– Ш-ш-ш!
Он начал было отворачиваться, но девочка схватила его за одну из курток.
– Глупышка, – наконец отозвался он. – Награда для целой стаи. Один элемент выходит ее получить. Если выйдет больше – сдуреют.
Ага. Одна за другой три стаи «выдвинули» элемента принять награду. Некоторые шли четко, как солдаты-люди в исторических анимациях. Другие начинали движение бойко, но затем сбивались с шага и робели, приближаясь к Древорезчице.
Наконец Йоханна не выдержала:
– Щ-щепетильник, а когда нам медали дадут?
На этот раз он даже не обернулся, всеми мордами глядя на королеву.
– В последнюю очередь, конечно. Мы с тобой выжгли гнездо и спасли саму Древорезчицу.
Он весь дрожал от напряжения. И был безумно испуган. Внезапно Йоханна догадалась почему. Видимо, Древорезчице нетрудно сохранять рассудок в присутствии только одного элемента другой стаи. Но работает ли это в обратную сторону? Отослать одного своего элемента в другую стаю означало частично лишиться разума и положиться на милость этой стаи. Если так посмотреть… что ж, Йоханне вспомнились исторические романы, которые она любила проигрывать. На Нюйоре, в Темные века, дамы, удостоенные аудиенции у королевы, по обычаю отдавали ей меч и преклоняли колено. Так они изъявляли верность. Здесь то же самое, но, взглянув на Щепетильника, Йоханна поняла, что церемония хотя и чисто формальная, однако устрашающая.
Еще три медали обрели владельцев, а затем Древорезчица пробулькала аккорды, слагавшие имя Щепетильника. Командующий артиллерией стоял прямой, как палка, издавая тонкий жалобный свист.
– Йоханна Ольсндот, – проговорила Древорезчица и добавила на своем языке: выйдите, мол, вперед.
Йоханна встала. Щепетильник и элементом не повел.
Королева засмеялась человеческим смехом. Она держала две полированные броши.
– Йоханна, я тебе потом на самношке все объясню. Просто выйди вперед с одним из элементов Щепетильника. Щепетильник?
Неожиданно они очутились в центре внимания, под тысячами взглядов. Порыкивание и фоновая болтовня прекратились. Йоханна себя так неуютно не чувствовала с тех пор, как играла первую колонистку в школьной пьесе «Высадка». Наклонясь так низко, что могла бы коснуться головой одного из элементов Щепетильника, она позвала:
– Пойдем, парень. Мы с тобой великие герои.
Тот вылупился на нее:
– Не могу. – Почти неслышно. Щегольские эполеты и задор удальца не могли скрыть истинных чувств. Щепетильник был напуган до смерти. И не сцены он боялся. – Я не могу себя снова разрывать так скоро. Я не могу.
Позади них раздалось бульканье: то были артиллеристы Щепетильника. «Всех Сил ради, лишь бы они против него не повернулись! Добро пожаловать в средневековье. Вот же идиоты. Щепетильника на фрагменты разнесло, а он им задницы спас, и теперь…» Она обняла его двойку руками за плечи:
– Мы это вместе сделали, ты и я. Помнишь?
Головы кивнули.
– Кое-что. Та часть меня была одна… ни за что бы сама это не сделала.
– Правильно. Как и я. Но вместе мы выжгли волчье гнездо.
Щепетильник мгновение глядел на нее, вращая глазами.
– Да. Мы это сделали. – Он поднялся на лапы, резко дернул головами, так что заглушки хлопнули. – Да! – И придвинул к ней Белоголового.
Йоханна выпрямилась. Они с Белоголовым вышли на открытое пространство. Четыре метра. Шесть. Она слегка поглаживала элемента по шее. Отойдя от остального Щепетильника на двенадцать метров, Белоголовый сбился с шага. Поднял голову, помотал ею, озираясь, увидел Йоханну и двинулся дальше, медленней.
Йоханна мало что запомнила из церемонии, потому что смотрела в основном на Белоголового. Древорезчица произнесла длинную непонятную фразу. Каким-то образом у них на воротниках появились богато украшенные резьбой деревянные медали, и они пошли обратно к остальному Щепетильнику. Потом девочка снова осознала присутствие толпы. Те растянулись под пологом леса, насколько хватало глаз, и каждая стая весело приветствовала их, а громче всех кричали Щеповы пушкари.
Полночь. Тут, на дне долины, в нескончаемом дне бывала пора, когда солнце на три-четыре часа опускалось за северную стену. Не ночь, даже не сумерки. Дым пожаров на северной стене сгустился. Йоханна могла обонять его.
Она прошла от бивуака пушкарей к центру лагеря и палатке Древорезчицы. Там было тихо; она слышала, как пищат в кустарниковой поросли какие-то зверушки. Празднество продлилось бы дольше, но все понимали, что уже через несколько часов придется взбираться на северную стену ущелья. Поэтому веселье уже почти улеглось, лишь кое-где раздавались взрывы хохота или попадалась навстречу стая навеселе. Йоханна шла босиком, перекинув через плечо сапоги. В такую засуху подошвам было приятно ступать по мягкому мху. Сквозь разрывы в лесном пологе проступало затянутое дымом небо. Удалось почти забыть то, что произошло, и отвлечься от того, что предстояло.
Стражники, охранявшие палатку Древорезчицы, не остановили девочку, лишь окликнули вполголоса. Ну да, не так уж много людей тут слоняется. Королева высунула морду наружу:
– Заходи, Йоханна.
Древорезчица расселась в своей обычной позе, кружком, со щенками в центре. Было совсем темно, лишь немного света проникало от входа в палатку. Йоханна плюхнулась на подушки, где привыкла спать. Весь день и вечер после награждения она выжидала момента поговорить с Древорезчицей по душам. Но… пушкари на пиру были так счастливы. Йоханна не решилась разрушать атмосферу.
Древорезчица склонила голову, глядя на нее. Двое щенков повторили движение.
– Я тебя видела на пиру. Ты трезвенница. Еда наша тебе в основном подходит, но пива ты не пьешь.
Йоханна передернула плечами. «И вправду, почему?»
– Детям не положено выпивать, пока им не исполнилось восемнадцать.
Таков был обычай, и родители ему следовали. Йоханне пару месяцев назад сравнялось четырнадцать; Данник напомнил ей об этом в точный час. Она задумалась. Не случись всего этого, живи она, как прежде, в Высокой Лаборатории или на Страумлианском Просторе, старалась бы удрать с подружками из дому, вкусить запретных плодов? Вероятно, да. Но здесь, где она предоставлена самой себе и уже прослыла великой героиней, она и капли в рот не взяла… Может, потому, что мамы с папой тут нет и, если следовать их пожеланиям, они вроде как рядом. На глаза навернулись слезы.
– Мм. – Древорезчица вроде бы не заметила. – Странник тоже так говорил. – Она потыкалась носами в щенят и усмехнулась. – Думаю, в этом есть резон. Этим двоим пива не дают, пока они не подрастут, хотя сегодня вечером они наверняка от меня чуток насосались. – В палатке слегка пахло пивом.
Йоханна резким движением утерла слезы. Ей не хотелось сейчас говорить о подростковых проблемах.
– Ты знаешь, сегодня ты со Щепетильником нехорошо поступила.
– Я… да. Но я с ним это предварительно обсудила. Он не хотел, но мне показалось, что он… упрямится, правильное слово? Если б я знала, как ему тяжко, то…
– Он там на глазах у всех чуть не распался. Если я правильно понимаю, это его опозорило бы, разве нет?
– Да. Честь в обмен на верность на глазах равных себе – это важно. По крайней мере, так правлю я. Странник или Данник, вероятно, подскажут дюжину других способов управления. Пойми, Йоханна, мне нужен был этот акт Обмена, и вы со Щепетильником должны были при нем присутствовать.
– Да, я знаю. Мы двое спасли ваши задницы.
– Прикуси язык! – Голос ее стал жестче, и Йоханна вспомнила, что говорит со средневековой королевой. – Мы в двух сотнях миль от моих границ, почти в сердце домена Шкуродера. Через несколько дней мы столкнемся с врагом и в большинстве своем погибнем неизвестно за что.
У Йоханны внутри все оборвалось. Если не получится пробиться на корабль и закончить начатое родителями…
– Пожалуйста, Древорезчица! Оно того стоит!
– Я понимаю. И Странник понимает. Большинство членов Совета соглашаются с нами, хотя и не без оговорок. Но Совет говорит с Данником. Мы видели ваши миры, видели, на что способна ваша наука. С другой стороны, мои подданные, – она махнула головой в сторону лагеря за выходом из палатки, – следуют за мной, потому что верят, а еще из преданности. Для них положение смертельно опасное, а цель не вполне ясна. – Она помолчала, хотя двое щенят еще мгновение принужденно жестикулировали. – Я, если честно, не понимаю, как вы убеждаете свой народ идти на такой риск. Данник рассказывает о воинской повинности.
– То было на Нюйоре, в давние времена.
– Не важно. Суть в том, что мои войска тут, потому что они верны мне, по большей части – именно мне лично. Шестьсот лет я оберегала их; воспоминания и предания ясно свидетельствуют об этом. Я не единожды видела сокрытую опасность, и не единожды советы мои спасали тех, кто к ним прислушивался. Вот что держит здесь бо́льшую часть солдат и пушкарей. Каждый волен вернуться. Что они должны думать, если первое наше «сражение» произошло, когда мы, подобно неопытным… туристам… напоролись на волчье гнездо? Не окажись вы со Щепетильником волею счастливого случая в нужном месте в нужное время, я бы погибла. Странника бы убили. Наверное, треть армии бы тут полегла.
– Не мы, так кто-то другой, – тихо ответила Йоханна.
– Возможно. Хотя не думаю, чтобы кто-то другой отважился выстрелить по гнезду. Ты понимаешь, какой эффект это способно оказать на моих подданных? Если несчастный случай в лесу чуть не погубил нашу королеву и наше удивительное оружие, то что же сулит нам стычка с мыслящим врагом? Вот какой вопрос гложет многих. Если бы я на него не ответила, мы бы не вышли из этой долины, по крайней мере в северном направлении.
– И ты раздала медали. Верность за отвагу.
– Да. Но ты многого не поняла, потому что не владеешь нашим языком. Я там долго распиналась насчет их великого подвига. Я раздала медали серебряного дерева всем, кто проявил себя, отражая атаку. Это помогло кое-кого успокоить. Я снова толкнула речь насчет мотивов похода – о чудесах, обещанных Данником, и про то, как солоно нам придется, если Стальной продолжит в том же