– Однако тогда это имело бы какой-то смысл, – признал Герлах.
Мадлен тяжело сглотнула.
– Он сказал мне, что уже тогда знал, что между Лукасом и мною что-то есть.
– И он тогда мог попытаться избавиться от опасного конкурента. – Отец потер ладонью лоб. – Если предположить, что он отец ребенка Вероники…
– Нет! – У Мадлен побежали мурашки по спине. – Я просто не могу в это поверить. Это не может быть правдой.
– В тот раз обвинение сорвалось, – вел дальше отец. – Петер сделал выводы из промахов первой попытки и теперь собрал в дополнение к показаниям еще и письменные доказательства. Очень хотел бы я знать, откуда появились письма, которыми оперирует управитель. Лукас же их где-то хранил?
– Может быть, его слуга об этом что-нибудь знает, – предположила Мадлен. – Этот парень, его зовут Геринк.
– Завтра прямо с самого утра я поговорю с ним, – принял решение отец. – И все равно я надеюсь, что мы ошибаемся. Это было бы уж слишком отвратительно, если бы Петер инсценировал всю историю с предательством только для того, чтобы макнуть Лукаса в дерьмо.
– Герлах! – Мать дернулась, услышав бранные слова.
– Прости, любимая. – Он подавленно улыбнулся. – Из песни слов не выбросишь, какими бы неприятными они тебе ни казались. Лукас по уши в дерьме, и я не уверен, сможет ли он в этот раз снова из него выбраться.
– Но мы должны! – В отчаянии Мадлен схватила отца за руку. – Мы должны ему помочь. – Она сглотнула. – Даже если мне придется снова вызволять его из тюрьмы.
– Доченька! – Мать в недоумении смотрела на Мадлен. – Что ты говоришь такое?
– Не смей, Мадлен. – Герлах строго качал головой. – Чтобы я не видел тебя возле тюремной башни в радиусе менее пятидесяти шагов, тебе это понятно?
– А что мне остается тогда? Я не хочу, чтобы его наказали за предательство, которое совершил другой.
– Мы все не хотим этого. – Отец потянулся за бокалом, залпом допил оставшийся глинтвейн и встал. – Дайте мне переспать с этим ночь. Завтра я попытаюсь собрать побольше деталей. – Он успокаивающе погладил Мадлен по щеке. – И ты ложись, моя девочка, и попробуй уснуть. Ты не поможешь Лукасу, если будешь всю ночь не спать и плакать.
Глава 27
Сразу после завтрака Мадлен поднялась в свою комнату и начала пересматривать свои сундуки. Бургомистр Аверданк вчера вечером на Рыночной площади зачитал распоряжение, согласно которому граждане Райнбаха должны в целях безопасности упаковать все свое движимое имущество, по крайней мере, ценные вещи, и подготовить к хранению в церкви или крепости.
Ее руки слегка дрожали, когда она раскладывала свою одежду, белье, немногие украшения и другие мелочи в стопки на кровати и пыталась решить, что из этого стоит брать, а что нет. Она страшилась того, что надвигалось на нее, ее семью и на весь город. Аверданк сообщил также о том, что все мужское население Райнбаха, способное держать в руках оружие, должно быть готово защищать городские стены. Женщины, старики и дети, если дело действительно дойдет до боев в городе, должны спрятаться в башне Ведьм или в церкви.
Мадлен много слышала об этой уже год продолжающейся войне, а их семья несла финансовые потери вследствие сокращения торговых поставок, напрямую связанного с военными действиями. Однако она никак не могла воспринять всерьез того, что бои вдруг так быстро развернутся буквально рядом и ей придется бояться за свою жизнь. Особенно сейчас, если посмотреть в окно, где сад и двор тонули в мирных солнечных лучах.
Страх стал ее постоянным спутником. Потому что война была так близко. И потому что Лукас уже пятый день сидел в тюрьме и свидания были запрещены, пока не закончатся допросы. Мадлен скучала по нему и ломала себе голову в поисках ответа на вопрос, чем она может помочь ему. Отец поговорил с Геринком. Юный денщик пришел в ужас от обвинений, предъявленных его командиру, и готов был присягнуть, что тот невиновен. Он даже вскрыл сундук со всеми документами, хранившийся в лагере, однако не обнаружил никаких следов взлома, все было на месте. Мать Лукаса, измотанная переживаниями, тоже обыскала все в конторе. У нее не было уверенности, что каких-то бумаг не хватало.
А может быть, документы, обвиняющие Лукаса, вообще были не его, размышляла Мадлен, рассматривая против солнечного света одно из своих старых платьев. Возможно, Петер сделал новые или они еще из тех времен, когда он поставлял информацию голландцам. Это казалось более вероятным.
К черту! Всякий раз, когда появлялись подобные мысли, она впадала в ярость и отчаяние. Как мог Петер поступить столь подло? Он что, действительно считал, что у них появится шанс быть вместе, если Лукаса повесят? Или он просто хотел отомстить им обоим?
Вздохнув, она опустила руки с платьем, которое решила оставить, и смотрела сквозь окно во двор. Из своей комнаты она могла видеть и кусочек улицы. Когда в этот момент черноволосый всадник на рыжем скакуне проскакал мимо их дома, ее глаза расширились. Ни секунды не мешкая, она бросила платье на кровать и понеслась вниз по лестнице.
Ее мать сидела с Маттисом в гостиной и заставляла мальчика читать вслух, упаковывая серебряную посуду.
– Мадлен! – удивленно воскликнула она, увидев дочь бегущей вниз по лестнице. – Куда ты собралась? Я думала, ты хотела перебрать свои вещи.
Мадлен неохотно остановилась.
– Извини, мама, но мне нужно на минуточку… на улицу. Я сейчас вернусь. – И побежала дальше.
– Набрось шерстяную шаль, там ужасно холодно! – прокричала ей вслед Анна-Мария.
Мадлен схватила большой теплый платок из сундука, что стоял у входной двери, и, расправляя его на плечах, выбежала на улицу. Всадник уже давно исчез, она же тем не менее поспешила по направлению к воротам Дрезер Тор. Если Мадлен не ошиблась, то это Петер вернулся из Кельна. В этом случае она наверняка сможет застать его у него дома.
Гнев и отчаяние, переполнявшие Мадлен, придавали ее шагам решительности. К счастью, было еще очень рано и действительно холодно, поэтому на улице не было ни души. Редкие слуги и горничные, занятые своими делами возле некоторых домов, не обращали на нее никакого внимания.
Через пару минут она уже была перед домом фон Вердтов. Слуга как раз заводил во двор рыжего коня, значит, она не обозналась. Петер вернулся. Она ускорила шаг, не представляя толком, что она ему сейчас скажет.
Двор поразил ее тишиной и заброшенностью. Попросить слугу, чтобы он сообщил Петеру о ее визите? Нет, она сама найдет его. Мадлен решительно направилась к парадной двери, впрочем, затем передумала и решила войти с черного входа. Дверь оказалась незапертой, поэтому она просто вошла в дом и направилась поначалу к конторе, однако остановилась, услышав голоса, доносящиеся из гостиной.
– … мне объяснить, что все это значит, отец? Почему вы мне ничего не сказали, когда были позавчера в Кельне? Я возвращаюсь в город, хочу обсудить с Кученхаймом наши последующие шаги и узнаю от его матери, что он арестован? За предательство?
Мадлен неслышно подкралась к приоткрытой двери в гостиную.
– Лучше он, чем ты, – абсолютно спокойно ответил ему Эразм фон Вердт.
– Черт побери, это ты устроил? – Голос Петера стал громче.
– Ничего я не делал. Кто-то передал управителю документы. Письма, доказывающие, что он был в сговоре с голландцами.
– Что за письма? Отец? – У Петера срывался голос. Никогда еще Мадлен не видела его в таком гневе. – В свободном доступе не было никаких писем по поводу этих инцидентов. Кученхайм сам показывал мне, где он их хранил, и об этом знали только мы двое. – Он замолчал на миг. – Черт возьми. В моем новом доме было еще пару писем. Отец, вы что, их забрали, чтобы подбросить управителю?
– Я не делал ничего подобного, – отрезал сердито его отец. – Это даже не смешно.
– А как тогда к Шаллю попали бумаги, которые, в общем-то, обвиняют меня? Документы, что лежали в новом доме, были не подписаны и не закодированы. Они остались еще с тех времен, когда я был в контакте с Оранцем. Я должен был, черт возьми, их сжечь.
– Радуйся, что ты этого не сделал, мой мальчик. По крайней мере, твои контакты с голландцами послужили доброму делу. – Теперь это была Гислинде фон Вердт, и говорила она спокойно и обдуманно.
Мадлен чуть не задохнулась от неожиданности. С большим трудом ей удалось подавить подступающий кашель.
В комнате тоже царила давящяя тишина. Затем снова раздался голос Петера, в этот раз холодный и резкий.
– Что вы сделали, мать?
Гислинде снова ответила абсолютно спокойно, казалось, что она даже улыбалась.
– То, что нужно было для того, чтобы раз и навсегда убрать с дороги этого гаденыша.
– Мать!
– Да, а ты считаешь, что я бы позволила вот так просто нас взять и одурачить? Чтобы он тебе угрожал? Хотел подвести тебя под виселицу?
– Он выполнял свой долг, мать. Это я предатель, не он. На самом деле, он пренебрег своим долгом, чтобы мне помочь. Я это очень ценю.
– Это только доказывает, что он слабак.
Петер ходил по комнате взад-вперед. Мадлен слышала это по его шагам, а благодаря неплотно прикрытой двери она периодически видела его рослую фигуру.
– Вы бы предпочли, чтобы он меня публично обвинил?
– Естественно, нет. Тем не менее он слаб и лжив, как змея. Он украл у тебя невесту. Как ты можешь тут спокойно стоять и утверждать, что ты его за это не ненавидишь?
Гислинде фон Вердт чеканила слова холодно и расчетливо. У Мадлен волосы на затылке встали дыбом, настолько она была потрясена.
Петер резко остановился.
– Конечно, я ненавижу его за это. Но он не предатель, и Мадлен любит его. И я ничего не могу изменить.
– Она не сможет любить покойника, – ответила Гислинде абсолютно спокойно. – Лукас вскружил ей голову, в этом он всегда был мастер. Он умеет льстить женщинам. Но если его не будет на твоем пути, ты легко сможешь убедить Мадлен вернуться к тебе. Твое сообщение о расторжении помолвки разбило мне сердце. Я не буду это терпеть, Петер. Ты мой сын, ты – все, что у меня есть. Когда ты несчастен, я страдаю вместе с тобой. И поэтому я побеспокоилась, чтобы все вернулось на круги своя. Тебе нужно только н