В кузню, спотыкаясь и размахивая руками, вбежал Аксен.
Он носил широкий серый халат, какой надевают для чистки конюшен, чтобы не пачкать форму. В правой ладони — совок со следами высохшего навоза, шапка-столбунец сбилась набок, рыжие волосы растрепались.
Едва не упав и лишь чудом не въехав носом в крупнопластинчатый доспех-бригантину, мальчишка замер на середине залы. Он бестолково озирался вокруг, а завидев Торвальда, кинулся к нему.
Гном оторопело смотрел на юношу.
— Дядько Торвальд, дядько!
Аксен замолчал, шумно втянул веснушчатым носом воздух и зачастил:
— А конюх Трифон, типун ему на язык, сказал, что вы на лавке лежите на ладан дышите, вот-вот скончаетесь. Я, эта, перепугался и сей момент прибежал.
Он посмотрел на свои руки и только сейчас понял, что притащил с собой совок из конюшни.
— Вы, эта, не рано встали? Может, вам еще полежать? Я вам чаю бы заварил с ромашкой и одуванчиком.
— Ну вот, еще один, — недовольно пробурчал гном. — Да цел я, цел, нечего мне разлеживаться.
Аксен недоверчиво покачал головой и, как мне показалось, даже хотел потыкать в Торвальда конюшенным совком, но все-таки удержался.
— Ладно, — ответил гном с суровым добродушием. — Я, как видишь, здоров, так что возвращайся в конюшню.
И, глядя на них двоих, я вдруг понял, как много общего между ними — оба были чужими в городе Малахита, оба не нашли здесь друзей, да и не особенно стремились к этому.
Торвальд, похоже, заменил мальчишке отца, хотя ни один из них никогда об этом не думал.
— А правда, — спросил Аксен, и глаза его расширились едва ли не вдвое, — что вы один побороли трех трехголовых змеев, а, дядько Торвальд? Трифон так говорит.
— Больше его слушай, глупее станешь, — отрезал гном.
Юноша помолчал немного, и было видно, как в его голове перевернулись страницы с мыслями. Сразу после испуга и беспокойства всегда идут гнев и упреки.
— Говорил же вам, не ходите в эти коллекторы без охраны. Никогда вы меня не слушаете. Думаете, что я мал и глуп, а вон оказалось-то вовсе наоборот.
Мальчишка весь покраснел, поняв, что брякнул лишнее.
— Я, эта, не за ваш рост, — поспешно затараторил он. — Хотя, если поразмыслить, кто же и где видел гнома-гиганта? К примеру, ни я, ни мой отец, ни отец моего отца, то есть мой дед, если вы понимаете, никогда их не встречали. Ой, дядько, а вы в своих путешествиях видали таких гномов-гигантов?
Торвальд, разинув от удивления и негодования рот, уставился на Аксена.
— Ты что это мелешь такое? Что ты себе позволяешь? Распустил вас Огнард совсем. А ну-ка я сейчас пойду и проверю, в каком состоянии вороньи стойла. Птицы небось в помете утопают, не кормлены, не поены.
Аксен тихонько вздохнул, и на лице его расплылась благодушная, слегка глуповатая улыбка.
— Ну, стало быть, я пошел. Вижу, вы и впрямь живы-здоровы, а Трифону скажу, что он врун.
Парнишка на цыпочках попятился к магическому порталу. И, уже войдя в Круг телепортации, скороговоркой добавил:
— За стойла не беспокойтесь, и вороны не передохли. Я свое дело знаю. А вот что меня на серьезные дела не берете, это уж совсем зря и неправильно.
Призрачные волны астрала захлестнули его с тихим хрустальным звоном, и Аксен растаял, вернувшись к себе в конюшню.
4
Двери кузницы распахнулись с тяжелым, яростным лязгом.
Темная сгорбленная фигура выросла на пороге. Это был высокий, невероятно толстый голем из человеческой плоти.
Черная косматая борода закрывала его лицо. На голове — высокая шапка-столбунец из меха зловолка. Опашень — долгополый кафтан с широкими, длинными рукавами, частой пуговецью донизу и воротником впристежку.
Тихо скрипели атласные сапоги, с подошвой из кожи вирма, что позволяло голему высасывать энергию из земли.
Его блеклые глаза, пустые и мертвые, медленно обвели ковальню.
Обсидиановый дым клубился над магческой домной, алые тени метались на стенах кузни, и за рядами доспехов голем не видел нас.
— Точно сможешь найти? — спросил незнакомец, и голос его звучал гулко, словно со дна ущелья.
— Не извольте беспокоиться, барин!
Из-за его спины, вертя ощипанным розовым хвостом, выскочил крысогоблин в косоворотке, серых драных портах и кожаных туфлях-поршнях.
Он принюхался, подрагивая тонким носом.
— Если он здесь, я быстро его найду.
— Не мешкай, — приказал голем. — Надо успеть, пока этот коротышка лохматый на лавке дрыхнет. Если увидит нас, визгу не оберешься.
— Все в лучшем виде сделаем, — отвечал крысогоблин. — А как насчет задаточка, барин?
— Задаточка? — взъярился голем. — Ах ты, паскудник! Так я же дал тебе серебряную монету.
— Дык это было за вхождение в дело, — развел крысогоблин лапами. — А теперь задаточек надоть.
— Быстро ищи, — заревел толстяк, — пока я тебе хвост и уши не оторвал!
Крысогоблин пискнул и кинулся вдоль стены, осматривая доспехи.
Торвальд, увидав это непотребство, пару минут не мог ни двигаться, ни кричать. Потом он в ярости швырнул на пол червленый поднос с кинжалами, который нес Оксане, и затопотал к незваным гостям.
— Это ты кого назвал коротышкой, червь поганый?! — гневно прогремел инженер.
Голем на мгновение замер, озадаченно уставившись на хозяина кузницы.
— А мне сказали, будто ты болен, на лавке лежишь, в горчишниках да пиявках, — ответил он. — И червем не зови меня; сие суть разжигание национальной вражды.
— Я тебе счас так разожгу, — с черной угрозой прорычал гном. — Долго бегать будешь с дымящимися портками!
— Да ты хоть знаешь, кто я?! — задохнулся от возмущения голем. — Я аршинник Казантул, ганзейский негоциант, всем местным горам хозяин! Да я каждый месяц пирую в Чернодворце, по правую длань от государя-императора!
— Знаем мы, как ты пируешь, — отвечал гном, — под столом на карачках прячешься и глодаешь кости, что бояре на пол кидают.
Он явно хотел добавить, что еще сподручно делать на четвереньках, но посмотрел на девушку и смолчал, а вместо этого рявкнул:
— Как ты смел явиться сюда, в главную кузню крепости, куда ни боярам, ни даже наместнику ходу нет?!
— Есть у меня бумаги, — ответил голем, — за подписью казначея и командира стражи.
Казантул махнул перед носом Торвальда свитком с круглой алой печатью.
— Сим дается мне право обыскать крепость, всю, сверху донизу, до малейшего уголка!
— Ты бумажку свою потеснее в трубочку-то сверни, — отозвался гном, — и в попу себе засунь, чтобы мимо горшка не промазать. Я не боюсь ни тебя, ни Руфуса, а этого крысяка счас за хвост поймаю и кину в домну.
Шпион, испугавшись, спрятался за спиной у голема.
— Значит, не боишься меня? — прошипел Казантул.
Он наклонился к гному так низко, что их глаза встретились.
— А меня бояться не надо; бойся ее.
Багряно-черные всполохи заметались по кузне.
Люто завыл, засвистел, пронзительный ветер, заскрипели доспехи, стали биться о стены мечи и боевые секиры.
Диким, бешеным хохотом зашлись где-то далеко упыри.
В центре ковальни, на гранитном полу, закружилось темное, дымящееся кольцо, в центре его поднялась старуха, горбатая и седая, в длинной белой епанче, с воротником из сушеных человечьих кистей.
Она опиралась на длинную кривую клюку, и, присмотревшись, я понял, что посох был свит из кишок и жил, с вкраплениями живых распахнутых глаз.
— Духи и полудухи, — проскрипела колдунья, — крючедуши и аггелы, силой шести Исходов, что хуже смерти, велю вам — явитесь мне и служите!
Торвальд попятился, шепча глухие проклятия.
Пол задрожал и треснул; из глубоких провалов начали выползать уродливые, мерзкие существа. Каждое — размером с турецкий большой барабан, их круглые, приплюснутые тела покрывала густая плесень.
В центре спины открывался голодный глаз, обрамленный гниющей плотью.
Восемь человеческих рук, изломанные, словно паучьи лапы, росли вокруг пульсирующего туловища, а между ними торчали человеческие же носы, жадно ловящее каждый запах.
Многие из них были искалечены, — сломаны, прижжены железом или наполовину отрублены.
— Ищите, слуги мои! — прошипела ведьма. — Ищите и достаньте мне беглеца!
Несколько мерзких тварей разбежались по кузне.
Двигались они быстро, словно сороконожки.
— Нет, нет! — загромыхал Торвальд. — Прочь из моей ковальни!
Кинувшись к стене, гном сорвал секиру, чьи лезвия носили те же гербы, что и двери кузницы.
Взмахнув двойным топором, он бросился на колдунью.
Ярко вспыхнуло магическое кольцо, и Торвальда отшвырнуло в сторону.
— Ищите, ищите, — шептала ведьма. — Именем Белиала, Карро и Аббадона…
Твари были повсюду.
Ползали по мраморным стенам, сновали по закопченному потолку, с грохотом роняли доспехи, забирались внутрь кораценских панцырей и жадно обнюхивали гномьи молоты.
Крики и визг чудовищ — резкие, словно мокрым кинжалом по щиту, шорох и топот паучьих лап наполнили кузню.
5
Я опустил голову.
Нельзя было вмешиваться, этим я бы только навредил Торвальду.
— Ну, здесь он, здесь? — торопил Казантул.
Если не можешь истребить зло, уходи.
Если невозможно и это, просто исчезни.
Я глубоко вздохнул.
Справа от меня, у стены из багряных мраморных квадров, стоял зерцальный доспех.
Лица людей мелькали на нем — бородатые варвары с острыми топорами-сагарисами, гневные, суровые гномы в шлемах-черепниках с острыми зубцами, посохи магов искрились кривыми молниями, и тени драконов скользили над полем боя.
Склонив голову, я всматривался в видения прошлого, пока не отыскал в них себя. Мы встретились взглядами, и отблески ушедшего таяли, пока не осталось лишь мое отражение.
Чем глубже ты заглядываешь в свою душу, тем нереальней становишься и тем больше сил обретает твой зеркальный двойник; яркий фантом вырос подле меня, а сам я растаял.
Никто не заметил этого.