Мойра и Дэвид обменялись понимающими взглядами. Оба любили – что один, что другой – баловать близнецов: она пекла им пирожные, а Дэвид устраивал развлечения в парке.
– Смотри-ка, – заметил Дэвид, – Скотт вернулся.
Он услышал его шаги по вымощенному плиткой коридору, но шумное появление Скотта на кухне стало неожиданностью для обоих.
– Мойра! – воскликнул Скотт и с порога бросился к ней. Без дальнейших объяснений он поднял ее с места и закружил по кухне в стремительном вальсе.
– Мы что-то празднуем? – поинтересовался Дэвид.
– О да! Но – тсс! – об этом не надо кричать на всех углах…
Скотт поцеловал Мойру в висок – туда, где волосы уже начинали серебриться.
– Спасибо, – сказал он ей нежно. – Теперь благодаря тебе я смогу спать по ночам. Уже не помню, когда мне это удавалось.
– Вот почему у тебя такой усталый вид!
– Уже не усталый.
Дэвид внимательно посмотрел на Скотта и объявил:
– Ладно, мне пора – дел невпроворот!
И он со свойственной ему тактичностью вышел, чтобы не мешать их разговору.
– Так что, неужели Амели пошла тебе навстречу? – удивилась Мойра.
– Да. Хотя я не понимаю почему. Сначала она отказалась, а потом передумала и нехотя согласилась, хотя сказала, что этим она предает Джона.
– Наоборот, она ему помогает. Возможно, она это поняла. А может, не хочет, чтобы его возненавидели, да и ее тоже.
– Мак Делл будет очень разочарован, и ты не представляешь, как меня это радует!
Мойра снова взялась за морковь, а Скотт сел рядом. Какое-то время было слышно только гудение овощерезки, и Мойра обернулась, встревоженная его молчанием.
– Скотт!
У него блестели глаза, и прежде чем заговорить, он вздохнул, чтобы справиться с волнением. Все напряжение последних недель разом исчезло, и теперь он испытывал невероятное облегчение.
– Мы были на миллиметр от катастрофы, – наконец выговорил Скотт. – Со дня смерти папы все вокруг говорят только о деньгах, это ужасно. Я так не хотел, чтобы у нас из-за этого началась война, но меня поставили в безвыходное положение. Винокурни, дом… все, вплоть до последних твоих ложек, оказалось под угрозой из-за прихоти Джона. У меня было впечатление, что он хочет разрушить то, что составляет гордость нашей семьи, и, хотя это было невыносимо, я старался не вовлекать Кейт в наши распри. Она переживает за брата и никогда не простила бы мне, если бы я пошел против него.
– И ты чувствовал себя одиноко, да?
– К счастью, у меня есть ты. Ты всегда была на моей стороне. Без твоей помощи у меня ничего бы не получилось. Не волнуйся, обещаю, что верну тебе все до последнего шиллинга!
– Не думай об этом…
– Конечно я думаю! Ты шутишь? Мы составим график погашения долга…
– Ты опять начинаешь говорить о деньгах!
– Ладно, но мы не можем делать вид, будто этого не было.
Он снова поцеловал ее, на этот раз в щеку.
– Дэвид смастерил для детей качели, – сообщила Мойра.
– Правда? Они будут в восторге! И где?
– У фонтана между двумя каштанами.
– Пойду опробую их.
– Ну уж нет! Я первая! А ты будешь меня раскачивать!
И, выключив овощерезку, она поспешила к двери.
Вернувшись вечером из школы, Кейт увидела мать, сидящую на ступеньках крыльца с пустой корзиной; рядом лежал секатор.
– Ты собираешься нарвать цветов, мама?
– Да, но тюльпаны вянут в вазах слишком быстро, а розы еще не распустились. Как прошла твоя репетиция?
– Наши ученики очень серьезно отнеслись к спектаклю: они знают все реплики наизусть, и мы уже начали придумывать мизансцены. Это очень увлекательно! А где дети?
– У фонтана. Скотт качает их на качелях. Сегодня такой теплый вечер…
Кейт улыбнулась и посмотрела на Амели внимательнее. Выражение ее лица было загадочным и необычным.
– Ты хочешь что-то мне сказать? – спросила Кейт осторожно.
Мать подняла глаза и кивнула:
– Да.
Она явно не спешила рассказывать, и Кейт протянула ей руку.
– Вдоль стены растут оранжевые лилии – пойдем, ты срежешь несколько штук, а то их так никто и не увидит.
Кейт знала, что мать не любит, когда ее торопят, и сама выберет момент для разговора. Они молча шагали по тропинке, ведущей вглубь парка – в противоположную от фонтана сторону. Подойдя к только-только распустившимся лилиям, Амели остановилась, посмотрела Кейт прямо в глаза и сказала:
– Я приняла предложение Скотта.
Кейт едва не вскрикнула от радости, но сдержалась, ожидая продолжения.
– Я сделала это ради тебя. Потому что ты очень настаивала. И надеюсь, что не пожалею об этом.
– Ты правильно поступила, мама!
– В любом случае ты не оставила бы меня в покое.
– Не оставила бы. Это слишком серьезно. Речь идет о будущем нас всех.
– Твой муж тоже так сказал. Он очень красноречиво убеждал меня. Только…
Пожав плечами, Амели умолкла. Ее чувства оставались противоречивыми: испытывая к Скотту определенное уважение, она не могла забыть старых обид. Кейт это знала. Кейт также знала, что какими бы ни были аргументы Скотта, он никогда бы не смог убедить ее в одиночку. Поэтому несколькими днями ранее она долго говорила с матерью, убеждая ее, что Джон загоняет ее в тупиковую ситуацию, из которой нет возврата.
– В общем, с этим покончено, – вздохнула Амели. – Я отменила встречу с Мак Деллом. Осталось оповестить твоего брата, а уж он-то наверняка будет в ярости.
– Ну, пока он получает от тебя то, что ему нужно… только не обделяй себя мама, будь осторожна. Джон сейчас в неплохой форме: он набрал вес, и Бетти говорит, что врачи удовлетворены результатами лечения.
– Это не мешает мне переживать за него! – возразила Амели.
– Все переживают, мама. Все его жалеют. Он на это и рассчитывает, чтобы вертеть нами, как ему вздумается.
Кейт поставила корзину на пенек и взяла руки матери в свои.
– Все будет хорошо, – мягко сказала она.
Они обменялись долгими взглядами, и на лице Амели появилась слабая улыбка.
– Иди к детям, ты соскучилась, наверное…
Кейт кивнула и быстро пошла по тропинке назад, торопясь обнять близнецов. Амели взглянула на лилии, ей вдруг стало жалко их срезать. Сегодняшний день был отмечен добрыми делами. Она была уверена, что поступила правильно, пусть даже Джон закатит ей сцену. Но поскольку она собиралась избавить сына от безденежья, он, скорее всего, удовлетворится этой победой и забудет о мести. Несмотря на всю свою материнскую любовь, которую не смогли подорвать даже постоянные разочарования, Амели устала от требований Джона и его вечно дурного настроения. Конечно, болезнь держит его в постоянном страхе, но Бетти – чудесная жена; она его не бросит и заставит строго выполнять предписания врачей, что позволит ему вести нормальную жизнь. Возможно, в Глазго, вдали от Скотта, он угомонится, и перед ним откроются новые горизонты. Он сделал зятя своим главным врагом, чтобы избежать неприятных вопросов самому себе – теперь пришло время посмотреть на себя непредвзято.
Потрясенная смертью Ангуса, а затем грубым, многомесячным давлением Джона, Амели наконец взглянула на ситуацию трезвым взглядом. Ее долгий разговор с Кейт оказался спасительным. Слушая дочь, Амели чувствовала, что она действительно принадлежит к клану Джиллеспи, пусть и не в силу кровного родства, и занимает в нем главенствующее место. Ее неприязнь к Скотту без подпитки Джона понемногу слабела. Он был прекрасным мужем и отцом, хорошим зятем, настоящим главой семьи и проявлял к ней неизменное уважение. Размышляя об этом, она была вынуждена признать, что больше доверяет Скотту, чем Джону, и этот парадоксальный вывод стал для нее откровением. Другое откровение состояло в том, что хотя детство, да и отрочество Кейт прошли для Амели почти незамеченными, сейчас дочь стала для нее настоящей опорой. Кейт подарила ей роль бабушки, которой она упивалась, Кейт заботилась о ней и никогда ее не бросит. Та самая малышка Кейт, на которую Амели не поставила бы и пенни…
Помахивая пустой корзиной, она отошла от стены. Как ни странно, жизнь вдруг показалась ей прекрасной, и, услышав вдалеке радостные крики детей, она засмеялась.
В субботу утром Грэм оставил Пат и троих детей в Джиллеспи, а сам поехал в Гринок с намерением убедить Скотта в том, что партия в гольф подействует на него чрезвычайно благотворно.
Он нашел его возле печей, в которых сушился солод.
Используемое для этого топливо содержало торф, и характерный запах уже распространился по всему зданию.
– Что ты здесь делаешь?! – воскликнул Грэм.
– Мы останавливаем процесс прорастания зерен.
– Я вижу, но ты не должен работать семь дней в неделю.
– Я не работаю, а наблюдаю.
– Ладно, но тебе нужно больше поручать другим! Я пришел с предложением сыграть в гольф перед обедом – просто чтобы разжечь аппетит.
– Интересная мысль. Ты же знаешь, что я давно не играю.
– Тебе надо начать снова. Тем более что для этого есть все – Ангус приобрел отличные клюшки! С охотой – понятно: ты ее не любишь, а здесь ходишь по площадке и дышишь морским воздухом…
Улыбаясь, Скотт покачал головой:
– Здесь я счастлив, у меня нет потребности отвести душу. Я бы с удовольствием стоял и смотрел, как сушится солод или как его измельчают мельницы. А ты меня отвлекаешь, змий-искуситель!
Грэм рассмеялся, взял Скотта за плечо и увлек его к выходу.
Они вышли во двор, и Грэм закурил сигарету.
– Ты куришь? – удивился Скотт.
– Только когда Пат нет рядом.
– Скрываешь от нее?
– Просто не хочу расстраивать.
Обведя двор взглядом, Грэм убедился, что все служащие далеко и не могут их подслушать.
– Мы очень рады за тебя – я и Пат. Сначала мне показалось, что ситуация совсем швах, а теперь я восхищаюсь тем, как ты смог из нее выбраться.
– Если бы не Мойра, я сейчас вел бы переговоры с Мак Деллом, уступая позиции одна за другой. Такие, как он, отправляют солод на сушку в специализированные предприятия, а я предпочитаю всем заниматься сам. Он сказал бы, что не важно, откуда поставляется ячмень. Он вмешивался бы в выбор дрожжей, в процесс дистилляции, и заставил бы меня использовать для нагрева не уголь, а бензин. В конце концов, мы просто набили бы друг другу морду.