— Здесь все, мой господин, — произнес управляющий, который находился рядом с ним. — Как видно из последней колонки, я вычел из общей суммы доходов десятую часть, по указанию короля предназначенную вам. Разумеется, после уплаты всех налогов.
— Приличная сумма, — обрадовался лорд Фок.
Осознавая, что ей как можно скорее следует подняться в свою комнату и привести себя в порядок, Джослин не стала этого делать. Зачем суетиться? В конце концов, Лайм уже видел ее сегодня в саду.
— Итак, вы решили навестить нас, лорд Фок, — сказала она, подходя к столу.
Мужчина замер на мгновение, затем оглянулся.
— А вы, видимо, полагали, что я уже не вернусь.
— Мне просто стало любопытно.
Окинув ее взглядом с головы до ног, он снова повернулся к помощнику.
— Я хотел бы сравнить прошлогодние доходы с нынешними, сэр Хью. И с позапрошлогодними.
— Прямо сейчас, мой господин?
— Да, прямо сейчас.
Нахмурившись, помощник кивнул головой.
— Я принесу записи, — сказал он и удалился.
Когда звуки его шагов стихли, Лайм, наконец, повернулся к Джослин. Скрестив руки на груди, он оперся о край стола и пристально посмотрел на нее.
Только теперь вдова заметила на его лице следы чудовищной усталости: глаза покраснели, а вокруг губ образовались жесткие складки. Неужели дела в Торнмиде обстоят так плохо?
— Приятно осознавать, что мое отсутствие не осталось незамеченным, — с иронией проронил мужчина.
Неужели он имел в виду то, что она скучала без него? Нет, Джослин не собиралась признаваться в чувствах, которые испытывала к нему.
— Оливер часто вспоминал вас. Похоже, ему очень нравится дядя.
— А вам разве нет? — лукаво улыбнувшись, уточнил Лайм.
На долю секунды женщина растерялась, но потом, спохватившись, ответила:
— Вам всегда рады в Эшлингфорде, лорд Фок, — медленно начала она, тщательно подбирая слова. — И вы не можете не знать этого.
Пропустив ответ собеседницы мимо ушей, Лайм внимательно осмотрел ее испачканное в земле платье.
— О, кажется, я где-то уже видел что-то подобное. Не подскажете где именно, а, леди Джослин? — задумчиво спросил он.
Молодая вдова понимала, что брат Мейнарда не забыл и, видимо, никогда не забудет их первую встречу в саду Розмура.
— О, вижу, вы помните, — шутливо добавил мужчина, лукаво сверкнув глазами. — Только сейчас у вас в руках нет граблей и вы не собираетесь наброситься на меня.
Лайм так редко шутил, что Джослин почувствовала, как в ее душе зарождаются радость и нежность. И ее не смутило даже то, что он подшучивал над ней.
— А с какой стати мне набрасываться на вас сейчас?
Лорд Фок обвел взглядом зал, в котором не было ни души.
— Но мы же совершенно одни, разве не так?
О, да, она хорошо помнила, что происходило каждый раз, когда они оставались наедине.
— Похоже, ваша рана на подбородке еще не совсем зажила, — чтобы хоть как-то скрыть смущение, попыталась переменить тему женщина.
Рана действительно выглядела плохо: многочисленные рубцы, оставшиеся от ниток, стягивающих ее края, делали кожу неровной, и это отнюдь не украшало лицо мужчины.
Лайм задумчиво провел пальцами по подбородку.
— Да, пока не зажила, — согласился он и резко отдернул руку от лица, затем, впившись огненным взглядом в глаза собеседницы, тихо добавил: — Вы мучаете меня. Вы же знаете, о чем я думаю, Джослин, не правда ли?
Молодая вдова удивленно пожала плечами.
— Я не понимаю, о чем вы говорите.
— О, я уверен, что понимаете. Вы ведь чувствуете то же, что и я. Но вы не хотите признаваться в своих чувствах.
Не выдержав его проницательного взгляда, она опустила голову.
— Это неправильно. Мы не должны не только говорить, но даже думать о каких-либо других отношениях между нами, кроме дружбы.
Шагнув к ней, мужчина приподнял ее подбородок.
— Я надеялся, что время и расстояние положат конец моим мучениям. Но, к сожалению, ничто не изменилось. Я по-прежнему долго не могу заснуть по ночам, думая о вас.
— И вы полагаете, что успокоитесь, если хоть раз мы станем близки? — спросила Джослин, чувствуя, что воспоминание о фразе, сказанной Лаймом в лесу, снова заставляет ее сердце мучительно заныть от боли.
Но он, к ее удивлению, лишь печально покачал головой.
— Мне бы хотелось в это верить, но я не верю.
В душе женщины всколыхнулась надежда. Может быть, он любит ее так же, как она…
В следующее мгновение вдова невольно передернула плечами. Боже, какая сумасбродная мысль!
— Ваш дядя уверен, что мы уже согрешили. Он пригрозил мне тем, что отправится к епископу и расскажет о нас, если мы не прекратим наши отношения. Иво собирается потребовать для нас наказания, Лайм.
Глаза лорда Фока засветились совсем другим огнем.
— А что вы ему ответили?
— Разумеется, все отрицала. А потом… я, конечно, поступила не как истинная христианка, но я сказала ему, что если он обратится к высшей церковной власти, то я сделаю то же самое. И пообещала рассказать епископу о нападении разбойников.
— И о том, что ответственность за него лежит на Иво, да?
Джослин покачала головой.
— Нет, этого я не говорила, но, думаю, ваш дядя понял, что я имела в виду.
Некоторое время мужчина задумчиво молчал.
— Сомневаюсь, что ваша угроза надолго остановит его. — Убрав пальцы с ее подбородка, он отвернулся. — Старый дьявол! С первого дня моего рождения он стоял между мной и тем, что мне принадлежит.
Что ему принадлежит? Она не ослышалась? Нет, не может быть, чтобы Лайм причислил и ее к тому, на что, по его мнению, имел права. Нет, не может быть.
Но растерялась не только Джослин, но и Лайм. Слова неосознанно сорвались с его губ. Смысл сказанного он понял слишком поздно, когда ничего уже не мог изменить. Проклятие! Повернувшись, мужчина испытующе посмотрел на прекрасную вдову и по выражению ее лица мгновенно понял, что его слова не остались незамеченными.
— Я хочу тебя, Джослин, — выдохнул он, тщетно убеждая себя в том, что испытывает лишь физическое влечение. — Но я не готов рисковать: нас могут отлучить от церкви. Иво нужны лишь доказательства. Если же он получит их, то не побоится угрозы и немедленно отправится к епископу. Мой дядя, боюсь, успокоится только в могиле. Или тогда, когда окончательно избавится от меня и завладеет Эшлингфордом. Правда неизвестно, что произойдет раньше.
На лице Джослин появилось выражение сомнения и растерянности.
— Я много узнала за последнее время. Но до сих пор не могу понять, почему Иво вас ненавидит лютой ненавистью. Он ведет себя так, словно вы отобрали у него баронство.
— Да, вы правы.
— О чем вы говорите? Даже если бы ваш отец назвал наследником не вас, им все равно стал бы Мейнард. У отца Иво не было шанса.
В мгновение ока воспоминания снова нахлынули на Лайма. Словно согнувшись под тяжким бременем прошлого, он опустился на скамью.
— Наверное, мне придется объяснить кое-что.
— Да, придется, — согласилась хозяйка Эшлингфорда.
— Несмотря на то, что отец любил мою мать, он знал, что не может жениться на ней. В то же время Монтгомери Фок должен был оставить после себя наследника. Дед не позволил бы ему взять в жены простолюдинку, поэтому ему все равно пришлось бы выполнить свой долг и жениться на Анне, с которой он долгие годы был помолвлен. Моя мать любила отца так сильно, что не хотела делить его ни с кем. Она девятый месяц носила меня под сердцем, когда решилась тайком покинуть замок. Поначалу отец старался забыть ее, но в конце концов не выдержал и, отказавшись от прав на Эшлингфорд, отправился искать ее, чтобы жениться на ней.
— Значит, в случае смерти вашего деда именно Иво получил бы Эшлингфорд.
— Да, и он мог бы в течение двух недель сложить с себя обязанности священника, чтобы получить то, чего желал всю жизнь.
Джослин задумчиво опустилась на скамью рядом с лордом Фоком.
— Но ваш отец вернулся.
Лайм напрягся. Женщина находилась так близко, что он едва устоял от соблазна прикоснуться к ней. Усилием воли подавив порыв, мужчина вонзил ногти в ладони.
— Отец нашел мою мать за день до моего рождения. Но я появился на свет слишком рано, чтобы стать законнорожденным. Папа так и не успел жениться на любимой женщине. А спустя несколько часов после родов она умерла. — Лайм не помнил мать, но при мысли о ее смерти его всегда охватывала безграничная печаль. Возможно, потому, что Монтгомери Фок до конца дней скорбел по ней. — Если бы не я, отец не вернулся бы в Эшлингфорд. Во мне же он видел возможность исправить допущенную ошибку. Твердо вознамерившись в один прекрасный день сделать меня своим преемником, Монтгомери Фок привез меня в баронство.
— И его отец, ваш дед, простил его? — поинтересовалась Джослин.
— Да. Зная, что Иво не достоин титула и положения барона, он завещал Эшлингфорд моему отцу, тем самым отвергая Иво.
— Но неужели старый барон согласился, узнав, что его сын намерен сделать наследником незаконнорожденного ребенка? Если он возражал против женитьбы Монтгомери Фока на простолюдинке, то, несомненно, не мог принять вас с радостью.
— Да, он не мог принять незаконнорожденного полуирландца, — сказал с горькой усмешкой Лайм. — Только через год после смерти старого барона отец сообщил всем, что считает меня своим наследником. Так как никто не возражал, разумеется, кроме Анны и Иво, он решил, что даже если они после его смерти будут оспаривать мои права на Эшлингфорд, король признает бароном именно меня.
Джослин сосредоточенно обдумывала услышанное.
— Видимо, Анна тоже ненавидела вас.
Вспомнив оскорбительные слова, пинки и пощечины, которыми изо дня в день одаривала его мачеха, мужчина печально проронил:
— Не больше, чем Иво. Хотя надо сказать, что у нее были причины для ненависти. В конце концов, отнимая баронство у Мейнарда, я отнимал его и у нее.
Взгляд Лайма соскользнул с лица молодой вдовы на ее колени, где лежали судорожно сжатые руки. Пальцы женщины в отчаянном бессилии сжимали ткань юбки. Казалось, только усилием воли ей удавалось удержать руки на месте, не позволяя им прикоснуться к нему, Лайму. Боже, ведь именно он заставляет ее так страдать! И все же… все же он вынужден поступать именно так, чтобы не причинить ей еще большую боль, ради благой цели. Но прав ли он?