Зои пожала плечами.
— Наверное, этим моют раковины.
— Тогда зачем держать по штуке на каждой? — Эбби указала на две соседние раковины. — Это не для чистки ванной комнаты. И не для кастрюль и сковородок. Они использовали их для мытья рук.
Зои прикусила губу.
— Уилкокс вроде всегда был буквально повернут на мытье рук… Возможно, вы и правы.
— Я права.
— Вы уже где-то такое видели?
Эбби заставила себя встретить проницательный взгляд Зои.
— Да. Видела.
Пройдя мимо нее, она вышла из ванной комнаты. А потом, сделав глубокий вдох, отправилась в кабинет, в котором днем ранее общалась с Анной. Там стояла Дот, сердито глядя на Морина, который укладывал офисный компьютер в картонную коробку.
— Я как можно скорее все это верну, — извиняющимся тоном заверил он. — Федералы… сами понимаете.
— Давай уж поскорее, — недовольно бросила Дот.
— Место просто огромное, — сказала Эбби, улыбаясь ей. — Сколько у вас тут коек?
— В общей сложности тридцать, — ответила Дот. — Хотя есть еще несколько раскладушек, которые можно поставить, если народу битком.
— И часто такое случается?
— Время от времени. Иногда мы принимаем здесь волонтеров. В прошлом году у нас была группа молодых людей, которые помогли отремонтировать местную игровую площадку. Они спали у нас.
— И проделали просто-таки потрясающую работу, — вставил Морин.
Дот бросила на него уничижительный взгляд. Судя по всему, этого комплимента оказалось недостаточно, чтобы компенсировать изъятие компьютера.
— Тридцать добровольцев? — удивилась Эбби. — Просто невероятно!
Рука Дот потянулась к горлу.
— Нет, тогда их было одиннадцать. Но у нас здесь жило еще несколько детей.
— Мне вот интересно, зачем вам все тридцать коек… Вы могли бы убрать по две кровати из каждой комнаты, и все равно осталось бы достаточно места для всех подростков, которые здесь живут, верно?
— Лучше быть наготове. Мы не хотим никому отказывать.
— Это достойно восхищения. — Подойдя к письменному столу, Эбби заглянула в корзину для бумаг. — А совсем маленькие дети здесь иногда бывают?
— Иногда.
— А в последнее время?
Дот явно колебалась.
— Нет, я так не думаю.
Наклонившись, Эбби вытащила из корзины какую-то скомканную бумагу. Расправила ее.
— Тогда кто же это нарисовал? Похоже, что какой-то ребенок изобразил здесь свою семью…
Дот заморгала.
— Я… я точно не знаю.
— Она даже подписала свой рисунок, — негромко произнесла Эбби. — Видите — «Эмили». Хотя букву «и» написала шиворот-навыворот.
— А, теперь вспомнила! — поспешно выпалила Дот. — Мы проводили здесь семинар. И на него приходила молодая женщина со своими детьми. Девочку звали Эмили.
Эта девочка была с Анной, когда Эбби видела ее.
— Семинар, говорите? А на какую тему семинар? — Эбби еще раз глянула на рисунок. На высокого мужчину в очках. Эмили изобразила его намного выше остальных. И даже раскрасила его одежду. Остальные представляли собой просто фигурки из палочек.
— На тему… крещения, — неохотно ответила Дот.
— Этот семинар — он длился несколько дней, насколько я понимаю? — спросила Эбби.
— Да, верно.
— И некоторые из участников оставались ночевать в этом приюте? Как и люди, ведущие семинар?
— Д-да.
— Но женщина, которая приходила с этой маленькой девочкой, с Эмили, она просто посещала этот семинар?
Дот все колебалась.
— По-моему, она осталась, когда все закончилось. Еще на несколько дней.
— Помните, как ее звали?
— Нет, боюсь, я не расслышала ее имени.
Эбби показала Дот рисунок и постучала пальцем по высокой мужской фигуре.
— И вел семинар вот этот человек.
Дот нахмурилась.
— Я не…
— Прежде чем вы скажете что-нибудь еще, вспомните, сколько народу посетили этот семинар. И сколько приезжали из города. Имейте в виду, что мы можем спросить и у них. Этот человек, мужчина с длинными волосами и в очках, который вел семинар… Он из этой церкви. Как его зовут?
Дот пару секунд колебалась.
— Его зовут отец Уильямс.
Эбби стиснула зубы.
— А по имени?
— Моисей. Моисей Уильямс.
Глава 28
После обеда Дилайла стала прибираться в общей столовой, а Анна повела Рона и Эмили на прогулку. Дети очень привязались к этой женщине, и Дилайла была более чем благодарна за возможность хотя бы ненадолго оказаться наедине с собой.
Дверь открылась; вошла Гретхен и начала помогать убирать посуду. Обычно энергичная и жизнерадостная, сейчас она казалась какой-то бледной и замкнутой.
Работали молча — Гретхен расставляла по стопкам тарелки, Дилайла протирала влажной тряпкой столы. И тут Гретхен случайно сбила со стола стакан. Тот, хлопнувшись об пол, разлетелся на куски. Дилайла, нервы которой и без того уже были натянуты до предела и которую годами приучали остерегаться внезапных звуков, испуганно вздрогнула.
— Ой, нет! Какая же я косорукая! — воскликнула Гретхен.
— Ничего страшного, — быстро отозвалась Дилайла, сердце у которой все еще часто колотилось в груди. — Сейчас принесу метлу.
Быстро подхватив стоящий в углу веник, она стала сметать в кучу осколки стекла, которые ярко поблескивали в лучах послеполуденного солнца, проникавших в окно. Гретхен нерешительно застыла, уставившись на нее.
Наконец девушка произнесла:
— Это ведь хорошо, правда?
Дилайла прервалась и взглянула на нее.
— Что хорошо?
— Второе крещение. Воздаяние. Хорошо это видеть, правда?
Тон у нее был каким-то странным. Прозвучало это совсем не так, как будто пробудило у нее приятные воспоминания. Скорее чуть ли не с отчаянием. Словно она умоляла Дилайлу согласиться с ней. Как будто хотела убедиться, что это было и правду хорошо.
— Я… — Дилайла даже не знала, что и ответить.
— На все воля Божья! — горячо продолжала Гретхен. — Как говорит Отец, лишь огонь может очистить такие души.
— Очистить? — помимо воли вырвалось у Дилайлы.
— Да. Очистить такие души. Он сказал… тот человек, которого мы крестили вчера… Он ведь тебя обижал, верно?
— Верно, — отсутствующе отозвалась Дилайла.
— Там, у меня дома… тоже был такой человек. — Голос у Гретхен дрогнул. — Он трогал детей. И как-то давно…
Слова замерли у нее на губах, по щеке скатилась слеза.
— Он обидел тебя? — мягко спросила Дилайла.
— Нет. Мою сестру. Он обидел мою сестру. А когда она рассказала нашим родителям… они не захотели ничего слышать. Помню, они купили ей большую куклу и все время вели себя бодро и жизнерадостно. Как будто пытались скрыть то, что произошло, за фальшивыми улыбками. Понимаешь?
Сколько раз Дилайла вела себя бодро и жизнерадостно ради Эмили? Ее собственное тело было все в синяках, но она улыбалась и шутила, чтобы ее ребенку казалось, будто всё в полном порядке. Да, она хорошо понимала, как правда скрывается за фальшивыми улыбками. Дилайла кивнула.
— Но Мейген — это моя сестра… Она почти ничего не ела. А ночью приходила ко мне в постель и просто… дрожала. Я обнимала ее… — Гретхен покачала головой.
— Сочувствую, — тихонько произнесла Дилайла.
— Через какое-то время этот мужик попал в тюрьму, и Мейген стало получше. На это ушли годы. Помню, как я опять услышала ее смех. И какое испытала облегчение. Понимаешь?
— Да.
— Но он вышел. — Гретхен стиснула зубы. — И Мейген… Ей начали сниться кошмары. Она стала опять приходить ко мне в постель. Я просто не знала, что делать. А потом встретила Отца и узнала, что Бог не хочет, чтобы мы просто молились. Он хочет, чтобы мы действовали.
— И что произошло дальше? — спросила Дилайла, уже зная ответ.
Гретхен мрачно уставилась на груду битого стекла на полу.
— Мы крестили того мужика. Моя сестра могла уже больше его не бояться. И я была рада. Это было правильно. — Губы у нее задрожали. — Верно?
Дилайла хотела сказать ей, что она права, но слова словно застряли у нее на губах.
— Этот человек не должен был так поступать с твоей сестрой. Это чудовищно.
— Да. — Гретхен вытерла щеку тыльной стороной ладони и продолжила убирать со стола. Губы у нее подрагивали, дыхание судорожно прерывалось.
Дилайла, опять принявшись подметать осколки, прокашлялась, отчаянно пытаясь разрядить обстановку.
— Так что… А ты давно замужем?
— Что-что? — Гретхен недоумевающе заморгала. — Я… я не замужем.
— О! — У Дилайлы внутри все сжалось. Как такое возможно? — Я просто подумала… прошлой ночью я видела, гм… Я, наверное, все неправильно поняла. Забудь, что я сказала.
Кровь бросилась ей в лицо.
— Прошлой ночью… Так это ты видела нас с Отцом? — прошептала Гретхен. — Мне показалось, будто я кого-то заметила…
— Да, гм… Но это не мое дело. В смысле, если у вас двоих отношения… Я уверена, что Отец знает, что делает.
— У нас нет отношений, — сказала Гретхен.
— О… — Дилайла перестала подметать, уставившись на крошечную кучку осколков вперемешку с пылью.
— Это было Божье дело, — добавила Гретхен. — То, чем мы занимались.
— Божье дело, — эхом повторила за ней Дилайла. То же самое сказала и Роуз. — В каком это смысле?
— Для войны. Нам нужно подготовить наше войско.
Ничто из того, что говорила девушка, не имело никакого смысла.
— Какое еще войско? Какое это имеет отношение к тому… к тому, что произошло прошлой ночью?
— Я думала, ты знаешь… — Гретхен обеспокоенно посмотрела на нее. — Это не я должна рассказывать тебе об этом.
— Рассказывать о чем? — спросила Дилайла, крепко сжимая ручку метелки.
— Грядет великая война, — сказала Гретхен. — Конец света.
Дилайла настороженно посмотрела на Гретхен. До сих пор та представлялась ей довольно неглупой девушкой. Иногда Дилайла могла мельком углядеть в ней саму себя — ту, какой она была много лет назад, когда ее еще переполняли надежды, мечты и амбиции. Но последняя фраза была для Гретхен настолько нехарактерна — слова, которые скорее услышишь от пьяного бомжа в большом городе… Она не ослышалась?