Девушка неспешно разделась и повесила платье на вешалку рядом с дверью. Она собиралась надеть длинную широкую сорочку, в которой обычно спала, однако пришла в ужас, увидев на внутренней поверхности бедер кровь. Раньше Мадлен этого не заметила. Она поспешно бросила рубашку на кровать и потянулась к одному из льняных полотенец, окунула его в кувшин с водой, стоявший на подоконнике, и тщательно вытерла запятнанные места. Полотенце спрятала под кроватью. Завтра утром она его закопает или сожжет, чтобы ни у кого не возникло подозрений. Все остальное тело она обтерла сухим полотенцем, после чего скользнула-таки в ночную сорочку и юркнула под одеяло. Под окном стрекотали кузнечики, где-то ухал филин, далекие сполохи предвещали возвращение грозы.
Едва закрыв глаза, Мадлен сразу же перенеслась в гостиную будущего дома, на армейские одеяла из военной жизни Петера. О господи, они делали это в гостиной! Она теперь всегда будет об этом вспоминать, заходя в комнату?
Если так, пыталась она таким образом утешить хотя бы себя, то это будут прекрасные воспоминания. Ей почти удалось убедить саму себя в том, что произошедшее с ней сегодня было приятным и, пожалуй, даже замечательным. Петер оказался очень нежным и внимательным, он не причинил ей ни на йоту больше боли, чем был вынужден. Когда первый шок прошел, дальше было, честно говоря, и не больно, и не неприятно. Наверняка она сможет к этому привыкнуть. Во всяком случае, ей так хотелось сделать все для того, чтобы ее любимый Петер был счастлив.
Только почему, спрашивала она себя вновь и вновь, уже сомкнув глаза, почему же ей опять так хочется плакать?
Глава 19
Лукас размышлял над письмом архиепископу, в котором излагал последние новости. Он написал пару слов, отложил перо, задумался, написал, чертыхнулся, написал, снова задумался. Что кто-то зашел к нему в контору, он заметил только тогда, когда на столе перед ним появился бокал вина и тарелка со сладким пирогом. Недовольный, он поднял голову.
– Что?.. А, это вы, мать.
Хедвиг рассматривала его и с ее лица не сходила печать озабоченности, затем она выдвинула один из стульев и села перед ним.
– Ты не хочешь мне сказать, что тебя так угнетает последние недели?
– Это секрет. – Чтобы придать вес своим словам, он положил чистый лист бумаги на письмо, которое начал.
– Ты имеешь в виду твою переписку с Бернхардом фон Галленом о предателе, которого ты ищешь?
Его глаза расширились.
– Как вы узнали об этом?
Мать не ответила.
– И тот факт, что ты в последнее время следишь за Петером фон Вердтом, давая ему в то же время ненужные поручения и снабжая его ложной информацией?
– Мать! – Теперь он в ужасе уставился на нее.
Хедвиг сложила руки на коленях.
– Я знаю тебя, и я не слепая и не глухая, и, уж конечно, совсем не глупая, мой сын. Но будь уверен, что ни Тони, ни я никогда не выдадим тебя.
– Тони тоже знает?
– Он раньше меня узнал обо всем. – Она слегка улыбнулась, но снова стала серьезной. – Тебе придется арестовать фон Вердта?
– Я не могу этого сделать. – Он в расстройстве потер рот. – Тем самым я отдам его на виселицу.
– Но ты считаешь, что он виновен.
– Не просто считаю, я знаю это.
– Тогда ты должен сообщить об этом, мой мальчик. Если он поступил дурно, он должен быть наказан за это.
– Дурно поступил… – Лукас на мгновение прикрыл глаза. – Я могу понять его гнев на французов. Вы сами знаете, что он не одинок в этом. Даже мой дядя Аверданк близок к тому, чтобы власти обратили внимание на его мятежные подстрекательские речи. Он на стороне фон Вердта, как и по меньшей мере половина городского совета и присяжных.
– Однако сие не значит, что эта сторона права, – добавила задумчиво его мать.
– Фон Вердт, мой дядя и все эти люди стоят не на той стороне?
Мать на мгновение замолчала, прежде чем ответить.
– Я никогда не слышала, чтобы ты говорил так раньше. Я знаю, что ты двояко относишься к французам, но чтобы игнорировать свои обязанности… Мальчик, если ты так поступишь, то будешь точно так же виноват, как и он. Разве тебя не накажут вместе с ним, если это все выйдет наружу?
Он кивнул с отрешенным выражением лица.
– Естественно, они это сделают. Но они об этом не узнают.
– Как ты можешь быть таким уверенным? – Голос матери слегка дрогнул, на ее лице был написан весь ужас, который она испытывала.
– Потому что я доверяю своим людям – и фон Вердту тоже, хочешь верь, хочешь нет. Он бы не предал меня, если бы я сделал что-то подобное, и тогда вина легла бы и на него тоже. Геринк верен мне… и все остальные, которые имеют отношение к данному делу. Эти люди знают ровно столько, сколько необходимо, чтобы они могли выполнять свои задачи. Даже если бы они что-то подозревали или знали, я могу на них рассчитывать.
– Тем не менее ты будешь таким же предателем, как и фон Вердт, если не доложишь о нем. Я боюсь за тебя! – Она остановилась, вздохнула. – Это из-за нее, не так ли? Из-за Мадлен. Ты не хочешь отнять у нее жениха.
– Как бы я смог тогда смотреть ей в глаза? – Он снова потер лицо.
– А ты вообще собираешься на нее смотреть?
Его рука замерла посередине лица.
– Что вы имеете в виду?
Серьезное выражение лица его матери смягчилось.
– Уже больше шести недель ты избегаешь ее – и она тебя тоже. Я полагаю, между вами что-то случилось.
– Разве вы не рады, что я держусь от нее подальше, как еще совсем недавно вы того от меня требовали?
– Нет, – мать печально покачала головой. – Я не могу радоваться тому, что делает моего сына несчастным. Лукас, я ничего не имею против Мадлен Тынен. Наоборот, она привлекательная, умная и, ко всему этому, очень красивая девушка. Очень толковая в торговых делах. Но, мой дорогой мальчик, она помолвлена, и этого никто не отменял. Пока она сама не решит разорвать эту помолвку, ты должен считаться с этим. – Помолчав, она продолжила. – Мне казалось, ты хотел подтолкнуть ее к этому. Она что, дала тебе от ворот поворот?
– Как тебе сказать… – Лукас без сил откинулся на спинку стула и на короткое время запрокинул голову назад вниз.
Мать озабочено наклонилась к нему.
– Что такого произошло, что тебя так обескураживает?
Сын молчал. Долго. Есть вещи, о которых не говорят со своей матерью. Наконец он неохотно снова выпрямился.
– Скажем так: случилось то, что сделало ее отказ фон Вердту практически невероятным.
– Ага. – Мать призадумалась над его словами, затем тяжело вздохнула. – Ох… – Она поняла, что он имел в виду. Хедвиг протянула руку к нему, затем сразу же отдернула. – Ты думаешь, что теперь невозможно, чтобы она стала твоею?
Он пожал плечами.
– Я не знаю, мать.
– Хорошо. – Она встала, обошла вокруг стола и положила руку ему на плечо. – Как я понимаю, ты должен прояснить все в самое ближайшее время, не так ли?
Он удивленно поднял голову.
– Действительно?
– Да, Лукас, потому что нет ничего хуже, чем жить в неопределенности. – Слабое подобие улыбки вернулось на ее губы. – Всемогущий Бог знает, что этому дому нужна еще одна душа, хорошо разбирающаяся в торговле. – Выражение ее лица снова стало серьезным. – Она еще ничего не знает о предательстве, которое совершил фон Вердт? Когда ты ей об этом расскажешь?
Он пожал плечами.
– Скоро, потому что дело может принять такой оборот, что мне понадобится ее помощь. Мне не хочется втягивать ее, но я боюсь, что этого не избежать. В случае, если фон Вердт откажется признать содеянное им, она будет единственной, кто сможет его вразумить.
– Ты действительно думаешь, что он может отказаться? Даже если ему будет грозить смерть?
– Я не знаю. – Лукас мрачно смотрел прямо перед собой. – Я надеюсь, он проявит благоразумие, хотя бы ради Мадлен.
– Будь с ней понежнее, когда станешь говорить ей это. Я имела в виду фон Вердта. – Она еще раз сжала его плечо и вышла из конторы, не проронив больше ни слова.
Расстроенный Лукас смотрел вслед матери. Конечно, она права. Ничего не делать и оставаться в неведении – плохая идея. Ситуация, в которой он оказался, к сожалению, слишком неоднозначна. Одно было ясно: нужно поговорить с Мадлен. Поэтому он спрятал неоконченное письмо в надежное место, схватил с полки пару документов и отправился в сторону дома Тыненов.
Мадлен скрупулезно записала в книгу последние данные по продажам тканей, а затем пошла в склад проверить, все ли там в порядке. Сегодня в конторе она работала одна, потому что отец с Вильгельми уехали в Кельн. Утром они получили сообщение, что давно ожидаемые торговые суда с юга уже стали на якорь в Кельне. И теперь товарами, доставленными на этих судах, согласно закону о продажах будут в течение двух недель торговать на рынках этого города. Поэтому отец решил немедленно отправиться в путь вместе со своим помощником, чтобы постараться оформить ряд сделок.
Сегодня было сразу несколько иногородних клиентов. Они хотя и обеспечили отличную дневную выручку, однако привезли с собой тревожные слухи об императорских и голландских войсках, с разных сторон все ближе подходивших к Райнбаху. По слухам, кто-то из Куркельнского или Мюнстерского полка сотрудничал с Вильгельмом Оранским. Мадлен задавалась вопросом, знают ли Лукас и Петер об этих разговорах, которые, если они распространятся дальше, наверняка усложнят их расследование.
Она уже несколько недель не видела Лукаса, поэтому была не в курсе, как далеко тот продвинулся в своих поисках. А Петер сейчас был настолько занят ремонтом их дома, что вряд ли у него оставалось время, чтобы интересоваться еще и расследованием. Кроме всего прочего, он не знал, что Лукас посвятил ее во все подробности.
Ее отношение к Петеру изменилось с того памятного вечера, даже если они оба старались этого не показывать. Хотя с тех пор жених и невеста больше не были близки физически, в общении между собой они стали интимнее, лучше познавшими друг друга. Мадлен не нашла другого описания для этого странного состояния. Петер повел себя на диво тепло по отношению к ней, окутывал ласками, стоило им хотя бы на миг остаться с глазу на глаз. Казалось, она стала ему еще милее, еще дороже. Мадлен причисляла себя к тем счастливицам, кому повезло иметь рядом такого мужчину.