– И вы хотите мне помогать, потому что…
– Я хочу вернуть расположение его величества. Лично себе. Мой супруг ведет свою игру, и, кажется, он заигрался. Я не хочу оставаться в поместье один на один с отчаявшимся человеком. Я хочу видеть сына.
– Если я приму вашу помощь… у меня будут проблемы с родом Борнмутов? И с вашим мужем? Как вы понимаете, мы с ним и так недолюбливаем друг друга.
– Они примут мое решение. – В голосе герцогини послышались стальные нотки.
– Вы сможете работать вместе с баронессой Кромер?
– Смогу. В отличие от наших мужей, мы особо не общались, но и вражды как таковой между нами нет.
Я задумалась. Насколько мне надо видеть герцогиню перед собой и, говоря откровенно, впускать ее в ближний круг? Да еще и своим участием служить причиной того, что император Фредерик как вариант развития событий снимет с их семьи опалу? Насколько я помню, ареста для ее мужа добивался лично Ричард, и я категорически не желала хоть как-то мешать ему в его планах.
– Мне не принять этого решения, не проконсультировавшись с его величеством и ненаследным принцем Тигвердом. Простите.
– То есть если его величество будет возражать…
– Я буду вынуждена вам отказать. Это же относится и к возражениям со стороны ненаследного принца Тигверда.
– Они не очень-то дружны с моим супругом, – печально заметила герцогиня.
– Этот проект курирует его величество, поэтому без его дозволения я ничего делать не буду. А против желаний моего жениха я в любом случае не пойду.
– Я понимаю.
– Где мы можем встретиться, чтобы я смогла вам дать ответ?
– Давайте в этой кофейне.
– Завтра в это же время?
– Договорились.
Мы с ней поднялись одновременно.
Слегка склонили головы и распрощались.
– И как она вам? – спросила я у Наташи.
– Мне ее жаль. Ей правда не разрешают видеться с сыном?
– Скорее всего. Наследник рода выведен из подчинения Борнмутов и находится под личной опекой его величества.
– А что случилось?
– Это связано с Луизой и ее сыном Аланом. Ее покойный муж, барон Кромер, согласился подставить свою жену, обвинив в преступлении, которого та не совершала. Их сын, Алан, взбунтовался и организовал побег матери. Ну и свой заодно. А юный маркиз ему в этом помогал. Чтобы узнать, куда они сбежали, было совершено нападение на Военную Академию. Герцог сам допрашивал своего сына. Но тот, как я понимаю, друга не выдал.
– Мутная история.
– Согласна. И ведь до сих пор не ясно, кого они прикрывали. Барон Кромер погиб.
– Даже так…
– Ладно, давайте оставим эти печальные рассуждения и отправимся к Джулиане.
Мы подошли к высокому красивому дому в самом центре города. В нем снимали квартиры и мастерские художники, портнихи, ювелиры, шляпники.
Тут же, внизу, у некоторых из них располагались и небольшие салоны. Надо поговорить с Джулианой – может, ей тоже открыть небольшой выставочный салон? Наймем кого-нибудь продавать.
Дом был светлый и радостный – блестел до блеска вымытыми окнами, кокетничал цветами у крыльца и на подоконниках. На крыше – несколько застекленных башенок. Это как раз и были места под мастерские для художников. Одну из таких башенок сняли для Джулианы. И я восхитилась Фредериком: несмотря на свое недовольство самим фактом существования художницы, он сделал все, чтобы девушке было хорошо. Я попыталась представить, как выглядит небольшое помещение с огромными окнами по всему периметру от пола до потолка. Наверное, очень красиво… Захотелось как можно скорее это увидеть, и мы вошли в холл.
Просторное уютное помещение чем-то напоминало кафе: столики, стойка, откуда вышла маленькая кругленькая пожилая дама в ярко-розовом платье и шляпке в кремовых розочках. Мы с Наташей переглянулись и поняли: наш человек! И таким сине-лимонно-розовым цветником уселись пить чай, ответив согласием на радушное приглашение госпожи Стилл.
Кроме убийственного ярко-розового оттенка платья и неприлично большого количества розочек на довольно маленькой шляпке (и как они там все уместились?), в облике пожилой дамы ничего экстравагантного не было. Рыжеватые волосы, веснушки, курносый носик, голубые глаза и круглые румяные щечки. Госпожа Паша Стилл была смотрительницей этого дома – следила за порядком, оплатой аренды и, конечно же, знала обо всех своих постояльцах огромное количество пикантных сплетен. Узнав, что мы пришли к Джулиане, она только что не подпрыгивала от удовольствия и желания расспросить нас обо всем.
Мы с Наташей улыбнулись – настолько прозрачным было ее поведение. Еще бы, наша Джулиана – темная лошадка, о ней так просто ничего не узнаешь. Мы и сами-то знаем далеко не все…
Оказалось тем не менее, что художница успела подружиться с госпожой Стилл и даже подарить ей свою работу, которую нам с гордостью и продемонстрировали. Натюрморт висел тут же, над столиками.
Мы с Наташей ахнули – и когда она все успевает? Ведь наша журналистка занята практически с утра до вечера – статьи, интервью… Я постаралась представить, когда же художница написала эти розы, – ничего не получилось. Джулиана, Джулиана… Ты вообще спишь, девочка?
В том, что картина была написана специально для новой знакомой, не было никаких сомнений. Удивительно, но этот натюрморт был точной копией курносой старушки! Это был… портрет-натюрморт.
В небольшой вазочке стояло так много кремовых роз, что казалось, если смотреть на картину подольше, то станешь свидетелем того, как букет падает под собственной тяжестью. Вокруг цветов стояли блюдечки с воздушными пирожными, чашечки с ароматным чаем и даже взбитые сливки в прозрачных бокалах. Все это было написано настолько искусно, что не принять приглашение выпить чайку, а заодно и выложить все-все сплетни разом было ну просто невозможно! Магия….
– Джулианочка подарила, – улыбнулась женщина искренней и доброй улыбкой, не теряя при этом хищного блеска в любопытных глазках. И как ей это удается?
– Да… Удивительно! Чувствуется аромат свежезаваренного чая, цветов. Джулиана очень, очень талантливая художница! – восхищенно выдохнула Наташа.
А я подумала, что надо бы напечь лимонных плюшек и попросить Джулиану их написать. Поставим букетик каких-нибудь ярко-лимонных цветочков – и получится натюрморт для писательницы. Кстати, о цветочках:
– Скажите… А это – розы? – поинтересовалась я.
– Конечно, розы! Я их очень люблю! И розовый цвет!
– Мы заметили, – улыбнулась Наташа.
Пока мы все смеялись, я думала о цветах… Есть, оказывается, в империи совершенно обычные розы, ничем не отличающиеся от наших, только, может быть, не такие крупные. А есть – золотые лилии, огоньки надежды, синие-синие сойки… как же так?
– А где сама Джулиана? – спросила Наташа.
– Убежала, за красками! Джулиана всегда сама оттенки выбирает – не доверяет никому. А вот господин Рей – так тот все заказывает, ему посыльный приносит. А посыльный, мальчишка, говорит, дела у художника не очень – заказов мало, задолжал он им сильно за краски…
– А можно мы посмотрим ее мастерскую? – Поток сплетен необходимо было прервать, и я привстала, давая понять, что чаепитие пора заканчивать.
– Конечно – на самый верх и прямо. Джулиана никогда не запирает – я всегда здесь, я послежу. А один раз, зимой это было…
– Спасибо огромное! Пирожные просто восхитительны! Мы вернемся, и вы дадите мне адрес кондитерской – я неисправимая сладкоежка… – это уже Наташа попыталась исправить ситуацию, пока мы не скрылись, торопливо поднимаясь по лестнице наверх.
Я вошла в мастерскую… Да, это красиво – очень! Свет… Свет бил отовсюду, заливая собой мольберты, холсты, кисти, кувшины с цветами… Два натюрморта стояли в разных концах мастерской – корзина зеленых яблок с букетом из веток с набухшими почками, из которых кое-где уже начинали разворачиваться листочки, и прозрачный кувшин с вином рядом с какими-то незнакомыми мне фруктами. Разрезанный вытянутый плод внутри сверкал рубиновыми бусинами – вот что было в «Грезах на закате»!
Выставленные в качестве натюрмортов композиции радовали глаз, потому что все мольберты с холстами были закрыты белой тканью. От такого количества белых полотен было немного жутковато. Захотелось их сорвать.
– Как ты думаешь, если я только одним глазком взгляну на тот зеленый натюрморт с яблоками – ведь Джулиана не обидится? – И ярко-желтый бегемот решительно двинулся к своей цели. Протискиваясь между двумя мольбертами, Наташа даже не заметила, как случайно задела ткань…
Та легко и бесшумно скользнула на пол, и я вздрогнула, настолько игра света оживила ту, что была изображена на открывшемся портрете… Это была она – женщина, которая переворачивала ноты императору за роялем, та, что играла у костра с маленьким черноволосым мальчиком и огненной лошадкой. Это была Милена Рэ – возлюбленная Фредерика, хозяйка мрачного замка и удивительно красивого яблоневого сада.
Женщина на портрете была старше той, с кем я встречалась в сновидениях. Но это была она – смуглая кожа, огромные карие глаза, удивительной красоты тонкие длинные пальцы… перстень! На ее правой руке было кольцо с сапфиром – фамильная драгоценность рода Рэ.
Перстень на моей руке нагрелся и обжег так сильно, что хотелось кричать. Синие всполохи устроили в камне целый фейерверк. Я смотрела на портрет и не верила своим глазам – написанный на холсте камень искрился! Я поморгала и попыталась взять себя в руки. Это игра света или магия. Джулиана просто очень, очень талантливый живописец, она смогла это передать, вот и все…
Милена Рэ и Дарина Рэймская были очень похожи. Обе смуглые, с миндалевидным разрезом глаз… Но черты лица женщины на портрете были мягче, круглее, чем у герцогини. А глаза… В глазах были не решительность и бесстрашие, как у правительницы, а мудрость, печаль и… магия.
Ричард был прав… Если такая женщина захочет – ни один маг во Вселенной, какой бы он ни был могущественный, ни одно заклинание, каким бы сильным оно ни было, не помешают ей иметь ребенка от мужчины, которого она полюбила…