Во как! Высказался так высказался… Я вдохнула воздуха, чтобы ответить этому наследному болвану что-нибудь такое же патетическое… Но тут Джулиана всхлипнула и сорвалась с места.
У-у-у… Как все запущено.
Я с насмешкой посмотрела на бледного и растерянного принца, как-то разом превратившегося в человека. И протянула издевательски:
– Брэндон, вы – болван!
Он даже спорить не стал.
– Принять искреннее беспокойство за… Просто болван.
На этом я и удалилась.
Остановилась, чтобы попросить у Ирвина какой-нибудь вкусный и полезный спазмалитик. Поотбивалась, потому что он немедленно решил, что моей жизни угрожает опасность. Тихо проворчала причину, по которой обратилась. С удовольствием понаблюдала за алыми ушами целителя – а я-то думала, что у них на смущение иммунитет.
Рассмеялась и отправилась в тот зал, что нам выделили для работы.
Джулиана не плакала, хотя глаза у нее были красные. Она сосредоточенно перебирала фотографии. Мама посматривала на нее с интересом, но вопросы не задавала.
– Наташа у себя, – сообщила мне мама. – Сказала, что ее ни для кого нет – у нее текст пошел.
– Вот и славно, – кивнула я. – Наши мужчины в разгоне?
– Да. Они собирают материал для внеочередного выпуска газеты. Решили снова выпустить его во вторник.
– А новости провинций? – поинтересовалась я.
– Обещали что-нибудь придумать.
– Мам, займись новостями, которые Брэндон должен сообщить журналистам. Нам надо показать, что пресс-служба работает. И работает титанически. Кстати, надо штат набрать. Он ему полагается. Следовательно, пускай кого-то в помощь нам откомандировывают. А то у нас и своих дел – невпроворот!
– Хорошо, – кивнула мама. – Только к мужчинам пока лучше не лезть…
– Вот-вот, – перебила ее мрачная и расстроенная Джулиана. Но сразу опомнилась и быстро сказала: – Простите.
– Нам его высочество нахамил, – пояснила я. – Он ранен, мы отправились его проведать. Он и вызверился.
– Девочки, какие же вы глупые, – покачала головой мама. – Мужчины любят, когда они – герои. Самые сильные, самые умные, короче, самые-самые… А бедный принц сейчас ранен – следовательно, слаб. И от Ричарда с отцом отполучал за свои подвиги. И жизнью других за его жизнь заплачено. А тут вы… и он – бледный и немощный.
– Все равно это не повод хамить, – не согласилась я.
– Не повод, – не стала спорить мама.
На Джулиану этот разговор подействовал благотворно. Она хотя бы перестала сопеть, как обиженный ежик. И стала рассматривать фотографии без четко выраженного в глазах желания их спалить.
Мы с мамой переглянулись и присоединились к ней.
Что и говорить, Брэндон хорош! Настоящий принц. Особенно если сравнивать его с родственниками – подавляющим своей мощью отцом и мрачным, как смерть, Ричардом.
Вот он по-мальчишески задорно улыбается. У меня сложилось ощущение, что именно в этот момент он смотрел на Джулиану, задававшую ему какой-то вопрос.
Вот принц делает выпад шпагой – и на снимке видно, что он и силен, и изящен.
Вот он в группе своих сотоварищей проходит полосу препятствий. Все замызганные, вымотанные, но веселые.
Вот он танцует, читает, спорит. О чем-то задумался, что-то рассказывает, набивая чем-то картонный тубус. Наверное, готовится к запускам фейерверков, до которых сейчас, увы, никому нет дела.
– Он просто злится, считая, что он слабее и отца, и старшего брата, – тихо сказала мама. – Не сердись на него, девочка. Хотя… если у вас отношения…
И мама печально покачала головой.
Джулиана покраснела.
– Я глупа и смешна, – тихо проговорила она.
– Нет, – отрицательно покачала головой мама. – Ты не глупа и не смешна. И принц вполне мог увлечься тобой. Вопрос в том, будешь ли ты счастлива с ним. Позволят ли вам быть счастливыми…
– А давайте-ка отправимся обедать, – предложила я. И разговоров я подобных не люблю – все равно каждый решает все для себя сам. И место для таких бесед было выбрано неудачно. Ну действительно, где еще беседовать о чувствах к наследному принцу, как не в Императорском дворце? Особенно после того, как Фредерик так внимательно рассматривал не к месту разволновавшуюся Джулиану.
Я распорядилась насчет обеда. Напомнила, что его величество тоже нуждается в пище, и не всегда только в духовной. Велела, если он во дворце, обязательно его покормить. Если его нет, узнать у секретаря, покормят ли мужчин вовремя.
Затем мы отправились втроем к Наташе, решив проконтролировать процесс и ее питания.
Преодолев сопротивление писательницы, которая капризничала и требовала, чтобы ее оставили наедине с ее вдохновением, мы вытащили ее на обед. Чтобы не заставлять женщину наряжаться и дать ей возможность остаться в уютной пижаме, я распорядилась, чтобы обед подали в ее комнаты.
– А после обеда все идут гулять в дворцовый парк, – велела я.
– Но ответил людоед: «Нет!» – решительно отвечала Наташа. – Сегодня меня никто из удобной формы одежды не вытряхнет. А если попытается, то много-много интересного текста не получит!
Поскольку мне было исключительно любопытно, что наша талантливейшая напридумывала еще и появился ли в тексте кто-нибудь, похожий на императора Фредерика, то я малодушно сказала:
– Ладно.
И добавила решительно:
– Но завтра обязательно. И ужинаешь ты с нами!
Разошлись мы уже около полуночи – если так пойдет дальше, то у нас все будет написано вперед на несколько месяцев. Постановили, что журнал будет выходить по вторникам, а газета «Имперская правда» – по пятницам. А еще срочные номера… Тоже, получается, по вторникам?
Додумались до слогана для газеты. «Правда и ничего, кроме правды» – звучало замечательно.
Все. В состоянии зомбика я потащилась в свои покои, радуясь бесконечно тому, что у меня есть Оливия, которая не только помогла мне с утра собраться и одеться, но и озаботилась, чтобы мы пообедали и поужинали. Она же помогла мне раздеться. Потом душ – и я рухнула.
В скором времени я поняла, что мало устала. Заснуть я не могла. К этому примешивалось мерзкое самочувствие и ледяные конечности, которые, как я ни крутилась под одеялом, согреть не получалось.
И шерстяные носки вместе с волшебным саквояжем, в котором могло появиться все, что ты представишь, остались в нашем с Ричардом городском доме.
Я всхлипнула от острой жалости к себе. И тут раздался родной голос Ричарда. Ворчливый.
– И вот что тебе не спится?
– Ты пришел, – прошептала я.
– Часа на три-четыре, – теперь в голосе появилась насмешка. – Дай полотенце, я в душ.
Поднялась, дала ему все что требовалось.
– Я сейчас, – сказал Ричард.
От него веяло усталостью. Каким-то остервенением. Мне показалось даже, что от его одежды пахло кровью.
Вернулся он быстро, расчесывая по пути волосы, чтобы высохли.
– Я очень хотел забросить вчера все дела. Я чувствовал, как ты ворочаешься, думаешь и не можешь заснуть. По большому счету, – Ричард нежно меня поцеловал, – тебя сейчас не стоило оставлять одну. Но…
– Ничего. – Я прижалась к нему.
– Ты дрожишь? Заболела?
– Нет. Никак не могу согреться. И заснуть.
– Иди ко мне, я тебя согрею.
И через мгновение, прижав мои ледяные руки и ноги к себе, добавил:
– Ледышка. Жуткая ледышка.
– Зато ты – горячий. – Глаза стали закрываться у меня сами собой.
Я чувствовала, как он улыбается. Потом его руки стали меня поглаживать.
– Только никаких поползновений, – честно предупредила я.
Он тихонько рассмеялся, уткнувшись носом в мою макушку.
– А целоваться можно?
– Спать. Просто спать, – широко зевнула я.
– Слушаюсь, – вроде бы согласился он, но заворочался и спросил: – Ника, мне доложили, что ты просила обезболивающие у Ирвина. Что-то серьезное – и ты решила скрыть это от меня?
– Нет.
– Тогда – что?
Я скривилась:
– У меня женские недомогания, мне больно, я ненавижу весь мир. Не могу согреться. Достаточно?
– Меня ты тоже ненавидишь?
– Тебя в первую очередь, – согласно кивнула я.
– А меня-то за что?
– Поясняю. У меня женские недомогания, – повторила я.
Через какое-то время я поняла, что ничего не происходит. Я по-прежнему лежала спиной к Ричарду, а он… Почему-то только сопел. Обиженно. Таких звуков в исполнении командующего Тигверда мне еще слышать не приходилось, поэтому стало дико интересно: а что, собственно, происходит?
Я развернулась к нему. И вопросительно посмотрела. А потом еще и спросила:
– И что?
– Я был уверен… Я был просто уверен. Раз я пошел на поводу у твоих желаний. И… почему?
И он требовательно уставился мне в глаза.
Я погладила его по щеке.
– Колючий, – улыбнулась я. – И пыхтишь, как еж.
– Кто? – как-то не оценил перевода темы Ричард.
– Могучий, боевой и очень непонятный. Еж.
Ричард закрыл глаза. Обнял меня, прижал к себе, словно боялся, что я убегу и забаррикадируюсь. Прижался щекой к моему виску и тихо проговорил:
– Я был уверен, что не сегодня, так завтра ты сообщишь мне, что ждешь ребенка.
– Даже так?..
– Ты злишься?
– Значит, пошел на поводу у моих желаний… – протянула я.
– И у своих тоже, – по-прежнему тихо проговорил он. И я вдруг поняла, как он вымотан. Насколько он устал. И император говорил о том, что Ричарда ранили.
– Тебя хоть кормили сегодня?
– Шутишь? Во-первых, у военных обед по расписанию. И Джон в боевых условиях… Он организует все четче и быстрее, чем в поместье. Не пирожки и блинчики, конечно…
Я усмехнулась, вспомнив его личного слугу. Да уж, если господин Адерли присматривает за милордом, то беспокоиться действительно не о чем. Я потерлась щекой о его щеку. И спросила:
– А во-вторых?
– Твое обращение с требованием найти всех нас и накормить. Отец смеялся: «Распоряжения миледи Вероники исполняются быстрее, чем мои собственные». Ты не представляешь, какой был переполох.