Тяжелый длинный тулуп из шкуры умбрового медвелиса и высокая мантикорья шапка делали его еще больше.
Аршинник стучал, проводил ладонью по створке, дышал на ледяную панель, пытаясь заглянуть внутрь.
— Эх, Фома, — бормотал купец. — Морда твоя крысиная. Что ж ты сбежал в последний момент, подгадчик?
— Он не сбежал, — отозвался я.
Негоциант обернулся.
— Мудрый Фома сослужил вам важную службу, — пояснил я. — Он показал, что следует делать. Последуйте же его примеру.
— Маг… — прошептал Казантул.
Глаза его трусливо забегали.
Аршинник не знал, как можно объяснить свое появление у Цитадели Демона.
Впрочем, я и не собирался спрашивать.
— У меня есть для вас подарок, — сказал я. — Не думаю, что вы его заслуживаете, но все-таки.
Лицо Казантула осветилось.
— Шкатулка? Вы нашли ее?
— Да, — кивнул я. — Но речь о другом подарке.
Губы негоцианта сразу скукожились.
Он был сильно разочарован.
С некоторых пор я люблю разочаровывать окружающих. Не все же им делать это со мной.
— И что это за подарок? — спросил купец недоверчиво.
— То, о чем большинству людей остается только мечтать, — сказал я. — Я даю вам еще один шанс.
— Что? — Казантул нахмурился.
— Как я уже сказал, я нашел шкатулку и знаю, что у нее внутри.
Кровь отхлынула от лица голема.
Глаза провалились. Щеки пошли морщинами и опали, и вся голова скукожилась, словно надетая набок шапка.
Склизкий червяк показался из-под тулупа.
— Мерзкий колдун! — прошипел Казантул. — Все вы одинаковы. Ты ничем не лучше Духария.
— Лучше, — ответил я. — По крайней мере, я жив.
— Где?
Он потянулся ко мне.
— Где ларец? Отдай его мне, колдун!
— Зачем? Так неинтересно, — ответил я. — Лучше представим, что эти бумаги попали в Чернодворец.
Казантул в ужасе отшатнулся.
— Очень неловко выйдет, — кивнул я. — Вы сразу будете казнены. А может, навеки заперты в Борожьих рудниках. Не знаю даже, что хуже…
— Ну ладно.
Голос его стал сиплым, а руки обвисли, словно у мертвеца.
— Говори, маг, чего ты хочешь? Тьму золотых монет? Мало? Мало десяти тысяч? Хочешь легион? Нет? Леодор?
— Видишь, Оксана, какая ценная шкатулочка, — хмыкнул я. — Миллион золотых монет — это большие деньги. Тем более что я уже должен тысячу одной жадине. Но…
Я развел руками.
— …этого будет мало.
— Что?
Лапки червяка бессильно задергались.
— Ты хочешь долю от адамантовых шахт? Гнусный, свинский колдун…
— Да, я такой, — согласился я. — И сейчас, любезный купец, вы вернетесь в Молчаливые горы. К своему другу, королю Друэг-Нагу, правителю скарбников.
— Зачем это?
— Скажете, что отныне все будет по-другому. Никаких тройных смен или новых шахт. И все рудокопы, как в прежние времена, будут получать по серебряной монете в неделю.
Червь свился узлом.
— Чего? По целой монете? А афедроны не слипнутся? Да и зачем им деньги, немытым? Их забота — копать, а чем больше шахтеры роют, тем меньше у них времени, чтобы деньги тратить; это же очевидно.
— И правда, — кивнул я. — Не знаю, что на меня нашло. Отправлю-ка я шкатулку в Чернодворец. В Молчаливых горах полно адамантия; любой боярин удавится за эту концессию. А значит, все будут рады утопить вас, любезный купец Казантул.
— Нет.
Червяк испуганно спрятался обратно в тело голема.
— Не делайте этого, добрый чародей. Я согласен. Но вы только подумайте! Серебряную монету каждому рудокопу. Зачем им? Э!
Купец возвращался в тело.
Кое-как натянул его, вкривь и вкось.
— Вот и хорошо, — кивнул я. — А теперь уезжайте. Пока не поздно.
Он бросил неуверенный взгляд на ледяную дверь.
— Но тут же… как бы… мы…
— Вы не захотите быть здесь, когда все закончится, — сказал я. — Можете мне поверить.
Казантул спорить не стал.
— Да, — ответил купец и начал пятиться прочь.
Тело его было перекошено, толстые ноги заплетались, и потому аршинник шел боком, почти задом наперед.
— И помните, — сказал я, — скоро я приеду в Молчаливые горы и все проверю.
Он низко поклонился, и шапка его кубарем полетела в снег. Схватив ее и даже не нацепив на голову, Казантул поспешил прочь.
— У тебя ведь нет никакой шкатулки? — спросила девушка.
— Нет, — согласился я. — Но какая разница? Важно не то, что есть, а то, во что люди верят. Казантул слишком напуган, возвратится в столицу и оставит в покое скарбников.
— А если передумает? Жадность сильнее страха.
Я пожал плечами.
— Тогда я вернусь и убью его.
2
Я коснулся двери.
Она покорно открылась, словно ждала моего прихода.
Мы оказались в длинном ледяном коридоре.
По обе стороны, замороженные в прозрачных кубах, стояли солдаты.
— Кто это? — спросила Оксана.
— Новобранцы. Те, что сгинули в Степи во время маневров. Теперь они здесь…
— Зачем?
— Думаю, это плата. Ледяной демон не стал бы помогать заговорщикам просто так.
Оксана остановилась.
Взяла меня за руку.
— Ты уже знаешь, что здесь произошло? — спросила она. — Так говори.
— Хорошо, — согласился я. — И начнем с главного вопроса: почему Аскольд, забыв все дела, отправился в Степь?
Я зашагал дальше, мимо застывших во льду солдат.
— Почему он взял с собой не гвардейцев Огнарда, а городских стражников, которые не знают Степь и не смогут общаться с орками? Отчего не предупредил никого в крепости, даже своих друзей?
— И в чем же ответ?
— Он бежал. Бежал в панике, спасая свою жизнь.
— От кого?
— От человека, которого он боится больше всего на свете.
— И кто же это? — спросила девушка.
Мы подошли к высоким ледяным дверям.
Я легко коснулся их, и холодные створки раскрылись с протяжным скрипом.
— Он бежал от меня.
Огромная кристальная зала искрилась солнечными лучами. Высоко над прозрачным сводом мерно пульсировало сердце Ледяной Цитадели.
В стенах мелькали тысячи отражений, и я не узнавал в них себя; черные зеркала Башни показывали мне то, кем я мог бы стать, сделав другой выбор.
Многие сотни судеб…
Я отринул их все, даже не подозревая об этом. Идя по одной дороге, мы сами лишаем себя права узнать, что было на других.
Два человека стояли у дальней арки.
Первым был Огнард, он сжимал в руке прозрачный кристалл в форме двойного черепа.
Рядом высился мрачный воин, широкоплечий и мускулистый, с черной бородой-эспаньолкой.
Он носил парадный камзол, пробитый рунами силы и колдовской удачи. За спиной темнела тусклая рукоять большого меча-клеймора.
— Здравствуй, старый друг, — сказал я.
Аскольд обернулся.
— Нет! — вырвалось из его груди.
Его лицо побледнело.
Он вытянул руку, словно пытался остановить меня.
— Нет, этого не может быть. Я убил тебя.
— Ты пытался.
Я медленно вошел в залу.
— Ты переломал мне ноги, распял меня на кресте и бросил умирать в болотах Черной Реки. Но ты меня не убил.
Сердце над нашими головами начало биться громче.
— Когда я висел там… и шипастые твари откусывали от меня кусок за куском… — я улыбнулся, — порой мне казалось, что я уже умер и попал в ад. Но я понял, что ад мы создаем сами.
Аскольд шагнул ко мне.
Быстрым, резким движением выхватил меч из ножен.
Секундное потрясение схлынуло, и комендант снова был готов сражаться.
Другого я от него не ждал.
— Ты предал нас! — прорычал он. — Ты попрал и закон, и клятву. Ты и твои дружки…
— Мы остановили войну и спасли миллионы жизней, — отрезал я. — Это куда важнее, чем залежи адамантия на том берегу реки.
Я жестко усмехнулся.
— Ты что, и правда веришь, Аскольд, будто война шла ради благого дела? Все, чего хотели бояре, — это новые шахты. Им было наплевать, сколько людей погибнет из-за их прихоти.
— Да как ты можешь! — в гневе крикнул Аскольд. — Разве мы сражались ради богатства? Безумец! Мы воевали ради великой Державы.
— Для тебя Держава — это сундуки с золотом, — кивнул я. — А для меня — это живые люди.
— Люди! — он презрительно отмахнулся. — Какая блажь! Мы творим историю! Жертвы при этом неизбежны.
— Да, — кивнул я. — И ты решил творить историю здесь, в Молчаливых горах.
Не спеша я подходил ближе.
— Вернувшись с Черной Реки, я искал тебя. Хотел поболтать о прошлом… О том, как хрустят кости, когда их ломают. И сколько гвоздей можно вбить человеку в руки. А мне сказали, что ты уехал сюда и построил город.
Я пожал плечами.
— И я подумал: «Наверное, я ошибся. Может, он не мерзавец и живодер, а просто попал в тяжелую ситуацию». Тогда, дружище Аскольд, я про тебя забыл. Мне расхотелось мстить, да и пустое это.
Заглянув в черные зеркала, я добавил негромко:
— Прошлое можно перечеркнуть, только забыв о нем.
Я вздохнул.
— Но ты не изменился, Аскольд. И снова взялся за старое. Ты убил колдуна Духария и снял с него кожу. Тебе не привыкать, верно? Там, на Черной Реке, тебя называли мастером пыток.
Комендант тихо рассмеялся.
— Тебе всегда казалось, что ты умнее других, да, Хорс? Так вот, ты опять ошибся. Я не убивал его. Когда я сдирал кожу с этого мерзавца дюйм за дюймом, он оставался жив…
Глаза Аскольда блеснули ярым безумием.
— Слышал бы ты, как он кричал при этом! Конечно, я сперва обездвижил гада с помощью парочки заклинаний.
— Конечно, ты всегда убивал лишь тех, кто был слабее тебя. Я вот не мог понять, отчего Духария не казнили сразу? Времена-то были суровые. Вы строили крепость в голой Степи. А повсюду орки, монстры и ледяные демоны…
— Ты даже не представляешь, — сказал Аскольд, — я думал, что после Черной Реки меня уже ничто не напугает, но твари, которые здесь обитали…
Он покачал головой.
— И в страшном сне не приснятся. Одних мы сожгли, иные спрятались в горах или уползли в Снежную Пустыню. Даже не знаю, как люди здесь раньше жили, до нас, в этих крошечных деревнях.