ы и потому всё же не выбрала лёгкий и очевидный выход. Тем более что в глазах Дезире появлялось настоящее безумие, когда разговор заходил о возможности остановиться в стенах НИИ.
Но не только это повлияло на решение Марны. Она знала, что большинство городов — независимо от их размера — не пусты. Да, в них не жили люди, но зато развалины становились прибежищем для грайверов. До тех пор, пока в городе были мёртвые, трупоеды не покидали его переделов, пируя на кладбищах и на трупах убитых во время войны. Эти созданные магами существа не гнушались ни мягкой плотью, ни костяками. По сути, являясь крайне трусливыми, они редко нападали на живых. Однако, объединившись в стаи, превращались в реальную опасность. Тем более — зимой. То, что грайверов ещё не было в близлежащем городе, говорило лишь о том, что они там обязательно появятся позже. И оказаться в это время поблизости, пусть и за стенами института, Марна не хотела.
Горькая усмешка судьбы — рядом, всего в нескольких километрах, раскинулись развалины, в которых легко могли бы укрыться сотни общин. Многие могли бы начать возрождение цивилизации, заняться обустройством новой жизни. Но нет, города превратились во врагов, а не союзников выживших. Внешне спокойные, камни таили в себе смерть ещё более верную, нежели пустое сидение у обгорелых останков завода.
Конечная цель пути выглядела расплывчатой. Слишком многим критериям она должна была соответствовать: достаточное удаление от крупных поселений, наличие прочных стен, возможности по обеспечению пищей и другие. Острее всего вставал вопрос пропитания. Почти все припасы исчезли в огне. Найти новые источники было первоочередной задачей.
Но иного пути Марна не видела. Обратная дорога всё равно заказана, а поэтому, сколь ни призрачна надежда на благополучный исход очередного перехода, но оставаться на месте равнялось самоубийству.
Шли молча, лишь изредка перебрасываясь отдельными фразами. За последние дни каждый потерял либо родных, либо друзей. Можно привыкнуть к сложной повседневности, постоянной опасности, тяготам переходов и монотонной работе. Но можно ли привыкнуть к потере дорогих тебе людей? Массовость же этой потери давила стократ сильнее, заполняя головы ноющей болью, в которой появлялись и гасли знакомые лица и голоса.
Природа словно решила продолжить череду выпавших на общину испытаний. До того стоявшая сухая погода сменилась сначала ливнем, а потом монотонной изморосью. Серое небо нависало грязными клочьями ваты, опускаясь всё ниже и ниже к земле.
— Всё такое тоскливое, — сказала Дезире и громко чихнула.
— Хилки любит дождь, — самозабвенно улыбаясь, отозвался старик. — А вот Пушистик не любит. Смотри, он спрятался. Браксус, как тебе не стыдно? Красивая девочка не прячется, а ты?
Дезире украдкой улыбнулась. Чучело хорька покоилось у старика за пазухой. Наружу торчал только облезлый нос.
— Не трогай его, Хилки. Не хочет он шёрстку мочить. Была б моя воля, я бы с удовольствием спряталась в какое-нибудь тёплое, сухое местечко.
Старик предпочёл промолчать.
— Знаешь… — продолжила девушка. — Я слышала — раньше была пословица… Что-то о том, будто выходить в дорогу в дождь — хорошая примета. Что же может быть хорошего в том, чтобы мокнуть уже в самом начале пути?
Хилки улыбнулся. Его глаза утратили выражение отрешённости, взгляд стал осмысленным.
— Была такая пословица. Только далеко отсюда. В другой стране. Даже не пословица — так, примета.
— И что, сбывалась?
— Если в неё верили, то обязательно… — Хилки подставил лицо дождю. — Мы с Браксусом верим, да.
Дезире поёжилась. Ей очень хотелось верить, но не получалось. Вода под ногами, вода над головой, до нитки вымокшая одежда и редкие порывы пронизывающего ветра — всё это заставляло прибавлять шаг.
По счастью, возле остова одной из ферм они нашли куски толстой плёнки. Скорее всего, когда-то она служила чем-то вроде укрывного материала. Плотная, армированная тонкими металлическими нитями — она до сих пор противостояла перепадам температур, не превратившись в труху.
Из плёнки на скорую руку соорудили нечто вроде плащей. Не слишком удобных, но зато успешно спасающих от дождя. Ею же обернули и обувь — плотно, поверху обвязав проволокой или верёвками.
Было решено двигаться по первой достаточно сохранившейся дороге, какая будет найдена. Попусту плутать по лесам казалось большой глупостью. А автомобильная магистраль должна была стать путеводной нитью. Единственное, что заставляло людей сомневаться, — близость руин поселений. В том числе достаточно крупных. Найти в них что-то полезное было почти невозможно — эта часть Европы сравнивалась с землёй с особой тщательностью. Зато вероятность нарваться на неприятность вырастала весьма сильно. В итоге остановились на том, что по возможности будут обходить города стороной.
В итоге, проплутав несколько часов среди ферм, беженцы вышли к неплохо сохранившемуся шоссе. После бездорожья и топкой грязи твёрдое покрытие стало подарком судьбы. И пусть его поверхность была прорезана широкими трещинами, пусть местами проросла упрямой травой и кустами, а кое-где раскрошилась, смешавшись с песком и глиной, — это нисколько не умаляло достоинств настоящей дороги.
— Вот бы нам сейчас машину, а, Гракх? — тяжело дыша, сказал Кэр. Он хоть и шёл сам, но недавнее ранение всё ещё давало о себе знать непроходящим чувством усталости.
— Да, клянусь станками родительских цехов, я бы сейчас взялся за самую завалящую колымагу! — с готовностью согласился зарккан. — Нам бы найти какой-нибудь законсервированный гараж или автомобильную базу, сервис… Эти корыта, что остались на улице, теперь даже в переплавку не сгодятся.
— А что такое машина? — раздался тоненький голосок Ани.
— Машина-то? — Гракх мечтательно закатил глаза. — Вот видела мою телегу?
Девочка кивнула.
— Теперь представь, что она может ехать сама. Далеко-далеко. А все мы со своими вещами сидим в ней и только по сторонам смотрим, выбираем, где остановиться.
— Не поместимся, — фыркнула Ани и отбежала в сторону, склонившись над каким-то одиноким цветком.
— Дети… — протянул зарккан. — Ничего не знают!
— А что ты хочешь, Гракх? — вступила в разговор Марна. Она говорила вполголоса. — Мы деградируем. Наше поколение помнит ещё хоть что-то. Но и эти знания большей частью касаются выживания. А история? Ты знаешь историю или философию?
— Конечно! — выпалил он, но тут же отвёл взгляд. — Основные вехи-то знаю… А философов я вообще презираю. Тоже мне — наука! На что она мне? От меня требуется разбираться в железках, а не ломать голову над извечными вопросами без ответов.
— Я не спорю, ты в этом неоценим. Но пока мы используем наработки прошлого, сидим на развалинах и выбираем те куски, которые ещё можем использовать. А что будет лет через пятьдесят, сто?
— Я-то откуда знаю? — насупился зарккан.
— К каменному веку мы, конечно, не скатимся. По крайней мере, я хочу в это верить. Но вот в средневековье с его суевериями и страхами — вполне возможно.
— Но как же города-полисы? Не может быть, что всё разрушено. Наука и всё самое лучшее должны где-то сохраниться, — послышался возбуждённый голос Дезире.
— Мы с тобой уже говорили об этом. Я всем сердцем желаю, чтобы такие места сохранились. Хотя бы одно такое место. Но желать и верить — для меня разные вещи. Подумай сама. Мы почти остановили добычу полезных ископаемых. Причём почти всех. Добываемое сейчас — крохи. Ещё немного — и закончится гидрат метана. Его уже сейчас не кристаллизуют. А без энергии встанет оставшееся производство. Здравствуй, ручной труд! Здравствуй, бревенчатый сруб…
Дезире не знала, что сказать. Она не хотела, не могла поверить в услышанное. Ведь если всё действительно так, то зачем вообще всё это? Жить без цели, опускаясь всё ниже и ниже? Девушке вспомнились гусеницы, толстые и лохматые. Они сидели на листьях и самозабвенно жевали. Никаких забот — знай, набивай живот и старайся не упасть с облюбованного листа. Он тебе и кормушка, и место для сна, и оправления нужд…
— Нельзя же так… — прошептала она.
— Марна, хватит пугать нашу целомудренную красавицу! — не выдержал Кэр. — Тебя послушаешь — хоть топись иди. Благо озёр кругом навалом. Только выбирай. Придумаем что-нибудь. Эрсати, к примеру, обходятся без угля, нефти и других метанов. Солнечная энергия, если уметь с ней обращаться, вполне может обеспечивать электричеством и дом, и город. А это лишь один пример. Уверен, что и Гракху есть что сказать. Так что давай не будем посыпать голову пеплом.
Дезире удивлённо уставилась на Кэра. Услышать от него подобные слова она никак не ожидала. Подумать только — заносчивый и самовлюблённый эрсати внушал ей уверенность в будущем, возвращал к жизни. И пусть Марна права, девушка это знала, по всем пунктам права. Кроме одного — нельзя смотреть в будущее, имея в душе лишь боль и отчаяние.
— Смотрите-ка, — вновь послышался голос Кэра. — Теперь мы смело можем начинать рисовать схему нашего путешествия. Точка отсчёта есть… Кто возьмётся?
Дезире посмотрела в ту сторону, куда указывал эрсати. На покосившемся придорожном столбе висел большой щит, облупившийся и почему-то погнутый. Девушка знала: раньше такие щиты называли дорожными знаками. Сейчас что-либо разглядеть на нём почти невозможно. Почти… В верхней его части красовались белые буквы.
— Ну и что там написано? — буркнул Гракх.
— Там написано… — Кэр выдержал паузу. — Что трасса имеет номер: сорок два. А впереди нас ждёт первый город: Зипенбуш. Всего через полтора километра.
Дезире в который раз споткнулась. За сегодняшний день зрение заметно ухудшилось. Если раньше глаза слезились, болели и лишь иногда затуманивались, то теперь белёсая пелена не спадала. Она ещё не переросла в молочную белизну, но, судя по темпам, до неё оставалось недолго.
«Неужели так быстро?»
Она не рискнула поделиться своим состоянием даже с Марной. У той сейчас и без неё было много забот. Зачем надоедать с тем, чего нельзя изменить?