— Выходит, — начал Иезекия, — те умертвия, что напали на Упокоенных у Мортуария, были самыми удачными из всех этих…
Я зажал ему рот ладонью. Моих ушей достиг какой-то едва слышный звук. Прислушавшись, я уловил его снова: не со стороны тел и не из коридора, который мы оставили позади, а из-за двери напротив, ведущей дальше по кольцу здания. Металлическая дверь была плотно заперта, и, тем не менее, до нас доносились слабо различимые голоса.
По-прежнему закрывая Иезекии рот, я обошел тела, надеясь, что за ними можно отыскать какое-нибудь укрытие. Но ничего подобного не нашел: трупы были свалены у самой стены, и спрятаться было негде. Голоса в коридоре становились все громче… и тогда я схватил Иезекию и, толкая его перед собой, начал раскапывать себе место в груде из мертвых тел.
Зарыться глубоко нам не удалось — ведь вся эта куча весила несколько тонн. Тем не менее, мы смогли протиснуться через переплетение торчащих наружу конечностей настолько, что слились с телами в единое целое. Я помолился, чтобы этого оказалось достаточно.
Громкие разговоры незваных гостей заглушали пыхтение, с которым мы вжимались в стену из голой кожи и рваной одежды. Каждый открытый участок мертвой плоти источал запах гниения и химикалий, но я как мог сдерживал терзавший мне горло кашель. Я не знал, сколько народа сюда направляется, но понимал, что на таком расстоянии можно услышать только очень большую группу. Последним усилием я подтянул ноги и запихнул их в кучу в тот самый момент, когда дверь отворилась, и десятки ног ступили за порог комнаты.
Я не видел вошедших. Я вообще ничего не видел, кроме безжизненного лица молодой женщины напротив меня. Ее распахнутые глаза были застывшими и пустыми, как у всякого мертвеца. Смерть окружала меня со всех сторон: моя левая рука покоилась на чьей-то ноге, а правая была зажата под животом женщины. Несмотря на то, что можно было свободно дышать, я затаил дыхание.
— Так, — произнес мужской голос, — ну-ка все трепальник закрыли. Я сказал, заткнулись все! — Разговоры умолкли. — Так-то лучше, — продолжил мужчина. — А теперь поглядим, как работает эта штука.
Я стиснул зубы. Чем бы ни была "эта штука", я знал, что она мне не понравится. Тот, кто это сказал, мог иметь в виду новенький огненный жезл, собираясь опробовать его на груде тел, в которой прятались мы с Иезекией.
Человек продекламировал какую-то бессмыслицу, так невнятно и неуверенно, словно читал по бумажке. Спустя мгновение послышался слабый, приглушенный звук, а за ним потрескивание, похожее на отдаленный раскат грома. "Грозовой жезл?" — подумал я, как вдруг ощутил, что вес тел надо мной изменился, и услыхал шарканье ног, ставших на пол.
Что-то злобно зашипело, и звук этот показался мне до боли знакомым. Это было шипение умертвия.
Несколько человек ахнуло. Многие зашептались, но слов я не разобрал. Постепенно шепот сменился возгласами восхищения: "Поразительно!", "Вот это да!", "Чтоб я сдох!"
— Смотрите! — воскликнул мужчина, судя по всему, главарь. — Наш собственный душепийца. В жизни не увидите труп симпатичней. А ну, поздоровайся, мертвечина.
Последовало громкое шипение. Группа зрителей зааплодировала.
— Теперь давай бабу! — выкрикнул мужской голос. — А то мне танцевать некого!
Мужики загоготали, и женский голос добавил:
— Плохому танцору сам знаешь, что мешает.
К смеху присоединились женские голоса.
— Хватит трепаться, — рявкнул главарь. — Нас ждет работа. Всем отойти назад.
Гомон затих и мужчина продолжил дальше: невнятное бормотание, шум, треск молнии, и гора тел вновь зашевелилась, когда очередной труп встал на ноги. Процесс повторился еще два раза, пока, наконец, главарь не промолвил:
— Так, четверо готовы. Тереза, это будет твоя команда; веди ее вниз, к шлюзу.
— Слушаюсь, начальник, — ответил женский голос.
— А вы, мертвяки, — продолжил начальник, — будете слушаться Терезы, ясно?
В ответ раздался шипящий хор голосов.
— Отлично. И смотрите не огорчайте ее. Всё, свободны.
Я услыхал затихающий звук шагов: кто-то один шел нормально, четверо шаркали следом. Груда осиротела на четыре умертвия; на столько же уменьшилось и наше укрытие.
Работа пошла своим чередом: трупы оживлялись группами по четыре, каждая группа уводилась под руководством одного из живых. С таянием груды тел темень вокруг начала проясняться. Вскоре ушел последний труп, что лежал надо мной, и я очутился на самом верху. Дело принимало интересный оборот.
Треснула молния, и женщина справа зашевелилась. Она приподнялась, опершись руками о мое плечо, и поползла через меня. Ее колено воткнулось мне в спину, и я стиснул зубы, чтобы не застонать от боли. Эта женщина стала последней в очередной четверке, которая тут же отмаршировала прочь с живым прислужником во главе. Сколько еще врагов оставалось в комнате? Этого я не знал и не мог поднять голову, чтобы посмотреть.
Следующей, кого оживили, оказалась женщина, лежавшая напротив. Я разглядел весь процесс трансформации: только что ее взгляд был слепым и застывшим; затем — шум, треск, и голубоватые нити молний опутали ее кожу подобно вздувшимся венам. Ее глаза лениво моргнули… Женщина смотрела мне прямо в лицо. Два крошечных уголька зрачков ярко вспыхнули, заливая глаза огнем. Я прямо почувствовал, как от нее ударило жаром.
Она зашипела на меня и вскинула руку с отточенными, только что выросшими когтями.
Мое сердце сжалось от ужаса, и я откатился от новорожденного умертвия, выскользнув из объятий двух трупов, что еще лежали поверх меня. Тварь пырнула когтями, но промахнулась, вспоров гниющую плоть в том самом месте, где я только что находился. Тошнотворный запах тлена и химикатов ударил мне в нос, но я уже катился к подножию кучи, скользя вниз, словно по стогу сена. Еще на лету я ухватился за рукоять рапиры, чуть вынув ее из ножен.
Тела замедлили мое падение, смягчив удар о пол. Едва приземлившись, я вскочил на ноги, оценивая ситуацию. Хвала Госпоже, в комнате оставалось всего двое противников: хобгоблин, стоявший ко мне спиной, и дроу со светящимся скипетром в руках. При виде трупа, вскочившего без посторонней помощи, темный эльф от изумления открыл рот. Это естественным образом заинтересовало хобгоблина, и тот обернулся, тем самым, подставив под удар свое горло. Понадобился лишь один взмах рапиры, и неглубокий разрез вскрыл то, что служит хобгоблинам вместо яремной вены. Фонтан крови окатил груду безучастных мертвецов.
Комнату огласило чье-то рычание. Сперва я решил, что это умертвие, которое пыталось вцепиться в меня когтями, — я видел, как она силится освободиться от тел, что еще лежали на ней. Однако затем безжизненные тела неожиданно покатились на дроу, и на вершине с боевым кличем возник Иезекия. Дроу с проклятиями рухнул на пол, стараясь вытащить скипетр из-под трупов, придавивших обе его руки. Но он не успел это сделать, так как скипетр вырвался из его пальцев и оказался в руках Уизла. Наконец ставший видимым гном кинулся прочь со своей добычей.
На какой-то миг все замерли в ожидании: я — с рапирой в горле хобгоблина; Иезекия — пошатываясь на вершине горы; и Уизл — переводя дыхание у стены. И тут умертвие, все-таки вылезшее из груды, бросилось вниз на дроу, что беспомощно лежал на том месте, где на него упали тела. Из-за спины умертвия я не увидел то, что последовало за этим; дроу испустил протяжный, полный ужаса вопль, резко оборвавшийся на булькающей ноте.
Похоже, мадам Умертвие не испытывала благодарности к тому, кто пробудил ее ото сна.
— Стой! — вскричал Уизл. Мы с Иезекией не шевелились, стало быть, гном обращался к умертвию; и действительно, она мирно поднялась, оторвавшись от своего занятия, и принялась с довольным видом слизывать кровь с когтей. На мгновение она взглянула на меня и улыбнулась. Если бы не острые, как иглы, зубы, ее улыбку можно было назвать дружелюбной.
Но сначала самое главное — я подбежал к двери и надавил на кнопку. Меньше всего мне хотелось, чтобы один из приятелей дроу вернулся назад со своей командой умертвий, чтобы выяснить, кто тут орал.
Дверь плавно и бесшумно закрылась. Шли секунды, но ничего не происходило. Наконец, я облегченно перевел дыхание.
— Хорошо, — выдохнул я. — Может кто-нибудь объяснит мне, что здесь творится?
— Я пока не знаю всего, уважаемый Кэвендиш, — произнес Уизл, — но этот скипетр говорит мне о многом.
— Говорящий скипетр? — с интересом спросил Иезекия. Парень по-прежнему торчал на вершине горы, только теперь он сидел, скрестив ноги, и, похоже, чувствовал себя вполне удобно. — У дядюшки Тоби была одно время говорящая мотыга, но он ее продал на осенней ярмарке.
— Скипетр не разговаривает, уважаемый Простак, но его присутствие здесь многое объясняет. В нашей фракции это оружие зовется Клемт Ур'т'халим, что значит Разумертвитель. Разумертвитель был создан одним… одним из богов, чье имя лучше не произносить. Много веков назад скипетр попал к Упокоенным или, если угодно, группа Упокоенных освободила его от прежнего владельца, обеспечив тому теплое место среди лучших зомби нашего фактола.
— Итак, Разумертвитель был в руках Упокоенных, однако теперь он здесь, — заключил я. — Значит, это его вынесли воры сегодня утром из Мортуария.
— Совершенно верно, — кивнул Уизл. — Использовав для отвода глаз взрыв гиганта, они пробрались внутрь и выкрали скипетр.
— А что делает этот Разумертвитель? — поинтересовался Иезекия.
— Он наделяет своего владельца властью над алхимической нежитью, — ответил гном, — и позволяет оживлять эти жалкие создания, наполняя их энергией, за что, несомненно, заслуживает презрения. Несчастное существо… — Он указал на умертвие, жадно облизывающее окровавленные пальцы. — Она оторвана от всего мироздания. Она не в силах общаться с богами мертвых. Ее смерть печальна и безысходна.
Честно говоря, особой безысходности я в ней не видел — для трупа она выглядела вполне счастливой. Однако Уизл был специалистом в подобных вопросах, поэтому пришлось поверить ему на слово.