— Случилось это два дня назад. Аккурат перед тем, как из столицы приехал этот боярин, дознаватель Боррояр.
…Торвальд отрезал краюху ржаного хлеба, толсто намазал ореховым маслом, посыпал сверху укропа. В жаркую железную кружку налил клубничного чая, глотнул немного, стал размешивать сахар.
— Эвон, — рассуждал гном, — будет он мне указывать, где башни ставить, а где не ставить. Да Северная стена, почитай, голая стоит! Ничего, ужо завтра потолкую с Аскольдом. Пусть этому Руфусу уши-то понавертит.
Аромат ягод и сладкий чай понемногу успокаивали его. Он начал улыбаться и даже предвкушать завтрашнюю беседу, когда зазнавшийся казначей получит по сопелке.
В дверь громко постучали.
— Ну, Огнард, — поднялся гном. — Опять забыл мечи для своих крылатых? Я ж ему говорил, забери с утра, а он: зайду, зайду, не забуду, не беспокойся.
С краюхой хлеба в руке Торвальд зашагал к двери.
Волшебная кружка летела рядом, и он не спеша отхлебывал на ходу.
— Слышу, слышу, — приговаривал гном. — Забыл? Подожди теперь.
Дверной молоток затарабанил снова.
Торвальд потянулся к большому заговоренному рычагу, но вдруг замер. На створке мигал распахнутый глаз Медузы — символ Ордена вольных каменотесов.
— Что за чертовщина? — пробормотал инженер.
Он-то хорошо знал, что в городе не было никого из его собратьев и через портал в Белогорье гости не проходили.
Таинственный незнакомец застучал снова.
— Чего не чаешь, то и получаешь…
Гном осторожно приоткрыл дверь.
— Спрячь, спрячь меня! — заверещал скарбник, влетая в кузню.
Волосы его были всклокочены, борода растрепалась, в руке темнел молоток, именно им колошматил в двери незваный гость, отчего и явился Медузий глаз.
— Что? Где? Кого? — Гном замахал руками.
Облился клубничным чаем и выронил бутерброд.
— Дверь, дверь закрой, дубиноголовый, — громко зашипел ему скарбник. — Орки увидят, сразу стены повыломают.
— Орки? Какие орки? — всполошился Торвальд.
Заперся, наложил на вход два запасных сигила.
— Мародеры, — ответил гость, прячась за ламеллярным доспехом. — Гонятся за мной, хотят убить.
— Так что же сразу ты не сказал? — Торвальд всплеснул руками.
Кинулся к стенду, схватил огромный топор и побежал к двери.
— Тревога, тревога! — гулко забасил он. — К оружию! Орки в городе! Бейте в колокола!
— Молчи ты, дурья башка, — испугался скарбник. — Ты ж ничего не понял. Они…
Торвальд распахнул дверь и нос к носу столкнулся с казначеем.
Руфус был в парадной мантии, которую носил сугубо по важным случаям, а в руке держал волшебный золотой скипетр, выглядевший чрезвычайно эффектно, хотя на самом деле давно не действовал.
— Что вы кричите, гном? — досадливо спросил начальник городской стражи. — Опять в сивухе бороду полоскали?
Он обернулся и нервно глянул куда-то в глубину улицы.
— И чего железкой махаете?
— Так орки же… — начал Торвальд и замолчал.
Два орочьих мародера вышли из тени. В лапах держали черные шестоперы.
— Нет его, хозяин, — доложил первый. — Мы все осмотрели.
— Что они тут делают? — возмутился гном.
— Не твоего ума дело. — Руфус махнул рукой. — Лучше скажи, не видел ли коротышку? С глупым лицом и немытой шеей. Ну, кроме как в зеркале?
Торвальд опешил, не зная, что и сказать.
— Он не мог из города выбежать.
Купец Казантул подошел к ним.
Лицо его было красным и слегка съехало набок, как бывает иногда у мясных големов.
— На всех воротах мои орки стоят.
— Ты это, аккуратней, — погрозил ему пальцем Руфус. — Огнарду да Аскольду дружки твои не понравятся.
— Я ганзейский негоциант, — возразил Казантул. — И мне нужна охрана. А кого нанять, орков или хобгоблинов, это уж мое дело.
Он заглянул в ковальню и неприязненно посмотрел на Торвальда.
— Это еще кто?
— Да никто, — отмахнулся Руфус. — Так, инженер при крепости, пошли дальше.
— Как «никто»? — взбеленился гном. — Я тебе что, кукушка в часах? Инженер при крепости, надо же…
Тут он осекся и замолчал, поняв, что будет лучше, если незваные гости уйдут как можно скорее.
— Лучше скажите, Торвальд, отчего у вас штаны мокрые в вашем-то возрасте? — укоризненно произнес Руфус. — И хлеб к бороде прилип. Вы бы с медовухой завязывали, ей-богу.
И, покачав головой, он направился вверх по улице; купец Казантул шел следом, шумно сопя, два орка заглядывали в канавы и переулки.
Торвальд заново запер дверь, отложил секиру, кое-как отодрал с бороды краюху.
— Ах ты, пакостник соплеухий, — обрушился он на скарбника. — Во что ты меня втянул? Отчего тебя стража ищет, и орки, и этот пузан Казантул?
— Я за правду стою, — отозвался гость.
— За правду?! Да кому нужна эта правда? За правду только страдают, а пользы от нее чуть.
— Несознательный ты, гном, — с упреком ответил скарбник. — Не думаешь о народном счастье.
— Да плевать мне на народ! — задохнулся Торвальд. — Сколько бы ни было, на каждого слюны хватит. Лучше молоток свой хватай и беги отсюда, пока не вернулись орки.
— Некуда мне бежать, — печально произнес гость. — Хотел я до портала добраться в Белых горах, да только не успел. Орки повсюду. Прячутся, простых прохожих не трогают, сразу видно, что меня дожидаются.
— Да что же ты натворил такое? — спросил против воли Торвальд, хотя на самом деле вовсе не хотел знать. — Али убил кого? Адамантий из шахты крал?
— Правды я ищу, — отозвался скарбник. — А по нонешним временам — это самое страшное преступление. Ну ладно, гном, мечи припасы на стол, неси пироги да окорок, не забудь хорошего меду, бочонка, думаю, хватит, и я поведаю тебе свои скорбные приключения.
— Что я тебе, осетр, чтобы припасы метать? И окорок я не ел со времен столицы, все вы такие — правду искать горазды, а лопать — так за чужой счет.
Бурча, гном вернулся к столу, разломил краюху и отдал скарбнику половину.
— Масла много не мажь, а то кишки крутить будет.
Гость уселся на лавку, налил себе чаю в хозяйскую кружку, макнул туда бутерброд и сказал:
— Зовут меня Доресвет, я шахтерский десятник в адамантовых копях. Иду в столицу, к государю-императору, рассказать о нашей печальной доле.
2
Дойдя до этих слов, Торвальд недобро глянул на незваного гостя.
— Дальше пусть он сам и рассказывает.
— Я и расскажу, — кивнул Доресвет. — Испокон веков мы жили в Молчаливых горах. Жизнь вели простую и честную…
— В нищете жили, — сразу же встрял Торвальд. — У них полна казна адамантия, а сами впроголодь.
— Кому же нам его продавать? — отозвался скарбник. — Не оркам ли? Чтоб они нашими же мечами нас потом всех покрошили? Впрочем, в конце концов так оно и вышло…
Он угрюмо повесил голову.
— Ты сопли не тяни, шелку-то из них не соткешь, — сказал Торвальд.
— Два года назад пришел к нам купец Казантул. Машины привез аллемаженские и пробурил пять шахт в тех пещерах, куда мы отродясь не заглядывали. С тех пор нам житья не стало; трудимся в две, а то и три смены, пара сухарей да вода цвелая — вот и весь обед, а наш адамантий увозит этот брюхан.
Торвальд молчал-молчал и опять не сдержался:
— И вы, чумазые лбы, киркозвоны глупые, во всем купца обвиняете?
— А кого еще? — набычился скарбник. — Он машины привез, он шахты бурил…
— Эх, — гном сел на винтовой табурет и даже отвернулся. — Потому ты и ищешь правды, что дурень; правда-то у тебя под носом, а ты ее и видеть не хочешь.
— Опять за свое? — глянул Доресвет исподлобья.
— Так это ж даже крысогоблин поймет. Если бы Друэг-Наг, ваш король подгорный, не разрешил, ноги Казантула бы в горах не было. Его и вините.
— Да при чем тут король? — теперь уже отвернулся скарбник.
— Как «при чем»? — Гном хлопнул по столу широкой ладонью. — Кто ходит в шелках и бархате? Кто французской булкой хрустит да икрой закусывает белужьей? Кто что ни день — в столицу катается, кутит там в срамных домах да деньги на гипподроме просаживает?
— Он король, ему и положено, — под нос пробурчал Доресвет.
— Ну да, ну да, — отозвался Торвальд с презрением. — Покуда вы в это верите, в три смены так и пашите и сухарями заплесневелыми давитесь.
— Так что же нам делать-то?! — воскликнул скарбник.
— Да перестать по щелям, аки тараканы, ховаться и про гордость и достоинство вспомнить. Долго ли короля прирезать?
— Ты что? Ты что? — Доресвет замахал руками. — Кощунство! Власть богами поставлена, и не нам с нею спорить, а тем паче менять. Нельзя так.
Он обернулся ко мне:
— Потому и иду в столицу к государю-императору, просить его помощи и заступничества. Пусть накажет купца Казантула, не велит ему бесчинства творить.
Торвальд с досадой поднялся, пробурчал сварливо, что умного скарбника Дуросветом не назовут, и отошел к большому дубовому сундуку.
— А что другие забойщики? — спросил я.
— Имен называть не стану.
Беглец прищурился.
— Но в Молчаливых горах все помнят прежнюю жизнь и славу нашей империи.
— Славу! — ехидно откликнулся Торвальд, гремя каким-то ларцом. — Ишь, имперцы нашлись. Вши на загривке гоблина тоже небось считают себя великой державой.
Я шагнул вперед.
— Хорошо. Я избавлю вас от Казантула, но с одним условием. Вы, любезный мой Доресвет, останетесь здесь и будете ждать, пока все не разрешится. А вы, Торвальд, сразу позовете меня, если что-то пойдет не так.
Гном посмотрел недобро, буркнул:
— Сам, чай, немаленький, — затем распрямился, вынув из сундука длинный тяжелый сверток.
Подошел к нам.
— Не хотите принять подарок, так возьмите на время. В поле без меча, как в ковальне без молота. Это Тигаранд, охранитель крепости Малахит.
Он развернул бархатную тряпицу, и адамантовый фламберг засверкал в багряных отблесках пламени. Его клинок был изогнут и заточен волнами, с разводкой, словно у пилы.
Две золотые гарды — одна для защиты рук, другая — для перехвата вражеского меча. Эфес украшен тремя коронами гелиодоров, драгоценными камнями с заклятиями Неба, Земли и Моря.