайлс Морриген заявлял, что Стронг обесчестил всю гвардию, и требовал предать его смерти.
Сам сир Люкамор, пав на колени перед Железным Троном, признался во всем и молил короля о пощаде. Король, быть может, и внял бы, но грешник имел неосторожность присовокупить «ради жен моих и детей», швырнув, по словам септона Барта, свои преступления в лицо королю.
«Когда я восстал против дяди своего Мейегора, – сказал Джейехерис, – двое его гвардейцев перебежали ко мне. Они, как видно, рассчитывали, что я, сохранив за ними белые плащи, пожалую им титулы лордов и места при дворе. Вместо этого я послал их на Стену. Клятвопреступников я не терпел даже в то время, не потерплю и теперь. Сир Люкамор, вы принесли перед богами и людьми священную клятву защищать меня и мою семью, повиноваться мне и умереть за меня, будь в том нужда. Вы клялись также не жениться, не иметь детей и хранить целомудрие. Если вы преступили один обет, как могу я верить, что вы соблюдете другой?»
«Вы нарушили не только рыцарские обеты, но и брачные, – добавила Алисанна, – и не однажды, а трижды. Ни одна из этих женщин в законном браке не состоит, поэтому дети ваши, единственно невинные в этом деле, будут бастардами. Каждая из ваших жен не знала о двух других, однако знала, что вы носите белый плащ. По этой причине они разделяют вашу вину, как и тот пьяный септон, что поженил вас. Их еще можно помиловать, но вас, сир, я не желаю видеть рядом с моим королем».
Жены и дети ложного рыцаря, приведенные в тронный зал, рыдали, бранились и умоляли, но король, не внемля им, вынес свой приговор: сира Люкамора оскопить, заковать в железа и послать на Стену. «Ночной Дозор тоже потребует от вас клятвы, – предостерег Джейехерис. – Не дерзайте ее нарушить, ибо вслед за грешным естеством вашим лишитесь и головы».
Судьбу трех семей король предоставил решать королеве. Сыновья, распорядилась она, могут присоединиться к отцу на Стене, если того пожелают; двое старших пожелали и стали братьями Ночного Дозора. Дочери могли стать послушницами (желание изъявила только одна), прочие дети остались при матерях. Первая жена со своим потомством поступила на попечение брата Люкамора, Бевина Стронга, ставшего лордом Харренхолла всего полгода назад. Вторая отправилась на Дрифтмарк, к лорду Дейемону Велариону. Третью, чьи дети были самыми младшими (один еще сосал грудь), послали в Штормовой Предел, вверив заботам Гарона Баратеона и молодого лорда Бормунда. Дети отныне назывались не Стронгами, а Риверсами, Уотерсами и Штормами, как пристало бастардам. «Благодарите за это вашего преступного отца», – сказала им Алисанна.
Позор, которым Люкамор Любострастник покрыл Королевскую Гвардию и весь двор, был не единственным, что удручало короля и королеву в 73 году. Много забот доставляли также принц Вейегон и принцесса Дейелла, седьмой и восьмая по счету.
Алисанна сосватала сотни женихов и невест, но никогда еще не встречала таких препятствий, как при подборе супругов для четырех младших детей. Это поглощало ее усилия еще много лет, рассорило сначала с детьми (особенно с дочерьми), затем с королем и причинило в конце концов столько страданий, что королева одно время подумывала провести остаток дней с Молчаливыми Сестрами.