После бури
После масштабных восстаний июня – июля и их подавления логично было бы ожидать затишья в борьбе крестьян с советской властью. Но последняя не могла оставить деревню в покое, поскольку нужно было выполнять продразверстку. Ну а чтобы выкачать хлеба побольше, придумали новый ход: молоть зерно разрешали только на мельницах, где поставлены контролеры (остальные просто закрыли), и с каждого пуда муки изымали 4 фунта в пользу государства (10 %). Как отмечала в своем докладе Тверская ГубЧК, уже в августе 1919 года началась новая волна столкновений, главной причиной которых был как раз этот натуральный налог.
Конечно, они не шли ни в какое сравнение с предыдущими восстаниями, и вооруженная сила применялась всего несколько раз[387]. Точное число таких столкновений установить сложно, поскольку далеко не все из них нашли отражение в источниках. Скорее всего, их был не один десяток. Но мы располагаем сведениями только о наиболее заметных.
Нельзя не отметить, что тема дезертирства навсегда ушла из повстанческого движения. Были и в дальнейшем организации дезертиров, были немалые волны побегов из запасных частей и с фронта, но идти против власти с оружием в руках они не пытались. На первый план вновь вышло чисто крестьянское движение.
8 сентября в Первитинской волости Тверского уезда, где помол был организован на мельнице совхоза, произошло столкновение. Детали его неизвестны[388]. В Рясницкой волости Старицкого уезда толпа крестьян (двести – триста человек) из семи деревень взломала мельницу, были избиты контролеры. Когда прибыл милицейский отряд, его попытались разоружить, произошла перестрелка. В ходе столкновения два человека из повстанцев погибли, двое были ранены. Все семнадцать арестованных за выступление были освобождены по амнистии к годовщине революции. Но это был временный маневр, потом следствие возобновилось. И в марте состоялся суд над девятнадцатью жителями волости, причем трое из них были председателями советов, а двое – коммунистами. Пятерых приговорили к лишению свободы на 2 года, двенадцать – к штрафу в 10 тысяч рублей и заготовке по 10 кубометров дров, двоих оправдали[389].
Любопытную картину дает отчет начальника губернской милиции Бокова о его поездке по Тверскому уезду в конце сентября 1919 года. В Кумординской волости местный волисполком со всей строгостью взялся за выполнение постановления об отчуждении 4 фунтов. Но в соседней волости (к сожалению, в источнике не уточняется, в какой именно) картина была противоположной: здесь совет сбор проводить не стал (судя по замечаниям Бокова, такая ситуация была широко распространена по губернии). Крестьяне об этом узнали и стали возить зерно на помол туда, а заодно рассказывать об этом соседям. Кончилось все тем, что и в своей волости они выгнали контролера, захватили муку на мельнице и, что интересно, не стали ее делить, а сдали в кооператив! Правда, от ареста чекистами участников захвата это не спасло. На волостном собрании крестьяне постановили не подчиняться постановлению о сборе 4 фунтов за помол. И даже когда прибыл отряд милиции, подтвердили, что платить отказываются. Правда, на уровне деревень пошли на попятную: просили только освободить от сбора бедняков, у которых нет годовой нормы хлеба[390].
А между тем не унимались в своих попытках противостоять грабежу власти жители Рясницкой волости Старицкого уезда. В начале октября они, вместе с соседями из Павликовской волости, собрались и запустили закрытую мельницу, где и стали молоть зерно, без всяких контролеров и сборов. Причем процесс был четко продуман: выезжают жители трех деревень, пока две занимаются помолом – третья караулит. Начальник местной милиции Суханов уговорил было прекратить эту самодеятельность и поставил на мельнице караул из милиционеров, красноармейцев и контролера. Которых граждане избили, а их оружие утопили. 10 октября в волость выехал начальник уездной милиции Ленский с отрядом в двадцать человек. Они вновь закрыли мельницу и поставили караул. Но в деревне Стренево, куда милиционеры отправились вести расследование, их встретила толпа в сто пятьдесят человек. Ее предводитель, некий Леон Михайлов, потребовал от начальника милиции мандат, пенял на угрозы оружием. Милиционеры долго объясняться не стали, разогнали толпу прикладами и по команде дали залп в воздух. В ответ из толпы тоже стали стрелять. В результате перестрелки было ранено четыре крестьянина. На следующий день арестовали семнадцать человек, сведения о суде не обнаружены[391].
В Краснохолмском уезде повсеместно отказывались сдавать 4 фунта, особенно в Молоковской и Делединской волостях, вопрос решался только после приезда милицейских и красноармейских отрядов[392].
12 декабря в Сулежской волости Бежецкого уезда, прямо как в 1918 году, разоружили продотряд из двадцати двух человек, а четверых серьезно избили. Но практически сразу на месте оказался отряд уездной железнодорожной милиции, который восстановил порядок и зачинщиков арестовал[393].
И это последнее известное выступление в 1919 году, который для тверского крестьянства стал главным в борьбе с советской властью. Больше никогда в губернии не было серьезных восстаний, и даже выступлений случилось всего несколько. Крестьяне перешли к испытанному веками средству борьбы с властью – пассивному сопротивлению, как более безопасному, да и эффективному.
Последние вспышки
С конца 1919 и до весны 1921 года никаких выступлений, не говоря уже о восстаниях, на территории Тверской губернии не фиксировалось. Единственное упоминание о мелком конфликте 1920 года относится к январю – февралю, и известно о нем только то, что возник он на продовольственной почве и был ликвидирован без пострадавших[394].
И только весной 1921 года, под влиянием слухов о кронштадтских событиях, тверские крестьяне напоследок огрызнулись советской власти. Зафиксировано всего два более-менее крупных столкновения, а мелкие уже и не фиксировал никто – дело шло к НЭПу, и крестьяне убедились, что игнорировать втихую распоряжения власти куда эффективнее, чем идти под пули чекистов.
В марте 1921 года по всей губернии для «выкачки» хлеба активно привлекали милицию, поскольку была введена дополнительная повинность: помимо норм по продразверстке из голодной деревни выбивали еще по пуду зерна с человека. В середине марта в Вышнем Волочке получили сведения о том, что в Макаровской волости крестьяне разграбили ссыпной пункт. На место отправился отряд под командованием начальника уездной милиции Матвеева. Прибыв в волость, он потребовал вернуть разграбленное зерно и везти его на ссыпной пункт и на станцию Еремково для отправки в Вышний Волочек. Но исполнять эти распоряжения никто не стал, более того, 19 марта в деревне Пономарево собрались жители не только Макаровской, но и Павловской, Парьевской, Удомельско-Рядской и Столповской волостей с намерением идти на Макарово. Но времена изменились – оружия у крестьян не было, только палки да колья, а потому вооруженные милиционеры легко их разогнали и арестовали двух зачинщиков. Через пару часов зерно потекло на станцию. Позже у этого же отряда было аналогичное столкновение в Овсищенской волости, также ликвидированное без стрельбы. Как отмечает Матвеев в рапорте, после ликвидации Кронштадтского мятежа настроение в деревне опять стало мирным[395].
Крупное выступление произошло в Филипповской волости Бежецкого уезда в те же мартовские дни. Здесь крестьяне категорически отказались сдавать по пуду хлеба, но волисполком решил обойтись своими силами для проведения дополнительной разверстки. Уже 20 марта к волостному совету приходило человек сто пятьдесят, но пошумели и разошлись, поскольку совработников не было на месте.
А 21-го числа явилось уже вдвое больше народу, потребовали собрать волостное собрание, чтобы отменить продразверстку. Председатель исполкома Кудряшев, понятное дело, заявил, что он должен запросить уезд. Тогда крестьяне заявили, что соберут собрание сами, а до того выполнять продразверстку не будут. На следующий день, не получив, разумеется, из уезда разрешения, в волости стали готовить собрание – рассылать записки-повестки. Причем по деревням народ собирали председатели местных советов и везде решили, что хлеба и так нет, чтобы еще что-то собирать, и нужно принять об этом решение всей волостью[396].
23-го числа на собрание пришло ни много ни мало от двух до четырех тысяч человек. Интересно, что претензии к местной власти были те же, что в 1918–1919 годах: почему собирают хлеб без согласия граждан, а по указке уезда? Председателя исполкома пытались избить, но он ухитрился сбежать. Правда, потом его нашли и вернули на собрание, пообещав не бить. Составили протокол о том, что хлеба нет, а потом попытались избить уже члена уездпродкома Крылова. Заодно толпа сломала сцену в клубе, заявив, что не нужны никакие перегородки. Правда, чтобы всех успокоить, хватило четверых милиционеров, которые выводили по одному людей из помещения.
Но этим дело не закончилось. Толпа окружила милиционеров и кричала, что они не вправе вмешиваться в ход собрания. Милиционер Колтушкин не придумал ничего лучше, как выйти на крыльцо клуба и попытаться выстрелить в воздух. Но револьвер дал осечку, после чего возмущенные крестьяне его избили до такого состояния, что идти потом он не мог. Начальник районной милиции Травин сбежал, а члены исполкома спрятались в подполе. Вскоре толпа разошлась, а через три часа прибыл отряд милиции из уездного центра[397].
По итогам следствия под суд, который состоялся в апреле 1924 года, отдали тринадцать человек, участвовавших в организации собрания (хотя первоначально обвинение было предъявлено двадцати семи). Всех их освободили по амнистиям 1921–1923 годов[398].
И на этом история восстаний и выступления крестьян против советской власти в Тверской губернии заканчивается.
Но был еще в истории губернии период, когда деревенские коммунисты на ночь клали под подушки наганы и хоронили погибших товарищей.
На языке террора
С 1920 и до конца 1922 года ряд уездов захлестнула волна бандитизма, в основном, конечно, уголовного. На борьбу с бандами тверская милиция и ГубЧК, а позже отделение ГПУ бросали лучшие силы, поскольку повсеместные грабежи и убийства создавали в деревне хаос и подрывали авторитет власти. Чтобы понять ситуацию – несколько примеров.
В Селищенской волости Тверского уезда в январе 1921 года появилась банда грабителей на дорогах, для ликвидации которой милиции понадобилось три месяца.
В Дорской волости Новоторжского уезда после нападения на помощника начальника милиции банда до десяти человек вступила в перестрелку с отрядом и скрылась в Бежецком уезде (последний стал центром уголовного бандитизма в губернии). При преследовании, после очередной перестрелки, милиционеры бежали.
В Бежецком же уезде в ноябре появилась сильная банда, действовавшая в четырех волостях, ликвидированная после убийства в перестрелке главаря. Сразу после этого появились новые банды, одна из них была чисто молодежной. Милиция трижды высылала на борьбу с ними крупные отряды.
В Кимрском уезде в августе была ликвидирована банда грабителей из четырех человек. В Старицком уезде летом банды действовали в пограничных волостях с Новоторжским и Осташковским уездами.
В 1922 году грозой Старицкого уезда была банда Ивана Романова, который за год умудрился трижды бежать из тюрьмы. Появлялись и с переменным успехом ликвидировались банды в Бежецком, Вышневолоцком, Кимрском, Осташковском уездах, гибли и советские работники, и бандиты[399].
Среди множества уголовных банд было несколько, действия которых носили характер террора против коммунистов. Антибольшевистские партизаны пользовались широкой поддержкой населения, крестьяне выдавали коммунистов и сочувствующих им, помогали с продуктами и подвозом, да и были не прочь купить по дешевке награбленное.
Самой известной бандой был отряд под командованием таинственного барона фон Киша, который действовал на границах Тверской, Смоленской и Псковской губерний еще в 1919 году и удостоился упоминания в «Правде» за нападения на волостной исполком, порки и расстрел служащих в Торопецком уезде[400]. В 1920 году эта банда неоднократно совершала рейды по Ржевскому уезду, но тогда в ее действиях какой-то политической составляющей не было. Местность на границе трех уездов лесистая, деревень мало, зато много хуторов, где проще скрыться и запугать жителей, заставив их сотрудничать.
А в ночь с 11 на 12 февраля 1921 года в Тереховской волости Ржевского уезда был убит уполномоченный по сбору продразверстки, член губисполкома, начальник областного отдела народного образования Федор Бадюлин. Бандиты появились в селе около 8–9 часов вечера и знали, что уполномоченный остановился в доме заведующего волпродкомом Рачеева. Разыскали последнего и заставили вести к себе. Бадюлина подняли с постели, отобрали оружие и мандат.
После того как он потребовал предъявить документы, уполномоченного избили, но по мольбам семьи Рачеева не стали убивать в доме, а выволокли во двор и застрелили.
Рачеева заставили идти на склад, у которого уже стояли подводы и человек десять – пятнадцать с оружием. Партизаны целенаправленно забрали только продукты, собранные в фонд пайка «Красная звезда» для красноармейцев и членов их семей, о чем выдали заведующему волпродкомом расписку, предупредили, чтобы в течение часа ничего никуда не сообщали, и ушли. Интересно, что если в расписке говорится о 42 пудах изъятого (мука, соль, сахар), то позже в отчетах и других документах эта цифра вырастает до 60 пудов и начинает фигурировать шерсть[401].
Во Ржев о происшедшем сообщили телеграммой рано утром 12 февраля. На место выехали руководители губкома РКП(б), ГубЧК и милиции. Попытки ржевских и бельских милиционеров и чекистов выйти на след бандитов закончились безрезультатно: район этот отличался хуторной системой расселения, жители не только боялись бандитов, но зимой даже укрывали их. Для борьбы с бандитизмом, который охватывал здесь в основном Бельский уезд Смоленской губернии, с фронта был направлен 431-й пехотный полк, в Тереховской волости власть передана военно-революционному комитету[402].
Бадюлин занял свое место в когорте красных мучеников в Тверской губернии, коммунистическая печать посвящала ему огромные материалы. Но губисполком даже не согласился похоронить его в Твери, гроб отправили на родину в Торжок[403].
Вечером 10 мая в Дуновской волости Осташковского уезда появился отряд партизан около десяти человек. Они захватили исполком, уничтожили бумаги, взяли оружие, раздали населению хлеб со ссыпного пункта. Из четырех захваченных членов исполкома расстреляли коммуниста Маслова, остальных, как беспартийных, пороли шомполами. Затем в деревне Молохово был расстрелян коммунист Захар Новожилов с женой. В волостном исполкоме был прибит плакат с надписью «Вот тебе по красной звезде» (по другим источникам – «Истребляйте красную звезду»), листовки за подписью Всероссийского комитета Народного союза и защиты Родины и Свободы (по другим источникам – Комитета охраны свободной обороны) с призывами к уничтожению коммунистов и коммун. Их, кстати, никто не снял до прибытия милиции.
На следующий день отряд появился уже в Ранцевской волости, где разгромили коммуну «Борьба», захватили лошадей, имущество, оружие и расстреляли ее организатора Порфирия Кузьмина. После чего бандиты ушли в Ржевский и далее в Бельский уезд. А местные крестьяне, воспользовавшись моментом, разграбили хлеб со ссыпного пункта.
Об этих событиях в уезде и губернии стало известно только 12-го числа. В Осташков выехал начальник губернского угрозыска Вальтер, был сформирован отряд из двадцати шести человек и пяти секретных агентов под командованием уполномоченного политбюро Черепанова, из Ржева прибыл уполномоченный Свердловский, из Твери затребовали двадцать агентов и конный отряд. Милицию перевели на казарменное положение, организовали коммунистический отряд и прочесали уезд, но никого не нашли.
Зато выяснили, что граждане сочувствуют партизанам, охотно показывают дома коммунистов, говорят, что они пьют нашу кровь. Перепуганные сельские большевики стали просить в укоме оружие. В деревнях, через которые шли партизаны, были взяты заложники по два человека из числа зажиточных крестьян. На следствии выяснилось, что это банда фон Киша, причем свидетели говорили, что все нападавшие были в красноармейской форме, а он – с погонами и медалями (очевидно, партизаны просто носили униформу)[404].
Несмотря на все меры, бандиты неоднократно проявляли себя в Тереховской волости и позже. А в ночь с 11 на 12 мая и вовсе ограбили две семьи, одна из которых – агента ЧК Цветкова, а также школу и шорно-сапожную мастерскую, были избиты красноармейцы. Якобы за пособничество бандитам был арестован секретарь ячейки коммунистов Радзиловский, несмотря на то что он во время нападения стрелял в воздух. Под подозрение попал и председатель волисполкома Смирнов, поскольку именно он пригнал брошенных партизанами лошадей. После этого случая в волости было введено военное положение, власть передана военно-революционному комитету с неограниченными правами[405]. Партизаны, прекрасно зная от крестьян о происходящем, временно оставили Тереховскую волость в покое.
Эти события стали основанием для специального обращения ГубЧК в политбюро и партийные органы. Его содержание говорит о том, что тверские чекисты только отчасти понимали разницу между ликвидацией массовых крестьянских восстаний и борьбой с компактными партизанскими отрядами. Так, предлагалось усилить политическую агитацию, выявлять причины восстаний и не допускать их разрастания. В то же время были и рациональные рекомендации, которые в полной мере использовались в оперативной работе: усилить наблюдение за бывшими офицерами, обеспечить наличие осведомителей в бандах, коммунистам при командировках регистрироваться в политбюро и получать от них задания, устраивать показательные процессы над бандитами[406].
Но в ночь с 29 на 30 мая партизанами был проделан рейд по Жуковской и Бурцевской волостям, во время которого погибли несколько коммунистов. При этом впервые милиция обратила внимание, что налицо фактор мести участникам подавления восстания в Молодом Туде в 1918 году.
Вечером 29-го числа у хутора Степанцево появились пять вооруженных людей с лицами, замазанными крас кой (всего в событиях участвовало до восьми партизан). Они искали Афанасия Бритикова, бывшего милиционера, который в 1918 году конфисковывал имущество у участников восстания. Его убили, ограбили дом и ушли в расположенную неподалеку земледельческую артель-коммуну «Бобково», где расстреляли представителя губернского земотдела Смирнова, председателя артели Никитина, изнасиловали жену последнего. Было захвачено оружие советских работников, дом ограблен. Следующим пунктом рейда стала деревня Мишуково, где нашли дом Дмитрия Новикова, инструктора губсобеса, а в 1918 году – участника подавления восстания, который вел артиллерийский огонь по хутору отца лидера повстанцев Белякова – Диеву. Самого инструктора расстреляли, а его дядю и двоюродного брата пороли плетьми. На этом расстрелы закончились, партизаны ушли в лес, но утром появились, чтобы прибить на стену Бурцевского волисполкома прокламацию[407].
На экстренном заседании бюро укома партии был создан штаб, местная милиция и политбюро с помощью отряда осназа попытались захватить банду, под руководством уже подзабытого нами героя событий в Ржевском уезде и Твери в 1917–1918 годах Петра Илюхина, которому дали право брать заложников и расстреливать бандитов и пособников по своему усмотрению. Им удалось в Лаптевской волости обнаружить двух участников отряда – Павла Завьялова и Степана Феканова, но они смогли бежать. Укрывшую их семью Назаровых с хутора Тарутино арестовали и отдали под суд ревтрибунала, имущество конфисковали[408].
После этого, как будто издеваясь над всем усилиями власти, банда ровно через месяц после предыдущей акции, 11 июня снова появляется в Тереховской волости, проводит грабежи в деревне Дядино и селе Завидове и вновь успешно скрывается от отряда милиции и агентов губернского угрозыска[409].
1 июля Тверская ГубЧК принимает решение о создании оперативного штаба для борьбы с бандитизмом в Осташковском, Ржевском, Бельском и Торопецком уездах из членов коллегий Тверской, Псковской и Смоленской губерний. Центром его базирования был определен Ржев, создан отряд в 100 человек с 2 пулеметами и 25 конными, а также 2 мотоциклами и 10 велосипедами. При штабе была создана выездная сессия ревтрибунала. Ржевский уком партии обязали выделить 15 коммунистов для разведывательной работы.
4 июля штаб начал работать, правда, чекисты соседних губерний заинтересованности не проявили – прибыл только сотрудник Бельского политбюро. Число разведчиков-осведомителей увеличили до двадцати пяти, отряд мелкими группами прочесывал уезды, устраивал засады. Именно тогда выяснилось, что барон фон Киш – не кто иной, как Фрол Беляков, лидер восстания в Молодом Туде в ноябре 1918 года. За три недели было задержано тридцать человек, шестерых из них сессия ревтрибунала приговорила к расстрелу. После этого отряд ушел из района, оставив только агентуру и представителей Бельского уезда[410].
27 июля Бельский военкомат просит ржевских коллег помочь в преследовании на территории Тверской губернии очередной банды, и тут же приходит телеграмма из Павлюковской волости о том, что совершено нападение на коммуну имени Ленина. Правда, когда отряд в сто человек прибыл на место, оказалось, что банду никто в глаза не видел, но от страха коммунары разбежались, несмотря на то что у двадцати коммунистов имелось оружие[411].
4 августа губком РКП(б) заслушал доклад председателя губернской ЧК о бандитизме. Было решено подготовить план по его окончательной ликвидации, вооружить коммунистов на местах. ГубЧК требует от местных политбюро усилить работу по этому направлению[412].
В сентябре вновь в центре событий оказалась Бурцевская волость Ржевского уезда. Здесь 2 сентября всего в полутора верстах от волостного исполкома был убит член уездного исполкома, чрезвычайный уполномоченный по сбору продналога Н. Голицын. Бандиты ранили его из винтовки, стащили с лошади, избили, сняли сапоги и потом добили. Позже следствие установило, что к убийству причастны уже известный нам Павел Завьялов, Михаил Касаткин и некий Ванька, которые скрылись в Бельском уезде. На их задержание была ориентирована вся агентура, объявлена премия за поимку. К поискам подключились чекисты, которые выяснили, что ядро банды – около тринадцати человек, и пытались обнаружить ее местонахождение. По сведениям информаторов, у бандитов были планы по нападению на лавки общества потребителей и склады, уничтожению коммунистов. Последних, правда, больше не убивали, а такие грабежи в сентябре были зафиксированы. Губком партии идет на беспрецедентную меру – разрешает выдавать продработникам оружие и боеприпасы, изымая их у партийных функционеров[413].
Бандитизм в Ржевском уезде пошел на убыль, но, несмотря на это, предпринимались серьезные меры для усиления охраны города, железнодорожных станций и мостов, телефона и телеграфа, то есть объектов, на которые партизаны никогда и не нападали. Такая же ситуация была и в Осташковском уезде[414].
В начале марта 1922 года партизанам крупно не повезло. Ржевским угрозыском от своих агентов была получена информация о месте расположения основной базы банды фон Киша. Совместно с бойцами особой роты по борьбе с бандитизмом, всего пятнадцать человек, милиционеры начали операцию по ее захвату в Бельском, Осташковском и Ржевском уезде. Было арестовано двенадцать человек по подозрению в пособничестве, дважды отряд вступал в перестрелки с партизанами и задержал двух участников банды: Новикова и Андреева. Первый на допросе и назвал точное расположение базы – у деревни Красное Дуновской волости Осташковского уезда. Стало понятно, почему многочисленные рейды по Бельскому и Ржевскому уездам были безрезультатными: бандиты укрывались на соседней территории. Отряд обнаружил землянку с оружием, патронами, продуктами. При ее захвате был убит один человек, у которого даже нашли документы на имя Косого за подписью барона фон Киша о том, что он состоит в партизанском антибольшевистском отряде. Землянку сожгли, а в Красном арестовали семь человек, включая председателя местного волисполкома и любовницу Завьялова. Новиков сдал пособников банды и в Бельском уезде, где арестовали восемь человек. Всего за две недели милиционеры и осназовцы задержали тридцать один человек. Пытаясь спасти себя, Новиков заявил о том, что весной в район действия банды должен приехать сам Беляков[415].
Но и без того во Ржевском уезде в это время хватало проблем с бандитизмом, хотя чекисты справедливо констатировали, что из политического он превращается в уголовный. 13 марта уездный комитет партии решил создать тройку по борьбе с бандитизмом из руководителей укома, уисполкома и милиции. Работа для нее началась практически сразу же: 21-го числа неподалеку от Молодого Туда был обнаружен отряд партизан до пятнадцати человек, на перехват которого отправили тридцать человек чоновцев. В результате перестрелки бандиты бежали, бросив оружие и награбленное, два человека попали в плен[416].
С апреля в Осташковском уезде регулярно появлялись слухи о бандах в Дуновской волости. Туда был отправлен милицейский отряд, который никого не обнаружил[417].
Последней акцией партизан в Ржевском уезде, чьи действия уже полностью перешли в уголовную плоскость, стало нападение 4–5 июня на Бурцевский волисполком в Ржевском и Монинский в Бельском уездах. Против них были мобилизованы силы милиции, чекистов и чоновцев трех уездов, установлено, что в нападении участвовал бежавший ранее из-под стражи Новиков и Быстров. Как обычно, работа разведки и прочесывание местности результатов не дали. Но 10-го и 11-го числа милиционеры обнаружили в волости два трупа. В одном из них опознали Новикова, была даже версия, что его убил за измену Петр Завьялов, но через несколько дней было установлено, что второй убитый – он[418]. При каких обстоятельствах они погибли, кто их убил – не ясно.
В июне во Ржеве началась выездная сессия ревтрибунала, под которую попали арестованные пособники партизан – двадцать восемь человек, из них пять женщин[419]. Информацию о вынесенном приговоре обнаружить не удалось.
Агенты в 1922 году не раз сообщали чекистам и милиционерам, что в уезде появился сам Беляков. Но подтвердить эту информацию и тем более задержать его никто так и не смог[420].
В июне активизировалась борьба с бандами в Осташковском уезде. Отряды неоднократно выезжали на разведку, но никого не обнаружили и только констатировали, что недовольство в деревне не уменьшается. По агентурным сведениям, банды вновь прятались на границе трех уездов и действовали группами по пять человек, постоянно перемещаясь. В конце месяца удалось задержать двух человек, но один из них бежал при конвоировании[421].
В начале июля в Смоленской губернии бандиты напали на город Холм, были и другие вылазки в этой и Псковской губерниях, в том числе с баз в Осташковском уезде. По агентурным данным, на его территории базировались две довольно крупные банды, по двадцать – тридцать человек на территории Залесской, Грылевской и Новинской волостей. Силы ЧОН были мобилизованы в ряде уездов, но до боевых операций дело не дошло. Уезд в очередной раз прочесали и вновь никого не обнаружили. 6 августа казарменное положение по охране города отменили, но в уезде оставили чоновский отряд в двадцать пять человек[422].
В последний раз нападения на коммунистов произошли в октябре в Киселевской волости, нападавших арестовали, и в Ржевском уезде в ноябре. Сводный отряд ЧОН, ГПУ и милиции в конце месяца ликвидировал банду, один ее участник был убит, двое захвачены[423].
После этого бандитизм в Ржевском уезде как массовое явление прекратился. Не только задержать, но и выяснить место, где скрывался Беляков, никто не смог. По некоторым данным, он появлялся в Ржевском уезде вплоть до середины 20-х годов. Нельзя исключить, что действия его отряда были направлены на формирование организационной и идейной базы для антибольшевистских восстаний, планировавшихся в то время Б. Н. Савинковым. Не случайно в своем романе «Конь вороной» Савинков говорит о захвате его отрядами Ржева (в реальности, конечно, подобных событий не происходило).
Так это было или нет, а с развитием НЭПа никакой базы для антибольшевистских выступлений в деревне не осталось. Крестьяне поверили власти, которая милостиво отпустила им восемь лет спокойной жизни. До тех пор, пока русское крестьянство не будет окончательно уничтожено коллективизацией.