– Это собственность фабрики, мы имеем право копировать их и частично и полностью. Но я бы хотел, чтобы ты нашел какого-нибудь молодого дизайнера, чтобы мы могли запустить новую коллекцию.
– Мэри потрясающе умела сочетать цвета.
– Найди кого-нибудь такого же умелого.
– Я не знаю, можем ли мы себе это позволить.
– Новички не требуют много.
– Но как я узнаю, что он справится?
Скотт взглянул на него с удивлением.
– Это твоя работа, Джордж! Ты должен доверять себе. Доверяй своему вкусу или прислушивайся к советам товарищей – Сьюзен или еще кого-нибудь. Решай интуитивно, спрашивай себя: надену ли я свитер или шарф, который собираюсь производить?
Джордж озадаченно кивнул, но Скотт не дал ему времени на размышления.
– Я очень на тебя рассчитываю. Из-за всяких формальностей, связанных со смертью папы, я буду очень занят. С другой стороны, если эта кошмарная погода не изменится, Дональд не станет рисковать и не поедет сюда. У тебя, возможно, тоже не будет хватать работников – не важно, выкрутишься, если хочешь использовать свой шанс. Послушай, я буду с тобой честен: если фабрика не станет убыточной, я ее сохраню, в противном случае – продам.
Осознав услышанное, Джордж съежился.
– Ты никогда не упоминал этот вариант, – заметил он мрачно.
– Мне придется заплатить кое-какие налоги на наследство, но они небольшие.
– Меньше, чем во Франции?
– Не знаю. Собственно говоря…
Он замолчал, не решаясь продолжать, и Джордж воспользовался этим, чтобы спросить:
– Ты действительно становишься наследником всего?
До сих пор никто не осмеливался задать этот вопрос Скотту.
– Всего? Нет, что-то, разумеется, останется твоей матери. Но думаю, она все-таки подписала брачный контракт, который был ей совершенно не выгоден.
– Это было бы странно! Мама умеет считать.
– Возможно, она надеялась изменить его позднее. Они поженились, когда почти не знали друг друга, и пункт о раздельном владении имуществом было мерой предосторожности. Со временем папа мог переписать завещание в ее пользу, но он этого не сделал.
– Почему? Судя по всему, он искренне ее любил, и наверняка думал о том, что мама его переживет, ведь она гораздо моложе.
Скотт медлил с ответом, и только подъехав к воротам фабрики и заглушив двигатель, повернулся к Джорджу.
– На самом деле… есть одно обстоятельство – его никогда не упоминали, но ты должен о нем знать. В Шотландии вопрос передачи по наследству почти сакральный. И это касается главным образом не бизнеса, а владений, особенно если они издавно принадлежали роду. У нашего Джиллеспи долгая история, и отец оформил на меня дарственную в день моего совершеннолетия. Его отец сделал то же самое для него – это способ обеспечить преемственность. Кроме того, прядильная фабрика принадлежала моей матери, и я унаследовал ее тоже. Все это произошло до свадьбы папы и Амели. С тех пор папа регулярно уступал мне доли в наших компаниях, не выходя за рамки закона, разумеется.
– Ах, вот как! А я думал, что ты был просто… его служащим.
– И да, и нет. Сам я не претендовал бы на такие подарки, и он это прекрасно знал. Но он предпочитал отказаться от некоторого имущества при жизни, а не бояться, что его продадут после его смерти, чтобы заплатить государству налоги. В любом случае я убежден, что он мне доверял.
Джордж на мгновение задумался, размышляя о том, что услышал, и объявил:
– То есть для тебя ничего не изменилось. А для мамы?
– На жизнь ей хватит, и, что бы ни случилось, Джиллеспи навсегда останется ее домом.
– Если ты этого захочешь.
– Ничего подобного!
– Вы с ней все время спорите. Когда Ангус был жив, он немного разряжал обстановку.
– Кейт тоже умеет снимать напряженность.
– Ей придется проявить такт… Мама – не ангел, но она не злая. Она всегда считала, что с Ангусом ей повезло, и не скрывала этого. Когда они познакомились, она была в отчаянном положении, и не знала, как обеспечить наше будущее, да и свое тоже. Она все бросила и поехала за ним в Шотландию…
– Ты полагаешь, что кто-нибудь мог поверить в эту версию? Если вдуматься, Джордж, твоя мать ничего не бросала, потому что у нее ничего не было! Она хотела поставить вас на ноги, и ей это удалось – что ж, тем лучше. Я даже уверен, что она в конце концов привязалась к моему отцу и полюбила наш дом. Но если она рассчитывала разбогатеть, то ее ждет разочарование, это уж точно.
Тон Скотта стал жестче. Все эти годы, когда он терпел агрессивность мачехи, ее враждебные замечания и попытки рассорить их с отцом, ему приходилось молчать. Несомненно, из уважения к Кейт он будет придерживаться этой же тактики, однако он мог сказать о том, что думает, Джорджу или Филипу. Они больше не были подростками и не жили в Джиллеспи, поэтому Скотт предпочитал быть с ними откровенным.
– Почему ты никогда не принимал нас, Скотт?
– Что? Я вас принял! Я даже уступил вам место, уехав из собственного дома. А вы, между прочим, вели себя отвратительно. Разве ты не помнишь?
– Обычные школьные проказы. А ты не хотел в них участвовать.
– У меня были другие дела.
– Ты вел себя как наследный принц, неприступный Скотт, преисполненный собственного достоинства. Конечно, мы завидовали тебе, но ты мог бы нас приручить.
– С Джоном попытка не удалась и превратилась в мучение для него и для меня. А теперь объясни мне, откуда взялось это неожиданное обвинение.
– Я тебя не обвиняю, а только пытаюсь понять, почему все сложилось так плохо.
– Потому что мой отец и твоя мать слишком поторопились со свадьбой, и ни один из нас не успел привыкнуть к мысли, что окажется в сводной семье. Нас всех поставили перед свершившимся фактом, обязав полюбить новых родственников. Эта затея была обречена на провал.
Скотт вынул ключ из замка зажигания и начал поигрывать с ним, словно не собираясь выходить из машины. Спустя минуту он пробормотал:
– Конечно, я тоже несу свою долю ответственности. Но теперь, хотим мы того или нет, нам удалось стать единой семьей!
– Ну да… В любом случае я рад, что ты решил поговорить со мной.
Скотт кивнул, но по-прежнему выглядел озабоченным. Он собирался поговорить с Амели, дать ей понять, что нет никакого вопроса о наследовании, все уже давно определено. То, что спокойно воспринял Джордж, совсем не понравится Джону, который поднимет крик о заговоре и обмане. Его присутствие могло спровоцировать взрыв, потому что он умел натравливать одних на других. К тому же Кейт возвела его из-за болезни чуть ли не в ранг святого. Она встанет на его защиту.
– Давай обойдем корпуса и убедимся, что все в порядке, – решил Скотт, открывая дверцу. По крайней мере, это место не напоминало ему об отце, который редко появлялся здесь в последние годы. Зато, когда они вышли на середину двора, он внезапно вспомнил тот осенний день, когда привез сюда Кейт, чтобы показать ей прядильную фабрику. Тогда она была этакой девочкой в носочках, но уже чрезвычайно милой и внимательной! В ту пору Скотт переживал бурный роман с Мэри, и впоследствии Кейт призналась ему, что в тот день она почувствовала себя смешной дурнушкой и ужасно ревновала к этой красивой, элегантной девушке, которая у него работала.
– Жизнь полна замечательных сюрпризов! – вырвалось у него.
– Ты так думаешь?
Даже если Джордж и удивился радости Скотта, который был постоянно мрачен со дня смерти Ангуса, то он не подал виду. Когда они подошли к цеху, он только спросил:
– Как ты думаешь, могу я пригласить к нам Сьюзен на сегодняшний ужин? Ей придется одной встречать Новый год…
– Конечно! Но предупреди Мойру, иначе она выцарапает тебе глаза. Даже если меню несложное, еще один гость может нарушить ее планы.
Перспектива познакомиться поближе с Сьюзен понравилась Скотту; попутно он сделал вывод, что имеет влияние на Джорджа. Его нужно было постоянно поддерживать, поощрять, несмотря на то что он постепенно проявлял себя с хорошей стороны, и Скотт больше не думал, что управляющий прядильной фабрики из него никудышный.
Пройдя в полумраке мимо остановленных ткацких станков, они разошлись в разные стороны, чтобы быстрее обойти корпуса фабрики.
Когда Джон без всяких предисловий сообщил Амели о своем положительном ВИЧ-статусе, она разразилась рыданиями. В ожидании, когда мать немного успокоится и он сможет продолжить разговор, Джон налил себе полный стакан виски.
– Налить тебе капельку, мама?
– Только не в пять часов вечера! Я бы выпила чаю.
– Попрошу Бетти, чтобы она принесла его сюда.
Они сидели в спальне Амели, поэтому он послал жене эсэмэску, чтобы не вставать лишний раз с места.
– Я потрясена, Джон! – вздохнула Амели.
Она судорожно сжимала в руке носовой платок, и казалось, вот-вот снова разрыдается.
– А что за лечение тебе… – начала она расспросы.
– Тройная терапия, вернее, множественная – современная и очень эффективная. Но на сегодняшний день полное выздоровление невозможно. Я заражен ВИЧ и могу заразить им других.
– Я не знаю, что это значит на самом деле.
– Вирус иммунодефицита человека. Нет защиты от инфекции, организм не способен сопротивляться. Можно подхватить любую заразу. Лекарства блокируют распространение вируса, но не убивают его. К тому же он коварен – все время мутирует. Уже двадцать лет ученые бьются над созданием вакцины, но все без толку. И кроме того, вакцинироваться надо до того, как заразился.
– Но ты молод, а наука быстро развивается, разве нет?
– Возможно. Вообще-то, мне ничего об этом не известно, мне только забили голову медицинскими терминами, протоколами лечения, расписанием. Врачи говорят со мной или как с ребенком, или наоборот – как будто я тоже врач. Мой чемодан заполнен лекарствами, и большую часть времени я провожу, прикидывая их суммарный побочный эффект. Больницы наводят на меня страх, но я бегу туда, как будто меня гонят. Каждое утро я осматриваю себя, вслушиваюсь в себя, взвешиваюсь… Бетти просто святая!