— Куда-то собираетесь? — я сделал неопределённый жест, подразумевая грузчиков на заднем дворе. — Или вознамерились обнести хозяина виллы?
Строганов хмыкнул:
— Нравится мне ваше чувство юмора, господин Иванов.
— Здорово. Большинство полагает, что у меня его нет.
— Глупцы, — новый глоток. — Впрочем, если хотите знать, я съезжаю. Вместе с семьёй и полезными в хозяйстве вещами. Так что наш договор касательно тренировок Ани считайте выполненным. Я видел, как она дерётся, и вполне доволен результатом.
— Искренне рад это слышать.
— Девочке нравились ваши встречи, и она грустит, — продолжил герцог. — К сожалению, я не могу подвергать свой Род опасности. Вы в курсе сложившейся ситуации.
— Думаете, Халифат прорвётся в Черноморье?
— Почём знать, — Тимофей Савельевич равнодушно пожал плечами. — Они этого хотят. А я не любитель гадать на кофейной гуще. Если есть возможность, существует и опасность.
— Ну, вы не привязаны к конкретной территории, — заметил я, приближаясь к собеседнику. — И вам тут особо нечего терять.
— Сказал человек, живущий в домоморфе, — хмыкнул Строганов.
— У меня есть земли, гвардия, слуги и помощники.
— Пустили корни, — грустно произнёс герцог. — В приграничье.
— Не одобряете.
— Личный выбор каждого, — глоток из кружки. — Я бы так не поступил, но я — не вы. Впрочем, я пригласил вас не столько для прощания, молодой человек, сколько по делу. Если доживёте до декабря, конечно.
— Съезд Вольных Родов?
— Да, он состоится, как и запланировано. Предварительные даты — с десятого по одиннадцатое декабря. Я передал ваше согласие коллегам, поставил вашу кандидатуру на голосование… И остаётся чистая формальность. Съездить в Екатеринбург.
— Меня же ещё не одобрили.
— Это неважно, — отмахнулся герцог. — Я предвижу, что проблем с этим вопросом не возникнет.
— Будет официальное приглашение?
— Его доставит курьер. На днях. Опять же…
— … чистая формальность, — закончил я герцогскую мысль.
— Зрите в корень, — допив какао, Строганов поставил чашку на прозрачный журнальный столик. На оргстекло попало несколько капель дождя из распахнутой настежь секции. Оттуда же веяло холодом и сыростью. — Надеюсь, скоро увидимся.
— Я тоже на это надеюсь, Ваша Светлость. Провожать не надо, я помню дорогу.
Запоминание дорог — это часть моей профессии.
С Аней я пересёкся совершенно неожиданно, когда девушка спускалась в холл со второго этажа.
— Привет! — на лице блондинки расцвела радостная улыбка. — Мне передали, что ты приехал. Уже уходишь?
Виновато развожу руками:
— Дела. Боюсь, если сейчас не выехать из центра, придётся покупать вёсла. Город превращается в Венецию.
Аня спустилась в светло-голубой фланелевой рубашке и такого же цвета джинсах, на её ногах были кроссовки. Белые. Ещё одна примета скорого отъезда. Насколько я помню в повседневной жизни блондинка предпочитает красивые платья.
Дочь герцога остановилась передо мной, её голубые глаза смотрели с лёгкой грустью, но в них всё ещё теплилась искра надежды. Она поправила прядь волос, выбившуюся из-за уха, и слегка наклонила голову, словно пытаясь найти слова. Как бы невзначай взяла меня за руку.
— Ты… ты ведь не забудешь о нас, правда? — тихо спросила девушка, её голос едва слышно перебивался монотонным рокотом дождя за стенами виллы. — Даже если мы уедем… ты будешь помнить?
Я сдержанно кивнул, стараясь не выдавать ни тени эмоций. За две тысячи лет я научился держать дистанцию, даже если внутри что-то ёкало. Аня была всего лишь ребёнком, пусть и с аристократическими корнями. Её чувства — временные, как и всё в этом мире.
— Ты оставила след, — сухо ответил я. — Но не стоит придавать этому слишком много значения. Жизнь длинна, люди приходят и уходят.
Она слегка сжала губы, словно пытаясь сдержать дрожь в голосе.
— Я… я хотела тебе кое-что сказать, — начала она, но тут же запнулась, словно боясь произнести слова вслух. Её пальцы нервно теребили край рубашки. — Ты был для меня не просто учителем. Ты… ты стал для меня важным. Больше, чем я могла себе представить.
Я почувствовал лёгкое раздражение. Эмоции — это слабость, а слабости я не позволял себе уже очень давно.
— Аня, — сказал я, стараясь говорить максимально нейтрально, — ты молода. Ты ещё встретишь множество людей, которые будут для тебя важны. Не зацикливайся на прошлом. Оно только мешает двигаться вперёд.
Она опустила глаза, её губы дрогнули.
— Я знаю, — прошептала она. — Но это не делает прощание легче.
Я подавил вздох. Дети. Они всегда так драматизируют.
— Ты сильная, — сказал я, стараясь звучать как можно более отстранённо. — И справишься со всем, что бы ни случилось. Ты ведь всегда была лучшей ученицей.
Аня засмеялась, но в её смехе слышались слёзы.
— Лучшей? — переспросила она, поднимая на меня взгляд. — Да ведь ты и не учишь никого, кроме меня и Феди! Ты просто льстишь мне.
— Нет, — ответил я сдержанно. — Я не трачу время на лесть. Ты была целеустремлённой и упорной. Достигла хороших результатов. Это факт.
Аня кивнула, но её рука всё ещё сжимала мою. Она словно не хотела отпускать, словно боялась, что это последний раз, когда мы видимся.
— Обещай, что напишешь, — вдруг сказала она, её голос звучал почти как мольба. — Хотя бы раз. Чтобы я знала, что ты… что ты в порядке. Или позвони, ты же держишь связь с отцом.
Я спокойно посмотрел на неё. Обещания — это цепи, а я не привык связывать себя. Но что-то в её взгляде заставило меня кивнуть.
— Если будет возможность, — ответил я, не давая твёрдого обещания.
Она наконец отпустила мою руку и сделала шаг назад. Её лицо снова стало спокойным, почти невозмутимым, как у настоящей аристократки. Но в её глазах всё ещё читалась боль.
— Тогда… до свидания, — сказала она, её голос звучал твёрдо, но в нём ещё дрожала неуловимая нотка сожаления.
— До свидания, Аня, — ответил я, чувствуя, как холодная пустота возвращается на своё место.
Она повернулась и пошла в сторону лестницы, её шаги были медленными, словно она надеялась, что я остановлю её. Но я знал, что этого делать нельзя. Я смотрел, как она поднимается по ступенькам, пока её фигура не скрылась из виду.
Дождь за окном продолжал барабанить по стеклу, словно аккомпанируя моим мыслям. Я стоял в холле, чувствуя, как холод проникает внутрь, несмотря на тепло из полыхающего камина.
Прощание — это всего лишь ещё один этап. За две тысячи лет я видел слишком много людей, приходивших и уходивших. Умирающих и погибающих. Аня была просто ещё одной из них. Ни больше, ни меньше.
Я повернулся и направился к выходу, оставляя за спиной шум дождя и воспоминания, которые уже начали тускнеть.
Дворецкий подал мне штормовку и меч-трость.
Когда я сел за руль, вывел спорткар с тихой улочки и влился в поток медленно пробирающихся по городу машин, то первой мыслью было позвонить Бродяге из ближайшего таксофона и вызвать куда-нибудь на проспект Дарвина. Вместо этого я направился в Турецкий Квартал, припарковался у безлюдной кофейни, заказал себе крошечную чашечку обжигающе крепкого напитка и сел у окна, приводя мысли в порядок.
Ночью я влез через Ярика в тактический конструкт, куда накануне был приглашён Барским. Ожидал встретить там ошивающихся князей и прочих вершителей судеб, но понял, что заблуждаюсь. Сон разрабатывался персонально для начальников клановых СБ, а также для руководства внешней имперской разведки, подчиняющейся Медведям. Собственно, Долгоруковы всё это и организовали, причём по максимальному разряду. Мне Ярик потом сказал, что защиту от «левых» морфистов хрен пробьёшь, даже с его навыками и опытом.
Выглядело всё так, словно я попал в дорогой отель с конференц-залом, но большая часть номеров попросту отсутствовала. Стоило подняться на пару этажей вверх, и сновидец оказывался в зоне неопределённости, где двери и помещения распадались на периферии зрения. Первый ярус конструкта состоял сплошь из переговорных комнат, где можно было пообщаться с морфистами-разведчиками, телепатами и представителями СБ Великих Домов. Я попал на брифинг в конференц-зале, там упомянутые личности делились оперативными сводками за минувший день. Меня представили как независимого консультанта из Европы и предоставили вымышленный образ — пенсионера в твидовом костюмчике с видавшим виды кожаным портфелем. С расспросами никто не лез.
Я сидел, внимательно слушал донесения. Просматривал ролики, переданные морфистам телепатически и выведенные на большой белый экран. Для наглядности там даже проектор поставили, что меня немало позабавило.
А вот что меня не позабавило, так это профессиональные действия британцев и Халифата по ликвидации последствий моего вмешательства. Операции теперь планировались более тщательно, сильных одарённых перебрасывали к местам боевых действий чуть ли не с фальшивыми паспортами, а ещё снабжали иллюзионами и артефактами по защите от ментального сканирования. Некоторых удавалось вычислить, других нет. Кроме того, британцы навострились закупать мехов в Евроблоке, доставлять в Халифат по частям, собирать на месте и оперативно транспортировать в Персию. В Каспийском море безраздельно доминировал имперский флот, но с западного и восточного направлений блокировать поставки было нереально. Впрочем и наши транспортные артерии, проложенные через Среднюю Азию, были надёжно прикрыты. Всё это вызывало печальные мысли о том, что противостояние может затянуться на долгие месяцы.
Темой дня стало обсуждение запланированного врагом тектонического удара. И речь не шла о сильном геоманте или даже команде геомантов. По мнению московской разведки, атака будет проведена неизвестным одарённым с помощью запрещённой артефакторики. Удалённо. Предполагается, что тектонический разлом в регионе Хур можно «раскачать», что приведёт к масштабному землетрясению на юге Персии. А там у империи мощный укрепрайон, из которого устраиваются рейды по всему побережью Персидского залива, где пробуют высадиться десантники Халифата. Землетрясение, сказал московский агент, сотрёт с лица земли Нейриз, Казерун, Фесу и нанесёт катастрофические повреждения Ширазу. А ведь в Ширазе главный опорный пункт Добровольческого Корпуса, туда регулярно прибывают дирижабли из Тегерана.