– Кейт, – мягко сказал он. – Прости, я не хотел причинять тебе боль.
– Мои братья всегда были для тебя головной болью!
– Да, раньше. Когда отец навязал их мне, чтобы заполучить твою мать. Тогда мне это казалось тем более отвратительным, что они все трое были невыносимы. До нашей свадьбы я не считал их членами семьи. Но все изменилось, когда я на тебе женился. Все, что связано с тобой, мне важно, и твои заботы – теперь и мои. Основная проблема – с Джоном, у Джорджа некоторые трудности, зато у Филипа, к счастью, все хорошо!
Кейт уловила в голосе Скотта легкое раздражение, однако он смотрел на нее с такой нежностью, что она предпочла не зацикливаться на этом.
– А что такое с Джорджем?
– Ничего страшного. Ему не хватает уверенности в себе. Он это понимает, страдает и только умножает свои ошибки. Мне нужно будет лучше присматривать за ним.
– Почему ты мне этого не говорил раньше?
– Я думал, все быстро образуется. В принципе, у него есть необходимая квалификация, но… Когда я вижу, что он приезжает сюда обедать все чаще и чаще, с одной стороны – чтобы выклянчить советы, а с другой – поплакаться Амели, меня это выводит из себя!
– Но ведь это хорошо, что он советуется с тобой, разве нет?
– Я регулярно бываю на фабрике, мы можем разговаривать на рабочем месте. И рядом с ним всегда Дональд, ему нужно просто обратиться к нему. Я считаю, что он ведет себя очень инфантильно.
– Ты не очень доброжелателен, Скотт.
– Я ему все преподнес на блюдечке!
– Может, для него это слишком сложно.
Лицо Скотта омрачилось, и он отвернулся. Судя по всему, Кейт выбрала неподходящий момент, чтобы говорить о братьях. Муж лежал рядом с ней и был явно рассержен. Она сразу же почувствовала себя виноватой.
– Скотт, не отворачивайся, – сказала она, тронув его за плечо. – Я знаю, все хотят от тебя слишком многого…
– Но не ты. Дорогая, ты можешь попросить у меня луну с неба, и я постараюсь ее достать.
Он снова склонился, впившись в нее взглядом темно-синих глаз.
– Я безумно люблю тебя, – прошептал он.
Откинув одеяло, он поцеловал ее между грудей. Она почувствовала его дыхание, прикосновение его волос. И ее мгновенно затопило страстное влечение к нему. Он был воплощением ее детской мечты, но теперь мечта была реальностью, и он держал ее в своих объятиях. Она могла коснуться его кожи, вдохнуть его запах, утонуть в его глазах и отдаться. Она выгнулась ему навстречу и забыла обо всем на свете.
4
Рождество позволило семье отдохнуть от ссор. Амели держалась приветливо со всеми, и дошло даже до того, что она пригласила Филипа и Малькольма остаться в поместье на праздники. В преддверии рождественского ужина «по-французски» – 24 декабря – она взялась готовить вместе с Кейт (которая почти все уже сделала сама) лосося, фаршированного морскими гребешками и торт «Сент-Оноре»[6]. В качестве закуски единодушно было выбрано фуа-гра, которое заказали во Франции – оно было доставлено еще за два дня до праздника. Спать легли поздно, после долгих поцелуев и объятий. Поднявшись в свою комнату последним, Дэвид вылил молоко из стакана, предназначенное Деду Морозу, и убрал блюдо с морковью, приготовленное для оленей. Это дети по шотландскому обычаю оставили свои дары под елкой.
Увидев утром 25-го носки, набитые подарками, близнецы радостно завопили и большую часть дня провели в своей комнате с новыми игрушками. На дворе был трескучий мороз, и Дэвид обходил один за другим камины в нижних комнатах, подкладывая в них дрова. Ангус ушел из кабинета и грелся в кухне, где Мойра в это время колдовала над индейкой с каштанами и черным пудингом[7].
– А рождественский торт? – забеспокоился Ангус. – Что-то я его не вижу.
– Потому что он уже давно готов! – ответила она обиженно.
– С толстой глазурью?
– Не меньше сантиметра в толщину, как ты любишь.
– А каким виски ты его пропитала?
– Конечно твоим! Хотя, если бы я выбрала другой, ты бы ничего не заметил, так что не смеши меня.
– А про соус ты не забыла?
– Коньячное масло, да. Я подам его отдельно.
Обернувшись, она ласково ему улыбнулась:
– Нечасто я вижу тебя на своей кухне. Обычно ты сюда не вторгаешься.
– Мне всюду холодно.
Он встал, подошел к окну и, посмотрев на термометр, свистнул сквозь зубы.
– Минус девять, а ночью будет еще холоднее.
– Дэвид уже несколько часов поддерживает адский огонь в столовой, нам будет жарко.
– Можно я выкурю здесь сигару?
– Даже не думай! Это моя кухня, и в ней должно хорошо пахнуть.
Покорно вздохнув, Ангус уселся в одно из потертых кожаных кресел, стоящих по бокам печки.
– А что делает Амели? – поинтересовалась Мойра. – Вчера они с Кейт на целый день заняли мою кухню, а сегодня я ее даже не видела.
От соперничества, которое существовало между Мойрой и Амели за право властвовать на кухне, ничего не осталось. Добившись, чтобы ей установили ее керамическую плиту вдоль стены напротив старинной дровяной печи Мойры, Амели вышла из игры. Она знала лишь несколько рецептов и готовила по ним довольно посредственно. Поначалу она пыталась навязать свои французские блюда, такие, как багеты из белой муки или рубленое мясо пармантье[8], но Мойра упрямо держалась за свои печенья татти[9], треугольные блинчики, которые она всегда подавала с сыром, и за свой знаменитый хаггис – фаршированный бараний желудок, который обожали все члены семьи.
– Она сидит на ковре и играет с близнецами! Рождество напомнило ей собственное детство!
Нежность на лице Ангуса красноречиво свидетельствовал о чувствах, которые связывали его с Амели. В конце концов Мойра смирилась с положением дел и даже начала испытывать что-то вроде симпатии к своей снохе – но только лишь если та не нападала на Скотта.
– Тем лучше, потому что у нас с завтрашнего дня будут гостить дети Грэма и Пат.
– Ах да…
Казалось, что предстоящий детский шум-гам уже заранее утомил Ангуса.
– Ты что-то неважно выглядишь, – заметила Мойра.
– Ты же знаешь, я не очень люблю праздники.
Он уселся поудобнее в кресле, откинул голову на спинку и закрыл глаза. Мойра не стала говорить, что несколько дней назад, несмотря на холод, ходила положить цветы на могилу Мэри. Она это делала каждый год, но никому об этом не говорила. Три года назад она столкнулась у кладбищенских ворот со Скоттом, и он тогда выглядел очень смущенным. Без сомнения, он приходил, чтобы рассказать матери, что тоже стал отцом и что ее кровь теперь течет в жилах следующего поколения.
– Куда запропастились Скотт и Кейт? – пробормотал Ангус. – Для Рождества в доме слишком тихо.
– Наверное, у них сиеста. Пользуются праздниками, чтобы отдохнуть.
– Полагаешь? А я думаю, они устроили себе новый медовый месяц.
– Ангус!
– Не жеманься, Мойра! Они молодые, влюблены друг в друга, и если им захочется сделать нам еще одного маленького Джиллеспи, я не буду в обиде. Тем более у нас полно пустующих комнат, так что семье есть где расположиться.
Мойра весело рассмеялась и заглянула в духовку, проверяя готовность индейки.
– Сядем за стол около шести, – решила она.
– А раньше никак? – воскликнул Филип, входя в кухню в сопровождении Малькольма.
Они сняли меховые куртки, повесили их в кладовке и уселись перед печью.
– Мы пораньше пришли с прогулки, потому что на улице жуткий мороз. Холодно, как на Северном полюсе, а если еще и снег пойдет, то мы покроемся льдом! Мойра, твоя индейка так благоухает, что мы не сможем терпеть до шести часов!
– Придется, – возразила Мойра, отстраняя Филипа от духовки. Малькольм оглядел кухню и наконец сел напротив Ангуса, который сердечно улыбнулся ему.
– Это помещение мы могли бы практически бесплатно превратить во дворец! – с энтузиазмом объявил он.
– Молодой человек, я совершенно доволен своим домом, – проворчал Ангус. – Все тут вечно хотят что-то менять! Впрочем, если кому-то здесь не нравится…
– Наоборот! Джиллеспи – волшебное место, вы это сами прекрасно знаете.
– Не преувеличивайте.
– Правда-правда. И поверьте мне: во время учебы я насмотрелся на массу всякой архитектуры и декора – от уродливого до прекрасного.
– Только попробуй что-нибудь переделать в моей кухне! – строго предупредила Мойра.
– Добавим лишь несколько мелочей, – убеждал Малькольм. – Например, журнальную стойку и висячую лампу.
Ангус взглянул на груду газет, торчавшую из плетеной корзины, и скорчил гримасу.
– Ну, разве что это…
– Действительно, освещение здесь оставляет желать лучшего, – заметил Филип. – Учитывая, сколько времени вы здесь проводите, можно было бы создать больше красоты.
– И вправду здесь всегда толчется слишком много народу, и мне это не нравится, – заявила Мойра.
– Вместо того чтобы возражать, лучше признайся, что уже испортила себе глаза за чисткой овощей.
– Красивые светильники на подоконнике добавят уюта, – предложил Малькольм. – А над печью повесим панель с лампочками.
– Панель с лампочками? – хмыкнул Ангус. – Сразу видно, что не вы платите за электричество.
– Это светодиодные, энергосберегающие лампы.
Ангус взглянул на него, молча кивнул и повернулся к Филипу.
– Итак, молодой человек, когда же ты приведешь к нам симпатичную девушку? В Эдинбурге их предостаточно!
Кусая губы, Филип лихорадочно подыскивал хлесткий ответ, но Малькольм его опередил.
– Послушайте, Ангус, вы же знаете, что он не любит девушек.
Не обращая на него внимания, Ангус продолжал:
– Ты хоть пытался?
– Боже сохрани! – яростно возразил Филип.
– Не впутывай сюда Церковь! – загремел Ангус, вставая. – Она против ваших извращенных однополых браков.