– Все это возможно, – ответила женщина спокойно. – Но лишь для следующего поколения. Если дети этих… детей будут рождены в законном браке.
– И что – есть специальные законы, регламентирующие все это? – спросила я.
– Так было сколько я себя помню, – удивленно посмотрела на нас матушка.
Я, кажется, начала понимать, почему Ричард так настаивал на свадьбе. И фраза «у меня ублюдков не будет» обрела совершенно иной смысл. Кроме того, я отдала должное его матери. И самому ненаследному принцу Тигверду, который высокомерно заявлял всем при представлении, что он бастард императора.
«Надо поговорить с Фредериком. Что-то же делать с этой ситуацией нужно!» – подумала я, а вслух поинтересовалась:
– Чем мы можем вам помочь?
– Не знаю даже, – с сомнением оглядела нас троих матушка Гриммс. – Еды у детей достаточно. Недостатка в одежде или в игрушках мы не испытываем. Прихожане нашего храма заботятся о детях.
– Покажите мне, пожалуйста, где я буду работать, – вмешалась до этого молчавшая Джулиана. – Его величество распорядился, чтобы я отработала свой проступок, заботясь о детях. И я готова на любую работу.
– Конечно, – склонила голову матушка. – Прошу вас следовать за мной.
И они удалились, оставив нас с мамой в кабинете. Мы переглянулись.
– Значит, только в прислугу… – протянула мама.
– Слушай, перед тем как устраивать революцию в отдельно взятой империи, надо хотя бы поговорить с Ричардом.
– И с Фредериком. Обязательно.
У мамы получилось кровожадно.
– Мы, конечно, что-нибудь придумаем, – постаралась я успокоить маму, хотя сама была подавлена.
– Нет, каков молодец! – Маменька никак не могла успокоиться. – Своего сына в прислуги не записал.
– От него мать не отказалась, – тихо проговорила я. – И отец тоже.
– А представляешь себе, если какую-нибудь бедную девочку изнасиловали? Или соблазнили и бросили? А она с пузом. И что ей остается?!
– Она может не отказываться от ребенка, а остаться у нас, – услышали мы от порога голос госпожи Гриммс. – Конечно, ей придется нелегко. Но ее ребенок не будет считаться брошенным.
– Значит, все зависит от родителей? – спросила мама.
– Именно так, миледи, – склонила голову матушка. – Это может казаться жестоким, но, с другой стороны, люди должны понимать, что за все приходится платить. И не столько им, сколько их детям.
– Бывают ситуации, когда и родители могут оказаться беззащитны.
– Мы по мере сил стараемся помочь, – кивнула руководительница приюта. – Вот, например, у нас живет молодая девушка, ее зовут Вероника.
Мы с мамой синхронно вздрогнули.
– Бедная девочка работала экономкой в каком-то богатом доме. Она молчит, в каком именно. Я так понимаю – ее оттуда выставили, когда узнали, что она в положении.
– И было это в конце лета или в начале осени? – что-то голос у меня задрожал.
– Именно так, миледи, – ответила матушка и очень внимательно на меня посмотрела. – Она появилась у нас в последние дни лета.
– Ника? – удивленно посмотрела на меня мама. – Что с тобой? Ты хорошо себя чувствуешь?
– Все хорошо, – отмахнулась я. – Можно с ней поговорить?
– Пойдемте, – тяжело вздохнула женщина после долгого молчания. – Она сейчас с самыми маленькими. Я провожу вас.
Госпожа Гриммс не задала мне ни одного вопроса. Слишком часто, видимо, матушка провожает кого-то, показывает и… не вмешивается. При этом она удивительно проницательно молчала.
Мы отправились коридором – мрачным, как мое настроение. Так вот где оказалась бывшая экономка милорда Верда. Девушка Вероника, что работала в доме до меня и исчезла после скандала. Скандала с… хозяином.
Мысль о том, что я сейчас увижу на младенческом лице знакомые черные глаза, характерные для рода Тигвердов, заставила меня замереть, а перстень нагреться. Тело знобило, руку жгло, а сердце колотилось так сильно, что стало неловко перед матушкой – вдруг услышит? Я глубоко вздохнула, пытаясь задержать дыхание и успокоиться. Очень хотелось верить, что Ричард не имеет к этому никакого отношения. Очень…
«Значит, переспал – и выставил. И все равно, что будет с девочкой. Еще неизвестно, сама ли она пришла к нему. Как говорят. Или же…»
Злость, ревность, недоверие разъедали меня изнутри, как кислота. Больно. Омерзительно. Медленно…
– Мы пришли. Миледи?..
Как я поняла по обеспокоенному взгляду, матушка Гриммс произнесла эту фразу как минимум раза три перед тем, как я ее услышала.
– Вы позволите мне поговорить с Вероникой наедине? – Я старалась не смотреть в ее печальные, полные немого сочувствия глаза. И без того было тошно.
– Хорошо, миледи, – поклонилась матушка Гиммс, а моя родительница посмотрела на меня с тревогой. И, спасибо Стихиям, ничего не спросила.
Я отворила дверь и замерла.
Солнечный свет, нежно льющийся из узких окон, похожих на бойницы, ласкал молоденькую мамочку, что кормила свое дитя. Нежность и легкая мечтательность во взгляде женщины. Почти детские черты ее милого лица. Мадонна с младенцем…
– Добрый день, – светло улыбнулась она мне, когда заметила. – Чем могу служить?
– Добрый, – решилась я заговорить. – Меня зовут Вероника, я… невеста милорда Верда. И я бы хотела вам помочь.
Молодая женщина напряглась, услышав имя своего бывшего хозяина, и горько усмехнулась, услышав о моем желании.
– Это не его ребенок, – посмотрела она на меня.
Я на мгновение закрыла глаза. Пошатнулась. Но взяла себя в руки и распрямилась. Девочка смотрела на меня сочувственно. Вот уж не ожидала… Я подошла к стулу. Села. И заявила:
– Давайте решим, что мне все равно, чей это ребенок. Вы были в доме милорда Верда, следовательно, под его защитой. И то, что произошло с вами…
– Меня не изнасиловали. Не принудили, – тихо, но решительно перебила меня девушка. – Это было глупое, сводящее с ума чувство… И я готова отвечать за него.
– Вы готовы… А отец ребенка?
– Миледи… – устало выдохнула она. – Кто я, а кто он. Я виновата сама. Я забылась.
Я покачала головой.
– Единственно, что меня гнетет… Я не должна была так поступать с милордом Вердом. Но когда я узнала, что беременна, меня вдруг охватило такое отчаяние. И я решилась…
Девушка мучительно покраснела.
– Завести покровителя, – закончила она спустя какое-то время. – Милорд был одинок, и я подумала… Это была глупость. Он разгневался.
– Он ведь чувствует и ложь, и то, как люди на самом деле к нему относятся, – прошептала я.
– Я испугалась и убежала. Вы знаете, он страшен в гневе.
– Знаю, – кивнула я.
Мда… Вот что за люди! Просто обратиться за помощью – не вариант. Рассказать правду и попросить оставить за ней место – тоже не вариант. А вот соорудить такую многоходовку от отчаяния… Это запросто!
– Вы презираете меня? – Моя тезка подняла на меня глаза, полные слез.
– Нет. Я хочу вам помочь, только не знаю как. – И тут меня осенило, потом затрясло, и я спросила: – Это ведь один из кадетов его милости? Один из тех, кто обедал в поместье по вторникам?
– Прошу вас. Не надо.
– Вы так и планируете оставаться здесь, в приюте?
– Мою работу ценят. И пусть она не оплачивается так, как работа экономки. И пусть здесь, с детьми, намного тяжелее… Но я всем довольна. И дочку я никому не отдам.
– Скажите, а в империи предрешена судьба только тех детей, от кого отказываются родители? Или любого незаконнорожденного?
– Будь она мальчиком – было бы проще. Можно было бы просить о том, чтобы сыну разрешили пойти в армию. Или получить какую-нибудь профессию, к которой у него бы была склонность. Но девочка… – Вероника нахмурилась, покачала головой, но когда перевела взгляд на ребенка, ее лицо снова засветилось от счастья…
– Погодите. Она ведь дочь аристократа. Следовательно, если повезет, она наследует магический дар…
– Опять же, если это мальчик, он может учиться. И пробиваться талантом. А девочки… В империи девочки получают только домашнее образование. И ровно такое, какое посчитала нужным дать им семья.
– Хорошо. Предположим, я найду семью, которая проследит, чтобы образование у вашей девочки было самое лучшее из домашних. Что потом?
– Потом… Замуж ее никто не возьмет.
– А кем еще может работать молодая образованная девушка?
– Гувернанткой. Компаньонкой.
На этом фантазия моей тезки иссякла.
– Ладно, – улыбнулась я. – Это проблема не этого десятилетия. Посмотрим, к чему у девочки будет склонность, а потом решим.
– Миледи… Я благодарна вам за сочувствие, но у вас и… у милорда могут быть проблемы.
– Какого рода? – удивилась я.
– Сплетни… Если вы возьметесь опекать этого ребенка, то скажут – это ребенок милорда.
– Как только узнают, что экономка из поместья милорда Верда родила ребенка – а рано или поздно об этом всем станет известно, – так и скажут. В любом случае.
– Милорд разгневается, что я причинила ему… неудобства.
– Переживет, – усмехнулась я. – И вы не беспокойтесь. Если вы будете вести себя благоразумно, то вас гнев милорда никаким образом не коснется.
– Благоразумно – это как? – Девушка смотрела прямо, не отводя и не опуская глаз. Счастливых глаз молодой матери, упрямых глаз сильной женщины, печальных глаз человека, осознавшего свое положение и смирившегося с ним…
– Ну не кинетесь к журналистам, жаждущим вывалять в грязи бастарда императора.
– Что вы, миледи! Такая мысль мне даже в голову не приходила! – испуганно проговорила девочка.
– Я могу задать вам вопрос?
– Да, миледи. – В глазах Вероники появилось недоверие.
– Как я понимаю, экономками берут женщин постарше. Сколько вам? Восемнадцать? Девятнадцать?
– Мне двадцать один. И да, в экономки берут женщин постарше. Только к милорду Верду в дом никто не хотел идти. Мне очень нужна была работа. А ему самому было все равно.
– Понятно… А ваша семья? Есть надежда, что они вам помогут?
– Я сирота. Мама умерла, а отец… Он женился во второй раз. Мне некуда возвращаться. Если только порадовать мачеху тем, что я так низко пала…