Я добрался до французских дверей, распахнул их, перелез через ограду и спрыгнул на пол.
Тэйт подскочила на кровати, тяжело дыша. Ее щеки были покрыты свежими слезами. Опершись на руки, она выглядела озадаченной и удивленной.
– Джаред, – голос девушки надломился, и она всхлипнула, – какого черта ты здесь делаешь?
Рассматривая Тэйт, я увидел боль в ее глазах и потоки слез, стекавшие по подбородку: судя по всему, плакала она давно.
Боже, она меня просто убивает.
В прошлом ее печаль придавала мне сил, наделяла властью. Сейчас чувство было такое, словно мое сердце сжимали в тисках.
Светло-голубая майка подчеркивала каждый изгиб ее тела. Из-под простыни виднелись розовые трусики. Солнечные волосы, разделенные боковым пробором, красиво спадали на грудь. Даже в слезах она была самым идеальным существом на планете.
Точно так же, как двенадцать лет назад, когда мы в первый раз сидели рядом на дереве и я видел грусть Тэйт из-за недавней потери матери, мне было все равно, кто стоял на моем пути или что я должен был сделать.
Я просто хотел присутствовать в ее жизни.
– Слышал о твоем отце. – Мое тело расслабилось, потому что я оказался там, где и должен быть.
Она отвела взгляд.
– Со мной все в порядке.
Мгновенно приблизившись к кровати, я нагнулся, осторожно развернул Тэйт лицом к себе и прижался к ее лбу своим.
– Больше я никогда тебя не отпущу, Тэйт, – прошептал практически отчаянно. – Я твой друг навеки. Если это все, что я получу, значит, мне этого будет достаточно, ведь только когда ты здесь, – я взял ее руку и приложил к своей груди, прямо над сердцем, – я чувствую, что моя жизнь хоть чего-то стоит.
Глаза девушки снова наполнились слезами, а грудная клетка начала подниматься и опадать быстрее.
Положив ладонь ей на мокрую щеку, начал поглаживать большим пальцем.
– Не сдерживайся, малышка. Хочешь плакать? Тогда отпусти все.
Слезинки дрожали на ее ресницах, пока Тэйт смотрела, что-то ища в моих глазах, и я чертовски надеялся, что она найдет хоть частицу беззаветно любившего ее мальчика.
Вдруг, словно увидев его, Тэйт шумно вздохнула, закрыла глаза, опустила голову и, дрожа, дала волю своему отчаянию.
Я присел и притянул девушку к себе. Потом крепко обнял и лег вместе с ней, стараясь донести, что готов обнимать ее вечно, если она этого захочет.
Уткнувшись головой мне в шею и нерешительно положив руку на мой живот, Тэйт содрогалась от рыданий. Приподняв согнутую ногу, я просто держал ее. От внезапного осознания, что ничего не изменилось, меня окутало теплом. Впервые я разделил с ней постель десять лет назад. Просто два ребенка нашли опору друг в друге, перенеся слишком много бурь в своей жизни. Пока мы лежали, а по потолку танцевали знакомые тени колыхавшейся листвы, казалось, будто это произошло буквально вчера.
Тэйт шмыгнула носом и полностью охватила мою талию рукой. Я круговыми движениями поглаживал ее по спине.
– Это глупо, – пробормотала она сдавленно. – Я должна радоваться, разве нет?
В ответ я лишь продолжил гладить ее.
Быстро и неровно вздохнув, Тэйт воскликнула:
– Мне нравится мисс Пенли, и папа не будет одинок. Почему я не могу порадоваться за них?
– Потому что ты любишь свою маму, – сказал я, нежно убрав волосы с ее лица свободной рукой. – Потому что вы довольно долго жили только вдвоем. Сталкиваться с переменами всегда тяжело.
Она приподняла голову и посмотрела на меня. Ее глаза до сих пор оставались влажными, но взгляд стал более умиротворенным.
Я погладил ее по щеке.
– Конечно, ты рада за своего папу, Тэйт.
– А если он забудет маму?
– Как он может? – возразил я. – Ведь у него есть ты.
Взгляд девушки смягчился. Притянув Тэйт ближе, чтобы ее макушка оказалась у меня под подбородком, я запустил пальцы в ее мягкие волосы, помассировал кожу головы, после чего провел рукой вниз по прядям, повторяя движения снова и снова.
Ее тело обмякло, она медленно таяла рядом со мной, как бывало всегда.
– Ты же знаешь, что я тупею, когда ты так делаешь, – проворчала она, но я уловил сонную игривость в ее тоне.
Я закрыл глаза, наслаждаясь тем, как ее стройная нога скользнула вверх по моей.
– Я помню, – прошептал. – Теперь засыпай, Татум.
Мне послышалось, что она назвала меня говнюком, хотя я не мог сказать точно.
Глава 10Тэйт
Чизкейк.
Я перевернулась на спину. Подушка под моей головой казалась мягкой, будто облако из диснеевского мультика. Так хорошо выспавшись, я почему-то жутко захотела чизкейка.
Сладкого, воздушного, изумительного. Я сглотнула от острого желания утолить свой голод.
Какого?..
Бросив взгляд на соседнюю подушку, заметила, что она пустовала, но слабый аромат его геля для душа все еще ощущался. Джаред ушел, и я была этому рада. Запах, который он оставил после себя, был таким соблазнительным, что я пускала слюнки, мечтая о вишне в шоколаде, шампанском, чизкейке и…
О нем. Боже, как же я проголодалась.
Было настолько приятно оказаться в его объятиях; за последние месяцы я не спала лучше и проснулась спокойная и радостная.
Направившись в ванную, причесалась, собрала волосы в хвост, затем умылась. Вернувшись домой вчера, я выпила бокал вина. До сих пор ощущая горьковатый привкус, прополоскала рот бальзамом, чтобы избавиться от него.
После этого прошла обратно в спальню, бросила взгляд на закрытые французские двери и заметила, что окно спальни Джареда все еще открыто.
Замешкавшись мгновение, я спустилась по лестнице с намерением опустошить холодильник и кухонные шкафчики, приготовить блинчики, яичницу, бекон, а возможно, еще испечь хлеб. И сделать сэндвич с ветчиной, томатами и салатом, наверное.
По какой-то причине слово «сэндвич» звучало очень заманчиво. Почему я была так голодна?
Я спрыгнула с предпоследней ступеньки и сразу же выпрямилась, услышав доносившуюся из столовой музыку. Свернув налево, замерла при виде Джареда.
Дерево, вытатуированное на его спине, вытянулось, когда он поднял руку и провел валиком по стене. Его мышцы напрягались и играли, свидетельствуя, что Джаред не бросил занятия после отъезда. Он был в тех же черных брюках, но футболку снял. Я обратила внимание на руки парня, заляпанные краской оттенка «кофе с молоком», которую оставили рабочие, и выпалила:
– Что ты делаешь?
Повернув голову, Джаред глянул на меня, затем опять отвернулся к стене, почти пренебрежительно.
– Мы помогали твоему отцу перекрашивать эту комнату лет десять назад, помнишь?
Нахмурив брови, я была сбита с толку его спокойствием.
– Да, помню, – ответила, по-прежнему ничего не понимая, и сделала тише звук на айподе, из которого гремела Weak группы Seether. – Теперь мы платим за это другим людям. Они завтра закончат работу.
Джаред вновь бросил взгляд на меня; уголки его губ приподнялись в игривой улыбке. Но он в очередной раз отвернулся, пропустив мои слова мимо ушей, и продолжил красить.
Стоя на месте, я гадала, что же делать: взяться за приготовление завтрака, хотя аппетит уже пропал, или выпроводить его?
Парень переложил валик в левую руку и рассеянно вытер правую ладонь, испачканную краской, о штанину. Я едва не засмеялась. Похоже, брюки стоили недешево, но, разумеется, Джареду было плевать на это.
Сложив руки на груди, я попыталась сдержать улыбку.
Он красил мою столовую. Точь-в-точь как десять лет назад. И вел себя абсолютно прилично. Не хватал меня, не ругался, не старался залезть мне в трусики.
Опять же, как десять лет назад.
Джаред излучал умиротворение и невозмутимость. Мое сердце пропустило удар, впервые за долгое время ощутив себя дома. Это был самый обычный летний день, и соседский мальчишка тусовался со мной.
Спрятав поглубже не покидавшую меня тоску, я подошла к нему, взяла второй валик с поддона и начала красить соседнюю стену под аккомпанемент его непрерывных мазков.
Мы работали молча. Я то и дело поглядывала на Джареда, нервно думая о том, кто должен завязать разговор и что сказать. А он лишь нагнулся и обмакнул валик в краску с непринужденным видом.
Поочередно макая валики, мы продолжали красить. Спустя несколько минут мой пульс наконец-то замедлился, пока Джаред не положил руку мне на спину.
От его близости я оцепенела, но парень потянулся к стремянке, стоявшей сбоку от меня, и перетащил ее на свою сторону.
Ой.
Я вернулась к своей работе, в то время как Джаред занялся зоной под потолком, прокрашивая недоступные для валиков участки обычной кистью. Приближаясь к нему, я тщетно пыталась проигнорировать близость его тела, нависавшего надо мной. Нас снова как магнитом тянуло друг к другу. Было приятно находиться рядом с Джаредом, не менее приятно, чем проснуться под звуки летнего дождя, барабанящего по окну.
– Нельзя использовать валик в углу, – произнес он, вернув меня в реальность.
Я моргнула и подняла глаза. Джаред держал кисть у стены, глядя на меня сверху.
Переведя взгляд на свой валик, я обнаружила, что уперлась в следующую стену. Наигранно насупившись, сказала:
– Нормально ведь получается, разве нет?
Тихо посмеявшись, словно я сморозила глупость, он спустился и вручил мне кисть.
– Залезай и постарайся не угробить молдинг.
Я выхватила кисть, взобралась на стремянку, после чего посмотрела на него и начала красить короткими мазками, следя за тем, чтобы не выйти за пределы голубого малярного скотча.
Джаред ухмыльнулся, покачав головой, затем принялся исправлять мои огрехи кисточкой поменьше, медленно прокрашивая углы.
Глубоко вздохнув и мельком взглянув вниз, я осмелилась завести беседу:
– Итак… ты счастлив? В Калифорнии… участвуя в гонках… – Я умолкла, не уверенная в том, хочу ли услышать истории его жизни там.
Не отрываясь от работы, он ответил задумчивым голосом:
– Я просыпаюсь, и мне не терпится оказаться в мастерской, чтобы заняться наладкой байков или машин… – добавил парень. – Свою профессию я люблю. Благодаря ей у меня есть возможность посещать сотни городов, разные площадки.