И когда рокот набрал силу, когда стал подобен многотонному обвалу, когда по земле под ногами спасающихся пробежала дрожь, — раздался взрыв…
Стоило Дезире с Ани покинуть комнату, как странное существо с человеческими глазами развернулось и неуклюже направилось прочь. Оно не торопилось. Больше некуда было торопиться. Приказ отдан, и скоро всё закончится…
Его дети — его инструменты, возвращались. В их чувствах ощущался разброд и сомнения, однако они подчинились. Охотничий азарт оказался силён. Практически лишённые разума, многоножки должны были стать беспрекословно повинующейся силой, действовать подобно бездушным автоматам. Они так и действовали, бросаясь на слабых двуногих созданий, совершенно не способных защитить себя. Но оставить вожделенную добычу оказалось непросто.
Недовольно пища, многоножки возвращались. Почти все были забрызганы кровью, почти все участвовали в жестокой резне.
В тот самый момент, когда чудовище вновь встретилось с Дезире, когда узнало в ней свою спасительницу, в нём проснулось нечто задавленное много лет назад. Наверное, это можно было назвать человеческим началом — уничтоженным, замещённым примитивными животными инстинктами и элементарными командами повиновения. Именно эти команды стали основой мышления для новой сущности — заменой воли и личности. Но более некому было давать инструкции, некому ставить чёткие цели, некому контролировать процесс их выполнения. В итоге, результат давнего эксперимента, до этого работающий в штатном режиме, дал сбой.
Вырванный из кошмарных лабиринтов чуждого разума, человек сумел вновь осознать себя тем, кем был рождён. Сумел не сойти с ума и сделать единственное, на что ещё был способен. Он не желал для себя подобного существования, не желал большей крови. Некогда лелеемая месть давно истлела.
Всё дальнейшее произошло само собой. Человек отдал всего один приказ. Перед тем как покинуть операторную, многоножки создали все условия, для того чтобы электрогенератор завода начал работать на пике своих возможностей. Этот режим вёл к саморазрушению. Включение сирены свидетельствовало о том, что генератор пошёл вразнос. Обратной дороги не было.
Каким образом мелким тварям удалось обойти все системы блокировок и дублирующие контура безопасности — знал лишь тот, кто находился в теле безобразного чудовища. Он держался до последнего, не давая зверю вновь взять верх. Плотная завеса искусственно вложенного разума колыхалась на грани сознания. Она давила, корчилась, пыталась вернуть утраченное. Человек победил. Уже спустя несколько минут завод превратился в заполненную раскалённой смертью жаровню.
Чудовище и человек умерли одновременно, даже не успев осознать: была ли в том победа или поражение.
Минуты промедления и отдыха, проведённые у ворот завода, обернулись большой бедой. Начнись эвакуация раненых сразу, не дай люди себе расслабиться, уйди дальше от злополучных стен — было бы возможно сохранить больше жизней. Многие из выживших не отдавали себе отчёта в происходящем. Мысль, что злоключения могут лишь начинаться, настойчиво прогонялась. Нужна контратака, надо вновь почувствовать себя на коне — доказать собственное превосходство над жестокими тварями.
Кого-то взрыв застал лежащим в относительно безопасном удалении, кого-то ещё в пути — пригнувшегося, с заплетающимися ногами, а кто-то принял ударную волну и слепящее пламя, находясь у самых стен.
Из последних не выжил никто. Они даже ничего не почувствовали. Яркая вспышка — ничего более. Сдетонировавшие от взрыва генератора кристаллы породили огненный смерч, ненадолго вырвавшийся из завода. Этот смерч выжег всё в радиусе нескольких десятков метров, превратил живую плоть в обугленные куски дымящегося мяса.
На большем расстоянии он опалял, поджаривал заживо.
Но огонь — не единственное, что вырвалось из завода. Ударная волна прокатилась по окрестностям, корёжа металлические конструкции, вырывая с корнем деревья и расшвыривая человеческие фигурки. Обратившись смертоносными снарядами, в воздух поднялись сотни оплавленных обломков и на огромной скорости разлетелись во все стороны. Людей пробивало насквозь, отсекало конечности, тела обращались окровавленными фрагментами плоти. Ни криков, ни стонов — всё потонуло в сумасшедшем буйстве пламени.
Смерть продолжала собирать жатву.
Взрывная волна прокатилась и иссякла. Огонь бушевал дольше, но и он опал, укрылся на заводе, где ещё было чем поживиться.
Глава четвёртая
Картина медленно догорающих руин завода казалась убийственной. Грандиозный костёр опадал на глазах, пламя съёживалось, исторгая из себя клубы тяжёлого тёмно-серого, почти чёрного дыма.
Созерцание останков того, что успело стать для общины родным домом, можно было отнести к безысходности. Приютивший, давший надежду, завод — превратился в огненную купель, в которой сгорели чаяния и планы на будущее.
Марна озиралась по сторонам, находясь в лёгкой прострации. Всё произошедшее казалось столь невероятным, что выбивало из колеи. Мысли путались. В ушах стоял противный писк: надоедливый, сводящий с ума. Всё, что произошло после операторной, сливалось в одну мутную, обрывочную картину. Воспоминания вспыхивали, но ни о чём не говорили.
Она стояла довольно далеко от завода. Метрах в трёхстах. Земля была покрыта обгорелым пластиком, бетонным крошевом и частями металлических конструкций. Под ногами хрустели ветви, шелестел пепел. Был и ещё какой-то мусор, но Марна не стала присматриваться, опасаясь выискать то, от чего станет совсем плохо…
Кое-где виднелись фигурки людей. Находясь друг от друга на приличном расстоянии, они медленно и неуверенно поднимались, перекрикивались.
— Сколько же нас осталось? — вслух проговорила Марна.
Исходя из того, что она видела, выживших вряд ли было много. Это удручало, голова начинала болеть ещё сильнее. Ноющая боль расходилась кругами, ощетинившимися острыми иглами. Марна почувствовала отчаяние.
То, что теперь общине нужно вновь искать убежище, — было очевидно. Вот только смогут ли они? Дорога к заводу заняла не одну неделю. И это почти не плутая, ориентируясь по купленной втридорога, от руки начерченной схеме.
Можно двинуться на восток. Где-то в районе угольных залежей до сих пор шла разработка. После войны этот древний ресурс вновь приобрёл актуальность. Гидрат метана стал доступен либо хорошо обеспеченным городам и сообществам, либо удачливым поисковым экспедициям и их базам. Все остальные вновь перешли на уголь или древесину.
В первые годы большинство уцелевших горных разработок были захвачены различными вооружёнными группами. Были среди них и части регулярных войск, и наспех сколоченные банды, и частные военизированные формирования. Но, как показало время, мало кто из них представлял, что потребуется для обеспечения бесперебойной добычи. О прежних объёмах и вовсе речи не шло.
Постоянные нападения конкурентов, поломки и аварии быстро сделали своё дело. Перед лицом полного уничтожения небольшим анклавам приходилось объединяться. Как ни сильно было желание иметь своё, пусть совсем небольшое, но государство, но жить хотелось больше. Разумеется, на компромисс шли не все. В итоге, часть горнодобывающих комплексов была разрушена, часть образовала настоящие города-полисы с замкнутой инфраструктурой и строгой дисциплиной, а часть превратилась в прибежище мелких банд: от тех, что относительно мирно сосуществовали с соседями, до тех, что не гнушались грабежами и работорговлей.
Восточные залежи угля принадлежали Гансу Могиле. Теперь несколько остепенившийся, он почти забросил разоряющие рейды и даже умудрился вновь запустить две шахты. Но жители окрестных поселений ещё хорошо помнили тот ужас, что наводила его банда, а потому не спешили доверять бывшему душегубу.
Расположенные западнее некогда огромного, а теперь лежащего в руинах Кёльна, эти шахты вполне могли стать временным прибежищем для остатков общины. Марна знала, что Ганс набирал желающих поработать рудокопами и даже обещал сносные условия жизни. В последнее она не верила, да и сама личность Могилы вызывала приступ тошноты. Добровольно привести людей в руки пусть и бывшего, но убийцы и насильника, Марна не могла. Не хотела. Этот выход казался ей не более чем мышеловкой, шагом к существованию в качестве бесправных рабочих — всё равно, что рабов.
Можно было попытаться вернуться обратно — той же дорогой, не заходя во владения Ганса. Это казалось вполне осуществимым, но заведомо не имело перспектив. Ни одно мелкое поселение не примет к себе горстку беженцев. Кому под зиму нужны лишние рты? А крупных очагов цивилизации за спиной, к сожалению не было.
Оставалось одно — искать что-то своё. Пока ещё позволяло время, пока не ударили первые морозы, пока оставались силы. Если оставались…
Марна ещё раз взглянула на столб клубящегося дыма. Почему-то в голову пришла мысль о том, что ближайшей ночью придётся спать на холодной земле. Она никогда не любила ощущения сырости, не любила завывания ветра. Привыкание приходит быстро. И Марна чувствовала, что слишком сильно успела привязаться к новому пристанищу, привыкла к комфорту. К комфорту с Закэри!
А где он теперь, что с ним? Последний раз она видела Зака у той злосчастной комнаты, где всё и началось… Или слышала… Чёткой уверенности не было, а это лишь укрепляло внутреннее беспокойство за близкого человека.
Марна помнила, что очнулась уже за воротами. Было тихо, рядом стояли двое. Кто? Вот это ускользало из памяти. Потом она снова теряла сознание, снова приходила в себя. Кажется, не один раз. Рядом бегали люди, слышались крики и редкие выстрелы. Потом её взяли под руки и куда-то потащили. А потом был взрыв.
Негусто, если учесть, что за это время жизнь общины перевернулась с ног на голову.
Марна тяжело вздохнула и двинулась в сторону ближайших выживших. Следовало собрать всех вместе и сразу начать подготовку к эвакуации. Стенать можно потом в дороге. Наверняка оставались раненые, которые ждали помощи. И, как ни горько было об этом думать — оставались мёртвые, которые требовали элементарного уважения. Судя по всему, именно погребение должно было отнять большую часть времени и сил. Но экономить на этом Марна не желала.