– Как вы? – спросил он.
Я оглушительно чихнула, словно мой организм ждал этого вопроса, чтобы показать себя во всей красе. Подумала. Чихнула еще раз и проникновенным басом высказалась:
– Хорошо.
– Вижу, – улыбнулся мне Ирвин. – Простужены, но не напуганы.
– Именно.
– Тогда вам вот такую вкусняшку, – протянул мне другую колбочку, в которой плескалась мерзкая – и это было видно с первого взгляда – жидкость.
– Вкусняшка, говорите? – с подозрением посмотрела я на Ирвина. А про себя подумала, что молодежный жаргон нашего мира получил уже в империи Тигвердов достойное распространение. Наверняка это слово – результат общения с Феликсом.
– Вероника, – распорядился его величество, морщась от того зелья, что ему выдали. – Пейте!
– Хотите, чтобы мы страдали за компанию? – укоризненно посмотрела я на него.
– Конечно, – довольно кивнул он мне. – Я же тиран и деспот.
Зажмурилась. Выпила. Если не смотреть на мерзкий внешний вид, то зелье на вкус оказалось не таким уж и ядом…
– Перед сном выпьете еще вот это. – Ирвин с гордостью кивнул на еще одну прозрачную колбочку еще более отвратного вида.
– Слушайте, а почему вы емкости делаете прозрачными? – спросила я. – Ведь было бы гораздо проще, если бы не видно было, что пьешь…
– Никогда об этом не задумывался, – с полнейшим равнодушием к моральным терзаниям пациентов отозвался главный придворный целитель. – Оставляю вам целый кувшинчик с успокоительным. Пейте сами и поите всех подряд.
На этом Ирвин откланялся.
– Что в письме? – тут же повернулась я к Ричарду.
– Вы же несколько часов провели на скале в обнимку с этим письмом.
– Как я буду читать? Оно же вам адресовано, – обиженно посмотрела я на него.
В ответ он протянул мне лист бумаги.
– Читайте.
– А лучше вслух, – распорядился император. – Мне вот тоже интересно, за что я буду молодого человека известной фамилии на рудники отправлять.
– Если он в живых останется, – откликнулся на фразу императора его сын. В его голосе смешались и раздражение, и гнев, и жалость…
– Давайте сюда письмо, – приказал император. – Буду читать.
Я передала ему листок бумаги, Фредерик сначала пробежал его глазами, покачал головой. Потом стал читать.
«Милорд Верд!
Я виноват. Во лжи и предательстве. И тем убийственнее, что виноват я в этом по отношению к вам, к человеку, которого я безмерно уважаю.
Все началось летним днем, когда я впервые увидел вашу новую экономку. Веронику… Вы же знаете, я всегда скептически относился и к самому понятию любови, и к тому, что ради нее можно совершать какие бы то ни было безумства… Можно. Оказывается, можно.
Наши встречи. Наши чувства. Я понимал, что ничего из этого не выйдет. Девочка-сирота из провинциального городка – и я, наследник древнего рода. Глупость же! Но никто из нас не боролся с собой. Да, наверное, это было и бессмысленно.
Правда, что открылась мне в один момент, была и вовсе ужасна. Вероника оказалась не просто девочкой, по воле случая оказавшейся в вашем доме. Ее отправили к вам, чтобы шпионить. Кроме того, она должна была стать вашей любовницей – и в идеале понести от вас.
Откуда я это знаю?
Вот тут и начинается история моего личного предательства.
Однажды Вероника сказала мне, что ей надо уехать в столицу. Она так нервничала, так старательно рассказывала, что необходимо докупить какую-то мелочовку по лавкам… Я не мог не заподозрить ее.
Правда, заподозрил я ее в том, что в столице у нее есть еще кто-то. И, терзаемый ревностью, я отправился вслед за ней.
Ее отчитывал какой-то мужчина. Судя по голосу, не первой молодости. Он был в гневе. Хлестнул ее по щеке, грозил убить, если она не выполнит того, за чем ее послали к вам в дом.
Вероника плакала и пыталась объяснить, что милорд даже не смотрит в ее сторону, а просто забраться к нему в постель она не может. «Милорд Верд в гневе страшен», – говорила она и выражала уверенность в том, что подобный поступок вызовет его дикую ярость. В ответ она получила еще несколько пощечин и заверение в том, что она отправится рабыней в бордель. И тогда о гневе и ярости узнает все. Пока ее не заимеют до смерти, а уж об этом ее заказчики позаботятся.
Кроме того, ей сказали, что на ней заклятие и забеременеет она с первого раза.
И я понял, что, помимо всего прочего, Вероника, скорее всего, уже беременна. Ведь мы уже были близки.
Что мне оставалось делать? Я проследил за мужчиной, который с ней разговаривал. И убил его. Безо всяких сожалений, как бешеную собаку. Дело не завели потому, что я обставил все как сердечный приступ. Все как нас учили. Потом я кинулся вслед за Вероникой. Но было уже поздно. Напуганная девочка уже оказалась в вашей постели. В ту самую ночь, когда вы вернулись пьяный, как никогда раньше.
Что я почувствовал? Ярость. Ревность. Отчаяние. Я хотел ее убить. Я хотел убить вас. Особенно за то, что вы были в бешенстве оттого, что это нежное, чистое существо отдало вам себя. Пусть не по своей воле… А вы были недовольны.
Я перехватил Веронику, когда она убегала. Я смотрел ей в глаза и не понимал, что мне делать дальше. Я проявил малодушие. Дал денег, прикрыл магически и отпустил. Я не смог выдать ее вам, понимаете… просто не смог.
Теперь она мертва. Я – предатель. А моя дочь у них.
Я прошу прощения за тот переполох, который поднял: мне необходимо было переговорить с миледи Вероникой, а просто так к ней было не подойти.
За предательство прощения не прошу – прекрасно понимаю, что и смерть не искупит этого. Все, что мне остается, – это попытаться спасти своего ребенка.
За сим и остаюсь вашим благодарным учеником.
Смолк голос его величества. Мы подавленно молчали.
– Идиоты, – высказался Фредерик. – Оба. Он – влюбленный дурак. А ты…
Он раздраженно посмотрел на сына:
– Ты когда-нибудь будешь видеть то, что происходит вокруг?
– Да мне и в голову не могло прийти… – растерянно проговорил Ричард. – Я вообще летом в поместье практически не жил. Сборы в Академии, мы на юге были. Потом я в Северной провинции порядок наводил. Губернатор там проворовался и всячески следы заметал. Людей Крайома, что занимались расследованиями, положили. Мы с военными присоединились к расследованию, пришлось вести его уже своими методами.
– Ага… В провинции порядок он навел. А в собственном доме? Ты понимаешь, что было бы…
– Понимаю.
– А я – нет, – влезла я.
– При соответствующем ритуале с помощью крови младенца рода – если он рожден от старшего сына – можно уничтожить не только отца, но и всех членов рода.
– Необходимы лишь кровь и частицы плоти тех, кого запланировано убить.
– То есть… Если бы ребенок был от тебя, – я повернулась к Ричарду, – то можно было бы убить… вас всех?
– И меня, и отца, и Брэндона, – кивнул командующий Тигверд. – Такими свойствами обладает кровь новорожденного младенца.
– Это же кошмар…
– Именно. Поэтому те, в чьих жилах течет кровь с примесью магии, практически никогда не заводят незаконнорожденных детей. И осуществляют беспрецедентные меры защиты для своих потомков. Особенно до трех месяцев, пока кровь ребенка годится для ритуала.
– Получается, что граф помог скрыться любимой, а я – своим интересом – выдала ее местоположение… – прошептала я.
– Не бери на себя чужую вину, – обнял меня Ричард. – Мне надо было быть внимательнее… А моему ученику – довериться мне.
– А нам всем, – злобно прошипел император, – лучше искать заговорщиков. Пока они нас переигрывают. И у них не все получается только лишь из-за каких-то нелепых случайностей. Вот скажи, сын, а откуда ты вообще взял такую замечательную прислугу?
– Из агентства по найму, – пожал плечами милорд. – Откуда же еще?
– Веронику ты вообще отыскал на скамейке в парке, – проворчал император.
– И счастлив этим.
– Ну да… Если учесть, какие профессиональные кадры тебе выдавали в агентстве… Лучше уж первых попавшихся в дом приводить. Безопаснее будет. Простите, миледи, это я не в ваш адрес, – чуть склонил голову его величество.
– Я распорядился, – спустя короткое время проговорил Ричард, – хозяйку агентства доставят на допрос.
– Хорошо. Ко мне уже вызвали графиню Троубридж – матушку нашего кадета. Со мной, я думаю, она сотрудничать будет. – Император поднялся. И резко вышел, не прощаясь ни с кем.
Глава 17
– Обращаю ваше внимание, миледи! Я пошел работать в службу милорда Милфорда потому, что хочу служить своей Родине. Кроме того, для того чтобы это осуществить, я пренебрег пожеланиями отца и вынужден терпеть пренебрежение своих родственников. Работа в контрразведке – не самое почетное занятие. И что получается? Я фотографирую восемнадцать одинаковых платьев?!
– Они совершенно разные, господин Хикс, – сдержанно заметила Луиза.
– Но они все – желтые! – возмутился фотограф.
– Господин Хикс, прекратите истерику и давайте продолжим. С лимонным, янтарным и платьем для выхода в свет цвета салмы мы закончили. Теперь переходим к моделям персиковых оттенков, потом завершим бальной серией – цвет шампанского и бежевый. Будьте так добры – соберитесь, у нас много работы! – ледяной голос герцогини Борнмут окатил контрразведчика.
Тот увидел меня и воззвал о помощи:
– Миледи Вероника!
Стоило нам войти в редакцию «Имперской правды», как мы услышали возмущенный голос взбунтовавшегося фотографа.
– Господин Хикс, – тихо сказала я, – сегодня такой тяжелый день. Пожалуйста. Перестаньте.
Мама и Джулиана согласно кивнули, и мы прошли в большой кабинет. Мужчин-журналистов еще утром отправили собирать материал в приют. Джулиана рвалась с ними, но я ее не отпустила. Мало ли что.