, может, она им сигналит. А возможно, это лишь укус насекомого, который вызывает куда более существенную реакцию. Дно Запределья только что отступило, как прибой перед цунами. – Контрмера воссияла красно-оранжевым огнем, колючки и дуги ее цепко вонзились в Фама. – А теперь, когда мы себя вытащили за волосы в приличную Зону из этого болота… теперь начнется веселье. Ой, как бы Старик повеселился! Заглянуть дальше Сил – за такое и умереть, пожалуй, не жалко.
На запястье Равны обновлялись отметки позиций флота. Погибель невиданно ускорилась.
– Пять минут, Фам. – И это при том, что они еще в тридцати световых годах.
Смех.
– А-а, Погибель тоже знает. Именно этого она и боялась. Это ее и убило в ту эпоху. Она мчится вперед, но уже поздно. – Сияние посветлело; похожее на световую маску лицо Фама словно расслабилось. – Что-то… очень далекое… услышало меня, Равна. И оно приближается.
– Что? Что приближается?
– Прилив. Величайший. Тот, который нас накрыл, покажется ласковой волной. В такие события никто не верит, потому что некому их зарегистрировать. Дно взлетит выше флота.
Внезапное понимание. Внезапный прилив дикой надежды.
– И они здесь застрянут, правда?
Значит, Кьет Свенсндот сражался не зря, и совет Фама не был бесполезен. Во всем Погибельном флоте не осталось ни одного корабля с ионными прямоточными двигателями.
– Да. Они в тридцати световых годах. Мы уничтожили все их быстрые суда. Они сюда тысячу лет ползти будут… – Артефакт вдруг сжался, Фам застонал. – Времени мало. Мы в максимальном понижении. Когда придет прилив, он… – Снова болезненный стон. – Я его вижу! Клянусь Силами, Равна, он взлетит высоко и продлится долго.
– Как высоко, Фам? – тихо спросила Равна. Она думала обо всех цивилизациях над ними. Там бабочки и те предатели, кто поддержал погром на Сьяндре Кей… И триллионы других, мирно торящих себе путь к вершине.
– На тысячу световых лет? Десять тысяч? Не уверен. Призраки Контрмеры, Арне и Сьяна, полагали – так высоко, что заденет Трансценденцию, закуклит Погибель там, где она засела… Вероятно, это и случилось Прежде.
Арне и Сьяна?
Конвульсии Контрмеры замедлялись. Свет ее ярко вспыхивал и гас. Ярко вспыхивал и гас. Она слышала хрип Фама с каждым мгновением тьмы. Контрмера, спаситель, который погубит миллионы цивилизаций. И прямо сейчас – человека, который ее запустил.
Почти неосознанно она потянулась к Фаму, отталкивая эту штуку. Но поднялась гребенка лезвий и преградила ей путь.
Фам смотрел на нее и пытался что-то вымолвить.
Потом свет погас окончательно. Отовсюду вокруг из мрака донесся шипящий звук и пришел усиливающийся горький запах, который Равна потом так и не сумела забыть.
Фам Нювен боли не испытывал. Последние минуты его жизни не поддаются никакому описанию, пригодному для Медленной Зоны или даже Запределья.
Так что попробуем метафоры и аналогии. Это было как… это было как… как если бы Фам со Стариком стояли на широком пустынном пляже, а Равна и Когти копошились у их ног. Планеты и звезды стали песчинками. Море ненадолго отступило, позволяя яркой мысли проникнуть туда, где раньше господствовала тьма. Но Трансценденция будет коротка. На горизонте уже громоздилась, возвращаясь, темная стена выше гор: море накатывало обратно. Он воззрился на эту громаду. Фам, богосколок и Контрмера погружения не переживут даже по отдельности. Они вызвали катастрофу, превосходящую всякое разумение, и погрузили значительную область Галактики в Медленную Зону: глубоко, как Старую Землю, и столь же основательно.
Арне, Сьяна, страумеры и Старик отомщены… и Контрмера исполнена.
А Фам Нювен? Инструмент, который был использован и теперь будет выброшен. Человек, которого не было.
Нахлынул прилив, унося их в глубины. Вниз, прочь от сияния Трансценденции. Снаружи снова засияло солнце планеты Когтей, но в разуме Фама смыкались все створки, а чувства сводились к зрению глазами и слуху ушами. Он чувствовал, как уползает в небытие Контрмера, выполнив задание без единой сознательной мысли. Призрак Старика продержался чуть дольше, отступая и возвращаясь вместе с колебаниями мыслительного потенциала. Но самосознания Фама он не отключил. В первый раз он не оттеснил его прочь. В первый раз он касался поверхности разума Фама нежно, как человек, поглаживающий верного пса.
Но ты не пес, ты скорей храбрый волк, Фам Нювен.
Оставались секунды до полного погружения в Безмысленные Глубины, где умрут навеки слитые воедино тела Контрмеры и Фама Нювена. Воспоминания смешивались. Дух Старика отступил, показывая скрытые все это время факты.
Да, я построил тебя из нескольких тел в Кладовке Маршрутизатора. Но лишь один разум и один набор воспоминаний я мог оживить. Сильного, отважного волка – такого сильного, что я бы тебя ни за что не обуздал, сперва не заронив в тебя сомнения…
Где-то падали барьеры. Отказывали последние меры контроля Старика – а может, то был его прощальный дар. Сейчас уже было не важно, что там говорит призрак, ибо Фам Нювен узрел истину непреложную.
Канберра, Синди, века странствий с Чжэн Хэ, последний полет «Дикого гуся». Все это было на самом деле.
Он поглядел на Равну. Она столько для него сделала. Она столько вытерпела. И, даже не веря ему, она его полюбила.
«Все в порядке. Все в порядке. – Он пытался дотянуться к ней, сказать ей. – Я настоящий, Равна!»
Тогда Глубины навалились на него всей тяжестью, и больше он ничего не узнал.
В дверцу люка снова стучали. Она услышала, как Странник идет туда. Внутрь проник свет.
Джефри завопил:
– Солнце вернулось! Солнце!.. Эй, а чего тут так темно?
Странник:
– Артефакт, ну, та штука, которой помогал Фам, выключился.
– Вы чё, вырубили весь свет? – Люк полностью откинулся, внутрь просунулась голова мальчика, очерченная сиянием факела вместе с несколькими щенячьими мордами. Он пролез в люк, девочка следом. – Выключатель вон там, видишь?
С закругленных стен пролился мягкий белый свет. Все как обычно, все по-человечески, кроме… Джефри застыл как вкопанный, прижав ладонь ко рту, с глазами навыкате. Обернулся и приник к сестренке.
– Что это? Что это? – спросил его голос из открытого люка.
Равне захотелось ослепнуть. Она упала на колени.
– Фам? – тихо позвала она, зная, что ответа не будет. Останки Фама Нювена лежали внутри Контрмеры. Артефакт перестал сиять. Истерзанный контур его потемнел и скорчился. Сейчас он больше всего походил на обгоревшую корягу… но коряга эта сжимала лежащего человека и нанизала его на себя. Крови и огарков не было. Там, где артефакт проткнул Фама, остались пепельные пятна; плоть и машина сливались воедино.
Странник подошел и ткнулся носами совсем рядом с недвижным артефактом. В воздухе по-прежнему висела горькая вонь. Пахло смертью, но не обычной гнилью: тут умерло создание из плоти и чего-то иного.
Равна глянула на запястье. Информация на дисплее упростилась до нескольких строк символов и цифр. Ультрадвигателей не обнаружено. «Внеполосный-II» сообщал о трудностях с навигацией. Они были глубоко в Медленной Зоне, вне досягаемости любой помощи, вне досягаемости Погибельного флота. Она посмотрела в лицо Фама.
– Ты это сделал, Фам. Ты это и вправду сделал, – сказала она тихо, самой себе.
Дуги и петли Контрмеры истончились и стали хрупкими. А тело Фама Нювена стало их частью. «Как разломить эти дуги, не разбив?..» Странник и Йоханна мягко увлекли Равну прочь из каюты контейнеровоза. Следующие несколько минут изгладились из ее памяти, и как выносили тело, она тоже не запомнила. Синепанцирь и Фам погибли безвозвратно.
Потом все оставили ее. Не от недостатка сочувствия, но потому, что катастрофы, странные события и чрезвычайные ситуации были в изобилии. Следовало позаботиться о раненых. Не исключалась вражеская контратака. Воцарилось великое смятение, и отчаянно требовалось навести порядок. Она всего этого почти не замечала. Для нее завершилось долгое отчаянное бегство, и силы ее окончательно покинули.
Равна просидела на ступенях трапа, наверное, бо́льшую часть дня, в молчаливом бездумном горе, едва осознавая, что Зеленожка включила ей через данник свою песню моря. В конце концов до девушки дошло, что она уже не одна. И дело было не только в заботе Зеленожки. В какой-то момент вернулся мальчик. Он сидел рядом с Равной, а вокруг рассыпались щенки и тоже молчали.
Эпилоги
Мир снизошел на земли, составлявшие некогда домен Шкуродера. По крайней мере, вражеских стай видно не было. Кто бы ни отвел их с поля боя, маневр был выполнен искусно. Шли дни, из берлог начали выбираться испуганные крестьяне. Те, кто не был ошарашен случившимся, в основном радовались падению старого режима. Жизнь возвращалась на поля, крестьяне делали, что могли, спасая остатки урожая после самого страшного за последнее время сезона пожаров и величайшей битвы в истории этих земель.
Королева послала гонцов на юг возвестить о победе, но возвращаться, казалось, не торопилась. Войска ее помогали крестьянам и всячески старались не слишком отягчать их своим присутствием. А еще рыскали по цитадели на Холме Звездолета и старой твердыне на Тайном Острове. В подвалах замка обнаружились подтверждения жутким рассказам, годами ходившим из уст в уста. И никаких следов исчезнувшей армии. Местные наперебой делились собственными наблюдениями, в большинстве своем зловещими: многие считали, что Шкуродер, уходя в Республику, оставил на севере редуты. Там были войска, хотя, по слухам, Стальной давно уже отозвал эти силы и бросил в бой. Крестьяне северной долины заявляли, что видели отступление шкуродерников. Некоторые клялись, что встречали Шкуродера то там, то сям, точнее, встречали двойки и синглеты в одеяниях цветов Владыки. Даже местные относились к таким историям с сомнением – в самом деле, что за россказни: Шкуродер-де рассыпался повсюду, разбился на разделенные километрами синглеты и координирует отступление. Равна и королева этим рассказам верили: у них на то были свои причины. Но проверять истинность слухов было бы глупо. Экспедиционный корпус древорезчиков был невелик, а леса и долины тянулись к северу более чем на сто километров, до места, где к морю спускались Ледовые Клыки. Этих мест Древорезчица не знала. Если Шкуродер укреплял территорию десятилетиями (а у стай это было обычным делом), стоило ожид