На рикассо, незаточенной части у самой рукояти, вычервлен герб крепости Малахит и девиз пылающей кузни: «Доблесть жаждет опасности».
— У каждой великой крепости есть свой меч-охранитель, — произнес Торвальд, любуясь тем, как свет играет на лезвии фламберга. — Он хранится в главной ковальне, и достают его лишь в минуту крайней опасности, ибо неча зазря трепать дорогую вещь.
Гном провел по клинку рукой.
— Ни разу еще я не доставал Тигаранд из ларца, но, наверное, время пришло.
Торвальд отдал мне фламберг.
— Но помни, что говорится в древней Книге мечей. Обнажать клинок-охранитель можно только в защиту крепости; кто обернет его против Малахита, сам погибнет от пламенеющей стали.
Я взял в руки оружие, и три гелиодора ярко вспыхнули, переливаясь огнем заклятий.
— Славная работа, — сказал я. — А вы уверены, Торвальд? Меч словно кусок хлеба. Легко взять на время, но сложно вернуть целым.
Гном поставил на верстак гранатовый ларец.
— Если клинок хороший, — ответил Торвальд, — то не сломается. А коли сломается, тогда такого не жаль.
Он открыл кованую крышку.
— А это тебе, — сказал инженер, обернувшись к девушке. — Ты ведь не откажешься от моего подарка? Смотри…
В шатулке на черном бархате лежал топорик-получекан.
Короткая, изогнутая рукоять была выточена из кости левиафана. По всему лезвию с обеих сторон темнела руна небес в форме головы ястреба.
— Мой дед прошел с ним всю Драконью кампанию, — сказал Торвальд, любовно проведя ладонью по рукояти. — Бил некромантов, баньши, даже трехголового змея им завалил.
Кузнец вытащил оружие.
— И мне он верно служил в те годы, пока мы строили крепость. Бросишь его — вернется, даже если застрянет в щите или черепе минотавра. Ляжет прямо в ладонь.
Торвальд примерил получекан в руке.
— Мне этот молодец больше ни к чему, а тебе сгодится.
Гном отдал топорик девушке.
— Да защитит он твою улыбку в бескрайней степи и Снежной пустыне.
3
В песнях у бардов и гусляров герою всегда живется вольготно.
Под каждым кустом лежит магический меч или кольцо Древних, надежные союзники являются вовремя и щедро дарят тебе свои несметные армии, а то и полкоролевства, великие цари слушают тебя, раскрыв рот, и сразу спешат исполнить любое твое желание.
Но в жизни все бывает иначе.
Я знал, что колдун Духарий призвал на городскую площадь чудовищ из подземелий и скорее всего именно он пытается навредить жителям Малахита.
Был у меня и адрес волшебника, времени оставалось мало, но ведь и скарбника не бросишь, Казантул может вернуться, да и сбить со следа хитрого крысогоблина — тоже непростая задача.
— Где здесь таверна для чужестранцев? — спросил я.
— У Южных ворот, — ответила девушка. — Они выходят в орочью степь, и стражников там больше всего.
Мы остановились на каменном арочном мосту.
Под нашими ногами пробегала искусственная река, и я знал, что Торвальд добавил ее в план города ради красоты, чем наверняка вызвал лютое недовольство у Руфуса и Аскольда.
Крупные разноцветные рыбы — синие, красные, золотые — плескались в хрустально чистой воде, и вновь я мог догадаться, что мясо их ядовито и дурно пахнет. Гном не забыл об этом, иначе жадные горожане давно повыловили бы всех.
— Хорошо, — кивнул я. — Что скажешь о крысогоблине?
— Хитрый, трус, подозревает, что все хотят его обмануть.
— Лучшие качества, если хочешь преуспеть в жизни, — согласился я. — Его мы трогать не будем, займемся орками. Торвальд сказал, что их двое, по меньшей мере. Начнем с таверны для чужестранцев. Если не найдем мародеров там, хотя бы поспрашиваем. Авось Духарий не сожжет тем временем город.
Когда на тебе висят два срочнейших дела одновременно, горят все сроки и хвост, а ты не знаешь, с чего начать, — не волнуйся! Придет Судьба, врежет тебе затрещину и припашет к чему-то третьему.
— Смотри! — воскликнула девушка.
Вода в реке забурлила.
Рыба в испуге плеснула в стороны.
Темное существо начало подниматься из глубины.
Круглое, с морщинистой кожей, его покрывала мелкая, красновато-бурая чешуя, и острые шипы щерились во все стороны.
Вокруг твари, словно спутники у планеты на астрологической карте, мерно кружило кольцо из горящих пурпурных глаз.
Три алых гребня топорщились на теле чудовища — один по центру и два на бугристых боках. Широкая пасть оскалилась длинными, раздвоенными клыками.
Это был дарастар.
Демон-ищейка из пятого разлома Иркаллы, где кипящая кровь Геенны смешивается с отравленным огнем Тартара; видно, кому-то мы крепко наступили на хвост, если за нами послали такую тварь.
— Смерть! — пророкотало чудовище. — Лишь в смерти мы обретаем истинную свободу.
Демон распахнул пасть.
Кружащее кольцо пламени вырвалось оттуда. Оно было соткано из ярких, искрящих орбов, и каждого хватило бы, чтобы поджечь небольшую крепость.
Я встал на пути огня.
— Разум сильнее страха, — прошептал я. — Если он движим священным трепетом.
Моя рука поднялась, и гудящее кольцо файерболов, столкнувшись с нею, рассыпалось, опав шелестящим пеплом.
— Смерть не страшна тому, кто отдает жизнь другим.
Слова астрального заклинания срывались с моих губ и таяли в раскаленном воздухе.
Девушка сорвала с пояса гномий получекан.
Метательный топор вспыхнул, закружился яркой звездой, рассекая воздух, и вонзился прямо в распахнутую пасть монстра.
Хрустнули огромные зубы.
Дарастар замер в воздухе на долю секунды.
Потом разжал челюсти, и обломки гномьего томагавка с тихим звоном упали на камни арочного моста.
Древнее заговоренное оружие, вынесшее и пламя драконов, и удары адамантовых спат, и черные заклятия некромантов, развалилось на куски от одного укуса демона.
— Чем сильнее ты хочешь обмануть смерть, — произнес дарастар, — тем больше приближаешь ее.
Тварь снова метнула в нас огненное кольцо.
В ту же секунду каждый из ее глаз, кружившихся вокруг тела, обратился в копию демона. Теперь их были десятки.
Пламенная волна ударила в стену за нашими спинами. С грохотом разлетались обломки камней — оплавленные, объятые дымом.
Раскаленным градом посыпалась черепица.
Пепел и сажа кружились в воздухе.
Я шептал защитные заклинания.
Прежде всего, надо было спасти горожан, что могли попасть под перекрестный огонь.
Девушка выбросила вперед обе руки.
Шесть сюрикенов сорвались с ее черных кожаных наручей — острые звезды из заговоренного серебра, покрытые ядом стимфалийской ехидны.
Каждая нашла цель и вонзилась в одного из рычащих демонов. Белый бурлящий пар повалил от них.
Вязкие капли крови падали на мостовую, и камень трескался, обрастая гниющей плесенью. Шесть обезображенных трупов рухнули вниз, но тварей еще оставалось много.
— Вот черт, — пробормотал я.
Придется делать то, что я терпеть не могу.
Я поднял в руках сияющий Тигаранд.
Прыгнув на парапет моста, оттолкнулся ногами от балюстрады и прошептал заклятие левитации.
Справа от меня поднималась башня, я был уже на высоте шести этажей, когда оказался рядом, пнул ее стену, придав себе ускорение, и обрушился прямо на дарастара.
Ветер свистел у меня в ушах, раскаленные искры обжигали лицо. А в голове вертелись две мысли:
«Гоблиньи потроха, как же здесь высоко!» и «Я слишком стар для всего этого дерьма».
Перевернувшись в воздухе, я рассек демона пополам. Тигаранд ослепительно засиял. Ни капли крови не осталось на нем.
Тварь распалась на две дымящиеся половинки.
В ту же секунду все остальные монстры завопили от боли и ужаса, и Тьма поглотила их, утащив в Геенну, родившую их создателя.
А я упал в реку.
Так и кончился мой славный полет.
Я барахтался в гниющей воде среди ошметков мертвого демона и был похож на пьяного гоблина.
Плохо быть героем в реальной жизни.
Грязно и слишком много хлопот.
4
Таверна для чужестранцев примостилась в бывшей казарме городских стражников.
Столы здесь были сработаны из огромных старых щитов, местный кузнец выровнял их так, чтобы не скользили толстые кружки с медовым элем и плошки с мясом и кашей.
По стенам висело оружие, простое и, если приглядеться, то сломанное, но смотрелось очень внушительно. Прибито накрепко, так, чтобы никто из пьяных гостей не мог сорвать его и начать крушить все вокруг.
За стойкой стоял хобгоблин с каторжным клеймом на лице, затейливая фальшивка, такую создают заклинанием, а потом ее можно и стереть, и перетащить на другую щеку, и вовсе изменить ее форму и цвет.
На что ни пойдешь, если хочешь показаться крутым!
Народ здесь был разношерстный.
Гномы с бритыми лицами, даже без усов, в знак того, что вышли из-под власти законов клана и живут теперь вольной жизнью наемника.
Мохнатые хобгоблины, они тоже тщательно выстригали лица, но совсем по другой причине, хотели походить на людей. Хватало и человеков, те восседали, гордо поглядывая вокруг, и были рады, что стали равными в этом сборище чужаков.
Каждый здесь отказался от своего народа, обычаев и традиций, тех вериг, что даруют спокойствие дуракам и тяготят искателей.
За дальним столом из щита-павезы сидели три орка.
Узнать мародеров просто, они носят прочные магические доспехи, а истинные воины клана никогда не снизойдут до брони. Их охраняет тайное колдовство шаманов.
Наемники были в чешуйчатых кирасах из кожи серебристой виверры, с нашитыми поверх нее стальными звездочками. На столе поблескивали шапели, простые шлемы в форме колпака с полями.
Рядом дымились миски с человеческим мясом, его привозили из городского морга, тайком от стражников, и продавали под видом китятины.
На груди у каждого орка темнела эмблема — циркуль, лента и шпага. Я уже видел такую в городе, на торговых фургонах и вывесках лавок.
Это был герб негоцианта Казантула.