– Богатый и пряный! – наконец вынес он свой вердикт. – Теперь он раскрылся и оставляет долгое послевкусие. Мне очень нравится.
– О! Вот это комплименты…
Скотт, сияя от радости, взял второй бокал, чтобы чокнуться с отцом.
– За нас, за наш виски!
– Мое мнение для тебя так важно?
– Как ты можешь сомневаться? Ты доверил мне две хорошие винокурни, и моя цель заключается в том, чтобы сделать их превосходными. Твоя оценка всегда будет для меня самой важной. Ведь, несмотря на курение, у тебя тонкий вкус!
Взволнованный Ангус посмотрел на сына с нежностью:
– Я тебе их не просто доверил, Скотт. Теперь это твои предприятия, а не мои. Кстати, по этому поводу у меня была небольшая… дискуссия с Амели. Ты ее знаешь, она все время о чем-то беспокоится, вот сейчас – о будущем. То есть о своем будущем – когда меня уже не будет. Она хочет чувствовать себя защищенной на случай, если…
– Имеется в виду, на случай твоей смерти?
– Полагаю, да. Но как раз то, что она хочет, я ей дать не в состоянии.
– И что именно?
– То, что в нашем роду предназначается тебе, моим внукам, – словом, моим наследникам. Она не придает значения нашим принципам наследования, а я не хочу говорить о них, чтобы избежать сцен. Надеюсь, придет время, и она все поймет.
– Так ты вообще ничего ей не сказал?
– Ничего. Однако она прекрасно знает, что я ни за что не стал бы дробить Джиллеспи. Что касается винокурен, не беспокойся о них, после меня они позволят тебе получать средства на поддержание поместья, а при необходимости – расширять его, как это делал до меня мой отец. Когда я попытался напомнить Амели, как происходит наследование в нашей семье, она возразила, что если бы у меня было несколько сыновей, мне пришлось бы разделить Джиллеспи. Вот уж нет! Не для того мы расширяем родовое поместье, чтобы потом резать его на кусочки! Вот я и не знаю, как ее «обеспечить» – это ее словечко. На самом деле, у меня нет такой возможности, и тебе известно почему.
Скотт, нахмурившись, внимательно слушал отца, но под конец на его лице появилась слабая улыбка.
– Папа, а чего ты ждешь от меня?
– Ничего. Но Амели теоретически может прожить еще тридцать-сорок лет! Представляешь, что в этом случае значит – обеспечить ее до конца дней? Она все время упрекает меня в моем шотландском менталитете, то есть в скупости, потому что не дает себе труда подумать!
Ангус нервничал и говорил сбивчиво. Ему по-прежнему было холодно, и он зябко потирал руки.
– Плесни-ка мне еще немного виски, никак не могу согреться. Слушай, у меня нет запасного решения, и ты должен поклясться мне, что не бросишь ее на произвол судьбы. Она – твоя теща и бабушка твоих детей, и я хочу быть уверен, что ты позаботишься о ней. Можешь не любить ее, но поклянись мне в этом, глядя в глаза.
– Даю слово, – сказал Скотт твердо. – Однако она вряд ли удовлетворится моими клятвами, переданными через тебя.
– Я знаю.
– А почему бы нам не решить этот вопрос за счет прядильной фабрики? Я мог бы отдать ей часть акций или… Она хотя бы приглядывала за Джорджем.
– Прядильной фабрики? Это было детище твоей матери, Скотт! Это же безнравственно – отдавать мачехе дело рук твоей матери! И почему ты говоришь мне о Джордже?
– У него пока плохо получается. Но ничего: он молодой, научится.
Ангус осушил бокал, и, упершись локтями в стол, потер виски.
– Черт возьми! Эти разговоры о деньгах просто невыносимы!
– Можем вернуться к этому позже, ты же не собираешься завтра умереть, – пошутил Скотт.
– Нет-нет, давай уж покончим сегодня. Большинство людей воображают, что они бессмертны, и не решают свои дела вовремя. Я хочу уйти со спокойной душой. И предупреждаю тебя, Скотт: если ты не сдержишь свое обещание, я буду приходить в Джиллеспи с того света и дергать тебя за ноги.
– Дом с привидениями? В таком случае я пущу сюда туристов, они обожают привидения!
Ангус наконец улыбнулся и поднял голову.
– Приходится тебе доверять, – вздохнул он, – хотя я знаю, что ты не любишь Амели.
– Не важно, у меня есть чувство долга, и я держу слово.
– Что бы ни случилось?
– Да.
– Даже если ты поссоришься с Кейт или…
– Поссориться с Кейт? – такой вариант я даже рассматривать не хочу. Однако это все равно ничего не изменило бы. Если ты умрешь раньше, Амели станет твоей вдовой и будет пользоваться моим уважением.
– Правда? Знаешь, я безумно люблю ее. Я всегда старался этого не показывать, чтобы не выглядеть старым маразматиком, но она так скрашивает мою жизнь!
– Что ж, тем лучше для тебя. Наслаждайся, а я позабочусь об остальном.
Стараясь скрыть волнение, Ангус прочистил горло и тут же зашелся в приступе кашля.
– Я чуть не околел от холода из-за твоих сорванцов, – проворчал он.
– Никто не просил тебя гулять с ними часами. Может, они теперь тоже заболеют?
Скотт сказал это, улыбаясь, и Ангус шутливо воздел глаз к небу. Общение с сыном немного успокоило его. Конечно, Амели не удовольствуется устным обещанием Скотта, но для Ангуса все было улажено. В роде Джиллеспи никто никогда не нарушал клятвы. С легким сердцем или нехотя, но Скотт сдержит слово.
Кейт приняла решение, и, не посоветовавшись со Скоттом, чтобы избежать споров, перевела Джону деньги на счет. Помощь брату она считала естественным поступком, даже если это скрасило бы ему жизнь лишь на несколько дней. На его болезнь она никак повлиять не могла, зато у нее была возможность подарить ему маленькое утешение, возможность на какое-то время забыться, отвлечься – и она не собиралась от этого отказываться. Скотт утверждал, что уж если посылать деньги, то напрямую Бетти, которая распорядится ими разумно, но Кейт смотрела на это иначе. Бетти принимала во внимание супружеские расходы, но не учитывала прихоти Джона. По мнению Кейт, если Джона ожидало развитие болезни и стремительное угасание, то можно было доставить ему хоть какое-то удовольствие. Будучи здоровым, он отличался эгоизмом, ленью и полной никчемностью; смертельная болезнь заведомо не исправит его характер, так что можно не обращать внимания на его недостатки и просто немного поддержать, не строя иллюзий.
Она выключила ночник, – близнецы засыпали только при его свете. Хотя они обожали новый дом и веселились в нем дни напролет, с наступлением темноты все вокруг казалось им слишком большим и пугающим. Темные углы, где они днем играли в прятки, ночью вызывали страх, коридоры становились бесконечными, а родители оказывались так далеко, что до них было трудно докричаться.
Кейт тихонько выскользнула из детской и вернулась к Скотту в их спальню. Каждый раз она входила в нее с радостью. Огромные размеры комнаты, высота потолков, камин в обрамлении деревянных панелей и два окна с внутренними ставнями восхищали ее.
– Ты сейчас потрясающе красивая, – заметил Скотт, глядя на приближающуюся жену.
– И счастливая, как никогда!
– Правда?
– Это твоя заслуга, дорогой. У меня муж, о котором я мечтала, дети, о которых я мечтала, и вся моя здешняя жизнь – мечта! И потом, меня увлекает моя работа, я обожаю преподавать. Я почти с нетерпением жду, когда закончатся каникулы.
– Они у тебя только начались.
– Но я скоро начну скучать по школе. Эта замена, которую мне предложили, – невероятная удача. Мои коллеги – очень славные люди, они сделали все, чтобы я чувствовала себя комфортно, особенно Крейг – другой учитель литературы, я тебе уже о нем рассказывала, и…
– Ты мне слишком много о нем рассказывала. Как он выглядит?
– Ему лет тридцать, и у него есть ученая степень.
– Ничего себе описание! – расхохотался Скотт. – Ты была бы очень плохим свидетелем в суде.
– Ну, он довольно привлекательный блондин с зелеными глазами, любимец всей школы. Ты удовлетворен?
– Скорее, встревожен.
– Ревнуешь?
– Конечно.
Кейт рассмеялась, скинула халат и скользнула под одеяло.
– И ночную рубашку тоже сними, дорогая, – прошептал Скотт, обнимая ее.
Он бросил рубашку на кресло не глядя, и она упала на ковер.
– Промахнулся, – рассмеялась Кейт. – Послушай, тебе не нужно ревновать, в моем сердце место есть только для тебя.
– За последнее время ты произнесла имя этого типа раз двадцать.
– И что же? Крейг милый, и он очень облегчил мне жизнь, когда я только пришла в школу и чувствовала себя неуверенно. Ты хочешь, чтобы мне никто не помогал и никто на меня не смотрел?
– Это невозможно, ты слишком красивая.
– В любом случае я никогда не буду тебе лгать. Если бы он мне понравился, я бы тебе призналась. Кстати, о признаниях: я все-таки послала Джону деньги.
– Ему нужны деньги? Я же сказал Бетти, чтобы она не стеснялась и звонила мне.
– Деньги нужны не ей, а ему.
– Для чего?
– Не знаю. Чтобы сделать свою жизнь чуточку приятнее.
Видя сомнение на лице Скотта, Кейт почувствовала, что должна оправдать брата.
– Ты только представь себе, в каком страхе он живет! Сколько ему еще осталось, и в каком состоянии он будет доживать все это время? Дать ему забыть об этом хоть на короткое время – мой долг.
– Ты права, и тебе не нужно спрашивать моего разрешения. Но почему ты говоришь мне об этом постфактум? Мы могли бы обсудить, и я…
– Я же знаю, что он раздражает тебя, Скотт. Думаю, ты о нем невысокого мнения и не особенно ему сочувствуешь.
– Сочувствую, потому что это связано с тобой. И ты можешь оказать ему любую помощь, я согласен. Но, с другой стороны, – хоть это и не милосердно, у меня никак не получается жалеть его. Все его вечные проблемы – совсем не случайны, он всегда делал неправильный выбор. Обманывать Бетти от безделья, да еще не предохраняясь – это безответственно. И если бы не ты, он бы скрыл правду, потому что он не только труслив, но и эгоистичен. Так как мне жалеть его после этого?
Кейт покачала головой; ее глаза щипало от слез. В словах Скотта была правда, и она чувствовала себя виноватой.