Дрожа, Мадлен смотрела на небо, потемневшее в мгновение ока. Налетел ветер, раскачивая ветви яблони. Она сглотнула.
– Ох, как же я испугалась!
Петер все еще дышал тяжелее обычного.
– Знак небес, я бы сказал. – Он наклонился, чтобы поднять яблоко, которое уронил во время страстных объятий, и протянул его Мадлен. – В противном случае я мог бы сделать что-то глупое.
Сердце Мадлен подпрыгнуло.
– Сделать глупость?
– Ну да. – Он нежно коснулся ее щеки. – Тебе не сложно было заметить, чего я хотел. Такой поцелуй очень быстро может привести к тому, к чему ты можешь быть еще не готова. Не говоря уже о том, что это, ну…
– Было бы неприличным?
– Мягко говоря, да. – Его слова прозвучали под новый аккомпанемент молнии и раскатов грома. Он тоже посмотрел на небо и нахмурился. – Я боюсь, мы выбрали неподходящее время для нашей прогулки. Сейчас разразится буря. Мы не успеем вернуться домой. Ни к тебе, ни к нам. Нам нужно где-то переждать.
– А почему бы нам не переждать внутри, в доме? – предложила она, когда уже начали падать первые капли дождя. – Ты же взял ключ с собой?
– Конечно. – Они вместе побежали к входной двери, в то время как все больше и больше капель падало с неба. – На первом этаже мастера уже начали белить стены и ремонтировать полы. Наверху все еще в таком виде, как ты видела в прошлый раз. – Он открыл дверь ключом и пропустил ее в дом первой.
– По крайней мере, здесь сухо. – Мадлен прищурилась, потому что в доме было еще темнее, чем снаружи. – И что теперь?
– Для начала нам нужен свет. – Уже хорошо ориентируясь в доме, Петер пошел на кухню, где мастеровые оставили ведра с инструментами, чаны с известью, мерные рейки. На сложенной из камня плите стояли две обычные масляные лампы, одну из которых Петер зажег. – Увы, уюта они не добавят.
– Это не имеет значения. – Мадлен прошла в гостиную, в которой вдоль одной из стен стояло несколько сундуков. – Ты уже перевез сюда вещи?
Петер шел за ней, однако не смог сразу ответить, ему пришлось переждать очередной раскат грома.
– Да, это в основном вещи, которые накопились за время моей службы в полку. Одежда, экипировка… Подожди, у меня появилась идея. – Фон Вердт поставил лампу на крышку одного из сундуков, открыл стоящий рядом и достал из него стопку серых шерстяных одеял. – У нас пока нет мебели, но мы можем организовать что-то похожее на пикник, вот только без еды. – Он усмехнулся. – Разве что яблочко. – Петер быстро расстелил одеяла на полу и сделал приглашающий жест. – Пожалуйста, присаживайся!
– Хорошая идея. – Улыбаясь, Мадлен села на пол и ждала, пока он усаживался рядом. – Как думаешь, гроза надолго задержится? Мать с отцом начнут волноваться, если меня долго не будет.
– Они же знают, куда мы собирались пойти. – Петер накрыл ее ладонь своей. – Конечно, они понимают, что мы переждем дождь, прежде чем возвращаться. А ты не боишься грозы?
– Нет. – Она тихо засмеялась. – Никогда не было страха ни перед молнией, ни перед громом. Да ты знаешь это.
Он внимательно изучал ее лицо, затем легко сжал ладонь.
– Отчего же тогда так дрожат твои пальчики?
– А они дрожат? – Она нервно посмотрела на свои руки, в которых все еще было зажато яблоко, и которые Петер попытался нежно погладить.
– Тебе холодно?
Слегка взволнованная, она встретилась с ним взглядом.
– Я… не знаю. Может быть. Немного. – Внезапно она поняла, к чему может привести этот вечер, если она позволит. Спланировал ли Петер это заранее и привел ее сюда с умыслом? Или же это просто совпадение, что они из-за грозы оказались здесь? Она ни в коем случае не была зла на него, это было так естественно, что он, пусть даже недолго, хотел побыть с ней наедине. И страха не было, по крайней мере, большого, потому что она доверяла Петеру полностью. Тогда откуда взялся этот внутренний протест, бунт, бушевавший у нее внутри? Ее сердце билось слишком быстро, и да, руки дрожали. Мысли в голове мчались наперегонки, она не успевала сообразить, какую из них стоит попридержать и разобраться.
– Если ты мне позволишь, я тебя немного согрею. – В его голосе появились мягкие интонации, которые не очень способствовали тому, чтобы она почувствовала себя спокойней. А почему, собственно говоря, она так взволнована? Через три месяца они поселятся в этом доме как муж и жена. Что изменится, если они впервые останутся вдвоем уже сейчас? И ей не стоит бояться того, что Петер после этого может ее бросить. Напротив. Он всегда был самой надежной константой в ее жизни. И если сейчас она отдаст себя ему, то из ее головы, наконец, наверняка исчезнут мысли о Лукасе. Это было нечестно с ее стороны – отводить ему столько места в своей голове. Пришло время, чтобы она полностью – сердцем, телом и душою – доказала свою любовь Петеру.
– Да, это было бы хорошо. – Мадлен осторожно отложила яблоко в сторону и позволила ему обвить себя руками, чтобы она могла прислониться спиной к его груди. Резкий раскат грома заставил ее сильно вздрогнуть.
– Не волнуйся, – прошептал Петер ей на ухо. – Мы здесь, внутри, в полной безопасности.
Мадлен закрыла глаза и попыталась сосредоточить свое внимание только на его прикосновениях и на ощущениях, которые они вызывали.
Петер скользил губами от ее уха к изгибу шеи, а его ладони гладили ее плечи, затем руки, и очень осторожно, почти нерешительно опустились к ее животу и снова поднялись вверх. Когда он нежно обхватил ее грудь, она от неожиданности затаила дыхание. Столь интимные прикосновения были совершенно новыми и незнакомыми ей, она не знала, как сейчас нужно себя вести.
Но Петер продолжал ее нежно ласкать, и она немного расслабилась и даже осмелилась снова дышать. Должна ли она что-то делать сейчас? Петер ждет ответной реакции?
– Будешь ли ты злиться, если я тебе признаюсь, как я счастлив из-за этой грозы? – Его голос был чуть громче шелеста листвы. Его правая рука все еще лежала на ее груди, а левая нежно прикоснулась к подбородку, повернув голову так, чтобы удобнее было целовать. – Очень счастлив, – повторил он и прижался губами к ее губам. Его поцелуй был горячим и требовательным, его рука все сильнее сжимала ей грудь, а дыхание участилось.
Мадлен ответила на поцелуй так нежно, как только могла. Ее сердечко стучало быстро и неровно, внутри нее бушевала борьба между стыдом и любопытством.
– Что теперь? – спросила она почти неслышно в тот момент, когда Петер оторвался от ее губ. Встретив его испытывающий взгляд, она улыбнулась ему в ответ. – Я не боюсь, Петер. Точно, нет. – Мысли ее путались, но, сказав правду, она тут же почувствовала облегчение. Она не испытывала страха – или, по крайней мере, не больше, чем любая другая девственница, которая намеревалась впервые отдаться своему возлюбленному.
Глаза Петера горели, он сложил одно из одеял в несколько раз и подложил Мадлен под голову в качестве подушки, потом помог ей лечь.
– Пол немного жестковат. – Он неторопливо вытянулся рядом с ней, придвинулся к ней вплотную, так, что она могла чувствовать его тело своим. – Но я надеюсь, что смогу тебя заставить забыть об этом.
Долгое время они молча смотрели друг другу в глаза, затем он снова начал гладить ее, от бедра вверх до самой груди. Тут он остановился и вопросительно посмотрел на нее.
Мадлен нервно покусывала нижнюю губу.
– Я боюсь, тебе стоит мне сказать, что я должна делать. Я ведь не знаю этого.
– Не волнуйся. – Он наклонился и нежно поцеловал ее. – Мы узнаем это вместе.
Мадлен сомневалась, что его слова нужно понимать буквально, вряд ли он был таким уж неопытным. Даже если он ее и любил всегда, наверняка уже успел приобрести определенные знания и умения в этом. Молодым мужчинам так полагается. Девушки, напротив, часто оставались до брачной ночи в определенной степени в неведении, по крайней мере, официально. Довольно часто молодых людей ловили во время их тайных вечерних посещений своих возлюбленных, тогда как юные женщины действительно могли оставаться до самой свадьбы совершенно наивными.
Следующий поцелуй Петера был еще более страстным, он снова провел языком по ее нижней губе, требуя впустить себя в ее рот. В то же время рука его жадно сжимала ее грудь, и он прижался к ней еще теснее, лежа уже наполовину на ней. Ее захватило ощущение мужских мышц и в особенности жесткое толкающее давление в области бедер.
В первый момент она хотела освободиться от него, но потом призвала себя к благоразумию, ведь это все было абсолютно естественно, и рано или поздно в любом случае произошло бы. Поэтому она обняла его за шею, закрыла глаза и притянула ближе к себе.
Сдерживая стон, Петер оторвался от ее губ и зарылся лицом в изгиб ее шеи. Затем он опустился еще ниже и покрывал горячими поцелуями ее декольте. Одновременно он задирал ее юбки, дотащил их до уровня бедер и ласкал теперь ее бедра, сначала снаружи, затем по внутренней стороне.
Мадлен снова ахнула, однако заставила себя лежать спокойно и позволить ему его нежности с ней. Это было не очень неприятно. Необычно и неловко, да, но не неприятно. Чтобы уж совсем не лежать без движения, она осторожно поглаживала его руку и его плечо.
Полковник резко выпрямился, избавился от своего белого кружевного воротника и снял китель. После небольшой заминки за ними последовала и его сорочка.
В первый момент Мадлен хотела, как ее учили, отвести глаза, но любопытство победило. Ей приходилось уже видеть то там, то сям мужчин с голым торсом, но никогда так близко. У Петера были широкие плечи, на его груди курчавились черные короткие волоски. Когда жених заметил, что невеста рассматривает его, он взял ее ладонь и с большой нежностью положил на то место на своей груди, под которым она могла почувствовать быстрые удары его сердца.
– Ты можешь спокойно касаться меня, Мадлен, не стесняйся. Давай. – К ее удивлению, он подтащил ее вверх так, что она почти сидела. – Позволь мне помочь тебе.
«В чем?» – собиралась было спросить она, однако он уже начал разбираться с ее застежками и шнуровкой на платье. Слегка смущенная тем, что видела, как жених уверенно расправляется с ее платьем, по ходу чего поняла, что он делает это не в первый раз, она тихо ждала, пока Петер полностью снял с нее платье и отложил его в сторону.