— Ну? — спросил его Перепечко.
— Рыбин с кладовщиком из государственного склада на улице встретился и получил от него что-то.
Перепечко довольно потер руки:
— Кончик пойман! Теперь и всю веревочку вытащим.
— Куда поехал Рыбин?
— На копи, — ответил Еремеев, протирая слезящиеся глаза краем грязного рукава.
Перепечко был доволен своим «агентом» (как он называл своих доморощенных шпионов). Еремеев мелкий торговец и спекулянт, не брезговавший при случае и разбоем. Он сразу же согласился на предложение следить за Рыбиным, как обычно соглашаются на подленькое дело люди с нечистой совестью. К тому же здесь можно было поживиться.
Перепечко на листе бумаги карандашом провел короткую линию и с одного конца написал: «Рыбин», а с другого: «Безруков». От каждой фамилии он провел в стороны по новой черте и, полюбовавшись своей работой, запер лист в стол с полным убеждением, что вечером на листе появятся новые фамилии. Расчет его был верен.
…Рыбин в хорошем настроении подъезжал к копям. Он вез новую листовку я знал, Что шахтеры ждут его. Упряжка резво бежала по знакомой дороге, усыпанной угольной пылью. Рыбин вспомнил, как отвязался в прошлый раз от колчаковца. И теперь что-нибудь надо придумать. Приехав на свое обычное место, Рыбин, делая вид, что починяет порвавшуюся лямку, стал Ждать, когда подойдет Мальсагов. Время тянулось медленно, и Рыбину стало казаться, что за ним кто-то наблюдает. Кто? Несколько раз пробегал с тачкой угля Булат, но даже не посмотрел на Рыбина.
— Курить дашь?
По акценту Рыбин догадался, что это и есть Мальсагов, и торопливо и громко сказал:
—. Попрошайничаете тут все. Табака на вас не напасешься. Ну, в последний раз.
Он передал Мальсагову кисет и бумагу, в которой лежала листовка. Якуб свернул папиросу и, покуривая, отошел, унося с собой листовку.
Ни Рыбин, ни Якуб не заметили, что за ними внимательно наблюдали из окна пожарки Щетинин и дежурный милиционер у входа в шахту. Они переглянулись, когда Якуб брал у Рыбина кисет, а Щетинин ухмыльнулся.
Рыбин нагрузил нарты углем и уехал в Ново-Мариинск довольный, что выполнил поручение.
Якуб, покурив, бросил на снег окурок и направился к шахте. В это время его окликнул Щетинин:
— Мальсагов, зайди-ка!
— Чего надо? — нехотя откликнулся Якуб. У него появилось подозрение. Зачем он нужен Щетинину. Мальсагов быстро оглядел двор, но все выглядело обычным, и никакой опасности не чувствовалось, но идти в конторку с листовкой не хотел.
— Маклярен прислал цидулку какую-то, а я ни хрена не могу понять. — Щетинин махнул какой-то бумажкой над головой. — Прочти, ты же мастак их тарабарщину понимать.
Якуб успокоился. Он знал английский, и Щетинин не раз просил переводить записки американцев об угле, о товарах в лавку на копях. Мальсагов вошел в контору и сразу же понял, что попал в ловушку. Четверо милиционеров встали за его спиной. Опыт подсказывал Мальсагову, что надо держаться внешне спокойно. «Они видели, как я брал у Рыбина листовку», — догадался он, наблюдая за старшим милиционером Крючковым у двери. Мальсагов машинально подумал: «Броситься на Крючкова. Вместе с ним вышибить дверь и позвать на помощь шахтеров. Нет, не удастся».
Щетинин подошел к нему и, поправив очки, сказал:
— Выкладывай, что у тебя в карманах.
Мальсагов, представив, как сейчас чужая рука полезет к нему в карман, стремительно выхватил листовку и сунул ее в рот.
— Сожрет! — истошно закричал Щетинин. — Не давай ему жевать!
Сильный удар в лицо ослепил Мальсагова. Он едва устоял на ногах. Кровь хлынула из носа и разбитых губ. Якуб старался проглотить жесткий бумажный ком, но не мог. Его сбили с ног, сдавили горло, и мокрый полуизжеванный ком бумаги выпал… Якуб в отчаянии ударил кого-то ногой. Послышался крик. Но сильный ответный удар по голове лишил Мальсагова сознания… Когда оно вернулось, Мальсагов долго не мог понять, где он и что с ним происходит. Сильно болела и кружилась голова.
— Жив, большевистская сволочь, — послышался в темноте голос Щетинина, когда Мальсагов шевельнулся. Якуб плохо соображал, почему в конторке темно.
— Пить…
Голос был слабый и хриплый. Щетинин огрызнулся:
— Не сдохнешь.
Колчаковцы ждали, когда шахтеры улягутся.
Никто не видел, как в темноте Мальсагова погрузили на нарту и повезли под охраной двух колчаковцев в Ново-Мариинск.
В полночь Мальсагова втащили в кабинет начальника милиции. Здесь были Суздалев, Громов и Толстихин. Перепечко, увидев изуродованное лицо шахтера, засмеялся:
— Большевистский Нарцисс! Развяжите его.
Мальсагов едва сидел на стуле. Затекшие руки, ноги, казалось, одеревенели. Перепечко потряс перед глазами Якуба измятой листовкой:
— Часто от Рыбина такие получал?
— Листовку я нашел на снегу.
— А, на снегу… — Суздалев поправил пенсне и оживленно воскликнул: — Господа, давайте ему устроим снежную ванну. Она освежит ему память и поможет все вспомнить!
С Якуба сорвали одежду, вывели на улицу. Небо было в звездах. Мальсагова повалили и стали засыпать снегом. У Мальсагова захватило дыхание, тело обожгло холодом, казалось, бесконечные иголки впиваются в кожу. Суздалев, хихикая, прыгал вокруг него:
— Мерзни, мерзни, волчий хвост! — и подгребал снег. Вокруг шахтера выросла снежная гора.
Рыбин ложился спать, когда к нему пришел Еремеев и вежливо сказал:
— Господин Громов просит прийти в управление.
— Зачем… я… Громову, — испугался Рыбин, но тут же подумал, если бы его хотели арестовать, то прислали бы милиционера. И совсем Рыбина успокоили слова Еремеева: — Вас куда-то хотят послать.
Так Еремеева научил Перепечко. Он не хотел, чтобы утром в Ново-Мариинске узнали об аресте Рыбина. Это бы насторожило большевиков, и они могли бы скрыться. Перепечко решил их всех взять сразу.
Рыбин стоял перед колчаковцами, и выражение их лиц пугало его.
Рыбин не видел Мальсагова, который лежал у печки, отгороженной от него столом.
— Гражданин Рыбин, — спокойно и дружелюбно, с улыбкой сказал Перепечко, — мы были о вас лучшего мнения и даже думали предложить вам одну службу. А вы связались с большевиками, возите их листовки на копи.
— Я… я… — Рыбин никак не мог совладать с собой, нижняя челюсть у него отвисла и дрожала. Лицо покрылось испариной. Крупные капли пота появились на лбу. Наконец Рыбин выговорил. — Я… не возил…
В тот же миг, по знаку Перепечко, милиционер, стоявший за Рыбиным, ударил его кулаком в правый бок. Рыбин икнул, поднялся на носки и рухнул на грязный, затоптанный пол. Его белое лицо стало наливаться кровью, он с надрывом вздохнул, повернулся на бок и хотел встать.
— Помоги ему, — крикнул Перепечко милиционеру.
Рыбин стоял согнувшись. Боль в желудке проходила медленно. Перепечко, словно ничего не произошло, продолжал тем же тоном:
— А Мальсагов сказал, что вы привезли ему сегодня вот эту листовку. — Перепечко двумя пальцами поднял листок со стола. — Ведь она? Верно? Мальсагов сам сказал нам, что вы ему передали эту листовку. Верно, Мальсагов?
Мальсагов слышал, о чем говорит Перепечко, что отвечал Рыбин, но не мог пошевелиться. Когда Перепечко снова спросил: «Верно, листовку привез Рыбин, господин Мальсагов?», Якубу хотелось закричать: «Нет!», но не было сил.
— Вот он подтверждает, — засмеялся Перепечко.
Рыбин с ужасом смотрел на Мальсагова. Что с ним сделали?
— Не надо упрямиться, — продолжал уговаривать Перепечко. — Или я сейчас прикажу. Эй, милиционеры, раздеть Рыбина.
— Не надо, не надо! — закричал Рыбин и попятился назад.
— Кто вам давал листовки? — Перепечко взялся за карандаш. — Или же я прикажу вас так же разделать, как эту татарскую образину. Ну!
Рыбин покосился в сторону Мальсагова. Перепечко истолковал это по-своему и сказал милиционерам:
— Эту падаль в тюрьму. Пусть отойдет. Я с ним еще поговорю!
Мальсагова подхватили под руки и поволокли из кабинета.
Голова Якуба, покрытая запекшейся кровью, безвольно качалась.
Когда закрылась дверь, Перепечко повернулся к Рыбину, который остановившимся взглядом уставился на дверь.
— Теперь нам не помешают. Так кто вам давал листовки?
— Без-ру-ков, — заикаясь, произнес Рыбин. — Приказчик из склада.
— Не может быть! — воскликнул Громов.
— Именно так, — подтверждал Перепечко. — Заведующий складом Соколов сегодня мне кое-что любопытное о нем порассказал. Ну, об этом потом. — Перепечко опять обратился к Рыбину: — Как вы с ним познакомились, где? Кто с Безруковым дружит? С кем вы его видели?
Теперь Рыбин не мог остановиться. Он говорил и говорил. Перепечко торопливо все записывал.
— Великолепно! Если большевики узнают о вашей исповеди, — Перепечко постучал по листам допроса, — то они вас — жик! — Перепечко провел пальцем по шее. — Но мы спасем вас. Большевики не будут знать, что вы тут нам рассказали. Но услуга за услугу. Вы завтра встретитесь с Безруковым и все, что услышите, узнаете от него, расскажете мне. Понятно?
— Сейчас же арестовать большевиков! — закричал Громов.
Перепечко не обратил на него внимания. Он рывком поднялся со стула. Рыбин испуганно втянул голову в плечи, точно над ним была занесена рука для удара. Перепечко, не скрывая своего удовлетворения, говорил.
— Возможно, что большевики и проведают о том, что Мальсагов у нас в гостях и что вы заходили, а не поверят, что мы вас так без угощения отпустили. А я хозяин хлебосольный! — Перепечко указал двум милиционерам на Рыбина, и те, подойдя к нему, сорвали со стула и стали по лицу бить. Рыбин закричал:
— Я все сказал, все, что знаю… — он захлебнулся.
В кабинете все молчали. Лишь шумно дышали милиционеры и как-то глухо стонал Рыбин. Его лицо быстро превратилось в кровавую маску. Он не пытался защищаться. Колчаковцы с интересом следили за происходящим.
— Хватит, — остановил милиционеров Перепечко.
Рыбина бросили на стул. Он съехал на пол. Перепечко распорядился: